Черная Вдова. Возмездие
Обычно в реальности мир далеко не так прекрасен.
Однако здесь все было настоящим. Прямо перед глазами вырастала отвесная стена горы Сахарная Голова с вертикальным утесом и канатной дорогой. Пляжи Ипанема (прямо как в песне) и Копакабана (в другой песне) широкой песчаной полосой тянулись от горы к югу. Затем, оставив далеко позади пляжные гранд-отели, линия, соединяющая океан и сушу, обрывается, неожиданно сменяясь горсткой крохотных остроконечных холмов, возвышающихся над набегавшими на отмель волнами.
Если бы Наташа присмотрелась внимательнее, она разглядела бы среди гостиниц «Копакабану Пэлас», где в пятидесятых годах Говард Старк влюбился в вид на море (хотя, скорее, в купавшихся в нем женщин) и приобрел пентхаус на шестом этаже, который уже несколько недель служил для Наташи и Авы оперативной базой.
Наташа сообщила Колсону, что заберет Аву из Академии ЩИТа для того, чтобы совместить проведение операции с отпуском. Однако истинная причина была ясна: они прибыли в Южную Америку лишь с одной целью.
«Отомстить за Алексея».
Иван Сомодоров был мертв, однако его террористическая сеть все еще существовала. Вдовы прибыли в Рио по следу оперативных данных (Ава начала называть их «фактической историей» во время учебы в Академии), чтобы с их помощью привлечь убийц Алексея к суду и уничтожить сеть Ивана вместе со всем его «Красным отделом» – школой шпионов с дурной репутацией, которая разрушила жизни Наташи и Авы. Смерть младшего брата Наташи, бывшего первой любовью Авы, причинила страдания им обеим.
«И в том, и в другом случае…»
Теперь, когда девушки сталкивались с задержками, расследование то и дело заходило в тупик, а на вопросы не было ответов, Наташа решила взять тайм-аут на несколько часов. Она привезла сюда Аву на своем «харлее», не обращая внимания на нестерпимый послеполуденный зной и не в силах объяснить, зачем она это делает.
Какое-то неясное предчувствие…
Наташа знала лишь, что уже ощущала то же самое прежде, – в первый раз, когда карабкалась по черепичной крыше во время обычной разведывательной операции на окраине Гаваны.
В другой раз она испытала то же чувство, когда летела на вертолете «апач» над ослепительно зеленым рисовым полем Мьянмы так низко, что помешала семье слонов принимать водные процедуры в реке Мали.
Это же ощущение вернулось к девушке, когда она пластом лежала на крыше во время разведывательной миссии в Алеппо, наблюдая за тем, как солнце поднимается над полуразрушенным минаретом Великой мечети, и слушая, как по сирийскому городу эхом раздается утренний призыв к молитве.
Позднее она вновь ощутила то же самое, когда в морозной Москве спускалась по тросу Живописного моста и ей в ноздри неожиданно ударил теплый аромат корицы и кофе из располагавшейся неподалеку пекарни «Ватрушка». В то время она вывозила скомпрометированный источник информации из холодной, враждебной страны – своей Родины.
Вспоминая все это во время операции в «зоне отрицания», Наташа была вынуждена признать, что осознала нечто, что отрицать невозможно. Остатки мечты или, может быть, надежду.
«Если мир все еще может казаться таким прекрасным (даже сейчас, после всего, что произошло), тогда кто знает?»
Может быть, еще не все потеряно для этого холодного орбитального шара из никеля, железа и кремния, этого изношенного, скованного притяжением камня, который каким-то чудесным образом пережил все, что когда-либо было ей дорого.
«Может, когда-нибудь здесь будет не только смерть, потери, предательство и боль. Не только одиночество и разлука…»
Наташа смотрела на мир перед собой, словно пытаясь разглядеть в нем подтверждение своим мыслям. Год, прошедший с тех пор, как умер Алексей, был для Наташи и Авы тяжелым по многим причинам. Семьи Наташи больше не было, ее друзья разъехались кто куда. Если Ава действительно собиралась и дальше называть себя Красной Вдовой и использовать новообретенную силу для всеобщего блага или даже простого выполнения указаний Марии Хилл или Колсона, ей нужно было обрести надежду.
Может быть, это случится именно сегодня.
Наташа сделала глубокий вдох, сосредоточив взгляд на расстилающемся над ней ярком небе.
«Успокойся, Романофф. Что с тобой не так? Ты действительно превращаешься в какую-то чокнутую…»
Наташа отвела взгляд. Откуда-то из толпы доносилось радио, игравшее неофициальный гимн Рио – печальную и протяжную песню Жоао Жилберту в стиле босанова. Она звучала везде: в такси, в холле любой гостиницы города; ее мотив не выветривался из головы неделями: «Высокая и загорелая, красивая юная девушка из Ипанемы гуляет…»
– Извините… – толпа туристов пришла в движение и вытеснила темноглазую, темноволосую девушку в старомодном облегающем платье зеленого цвета к перилам так, что та оказалась в опасной близости к отвесному склону горы и задела локтем плечо Наташи. Потеряв равновесие, девушка отклонилась в сторону и почти перевалилась через перила, но Вдова успела схватить ее за руку. Наташа почувствовала, как девушка сомкнула пальцы вокруг ее запястья в попытке вернуть себе равновесие.
– Осторожнее, – сказала Наташа. – Вид из окна скорой не такой красивый.
Незнакомка вряд ли была намного старше Авы.
– Простите! Простите… – девушка перешла на ломаный английский с сильным акцентом. – Простите, да, простить. Со мной приключиться несчастный случай, – проговорила она, пятясь назад. – Я отвлекаться ангелами.
– Что? – Наташа уставилась на девушку. – Ангелами?
– Я иметь в виду небо. Английский не быть моим языком. – Глаза девушки были расширены, в них читалась неподдельная паника. – Прощаю тебя.
Незнакомка повернулась и тут же скрылась в толпе туристов.
Наташа наблюдала за тем, как она уходит, машинально запечатлевая в памяти черты ее лица. Для этого ей хватило трех секунд.
Выраженные скулы, широко расставленные глаза, крупные черты лица, четкий горизонтальный профиль, акцент.
Девушка говорила по-португальски, однако больше была похожа на русскую. По крайней мере, если не брать в расчет ее темные глаза и волосы, она явно происходила из Восточной Европы.
«Определенно прослеживаются уральские корни и частично кавказские. – Но в ней было еще кое-что странное для девушки в ее… сколько же, восемнадцать-девятнадцать, двадцать с небольшим? – Возможно, речь. Может ли португальский быть ее вторым языком? – Нахмурившись, Наташа ощупала свое плечо. – Может, она пыталась получить какие-то сведения? Ощущается ли какой-нибудь передатчик? Жучок, микрофон, метка? Это был агент иностранной разведки или же просто неуклюжая девица?»
Не обнаружив на плече ничего подозрительного, Наташа опустила руку и встряхнула головой. Наверное, эта операция в Южной Америке окончательно добила ее. Колсон говорил ей, что после возвращения из Стамбула больше года назад она стала параноиком.
«Разве можно считать паранойей тот факт, что множество людей жаждет убить тебя? Я готова поклясться, что та девушка столкнулась со мной намеренно. Не говоря уже о том, что встретить русских туристов в Бразилии – большая редкость…»
– Наташа! Смотри! – Ава отчаянно махала ей рукой с другого конца смотровой площадки. Одна из свободно гуляющих по городу обезьян взобралась на стену рядом с Авой и теперь портила ей селфи, вопя и разевая пасть. – Обезьяна!
– Поздравляю. – Наташа покачала головой. – Прямо как ты.
Сегодня Ава была в странно приподнятом настроении; после операции в Стамбуле Наташа впервые видела, чтобы эта девочка столько улыбалась.
– «Селфи с обезьяной? Неужели я тоже такой была? – Это было слишком давно, чтобы помнить наверняка. – Надеюсь, теперь она хотя бы не будет проситься к капибарам».
Наташа снова огляделась вокруг, но девушка в зеленом платье исчезла.
«Странно. – Наташа стала всматриваться в толпу пристальнее, как вдруг почувствовала вибрацию на запястье. Девушка проверила «укус Черной Вдовы», выглядывавший из-под рукава армейской куртки, которую Наташа, несмотря на жару, надела поверх влагопоглощающего комбинезона из светового волокна. Ведь жара все же лучше, чем москиты. – И уж гораздо лучше, чем малярия, чикунгунья, вирусы денге или зика. – В месте, расположенном настолько южнее Панамы, даже у Черной Вдовы не оставалось иного выбора, кроме как отказаться от своего кожаного костюма. – Семь часов вечера? Черт…»