Дом малых теней

Но теперь они вернулись.
Кэтрин вытерла кровь с верхней губы тыльной стороной ладони. Скоро вместе с тошнотой ушло и головокружение. Память лишь ненадолго притупила резкие приступы боли в желудке, которые ей оставил Майк. Должно быть, Майк спровоцировал рецидив, еще в такой-то близости от места, где все началось.
В четверг кто-то доставил в ее квартиру письмо не через почту. Пока она возилась со щеколдой на входной двери, этот кто-то ушел, и она безрезультатно всматривалась в улицу, на которую не выходила с прошлой пятницы. Письмо было адресовано ей, через фирму Осборна. Должно быть, его переслал ей Леонард.
На конверте из плотной льняной бумаги красовалась красная восковая печать, словно на судебной повестке XIX века.
Чувствуя свинцовую тяжесть и тупую боль, как если бы, проплакав неделю, она растянула все мышцы живота, Кэтрин открыла конверт на кухонной стойке.
Письмо было от Эдит Мэйсон. Неряшливо написанное от руки на старинной писчей бумаге, оно скорее напоминало резкое требование, нежели приглашение приступить к оценке содержимого Красного Дома завтра же, то есть в пятницу.
Ее не было в Красном Доме всего неделю, а жизнь ее порвалась в лоскуты. Она сомневалась, что даже М. Г. Мэйсон, гроза крысиного племени, сможет сшить ее заново.
Глава 16
Леонард держал ее за руки и внимательно слушал. Кэтрин ощущала его ладони, сухие ладони старика, как что-то очень легкое, почти невесомое, и ей самой становилось легче. Когда она наконец прекратила плакать и подняла взгляд на Леонарда, его серые глаза, наблюдавшие за ней, гоже были влажными.
— Вот негодяй! Нет, каков гусь. Сказал бы я ему в лицо пару ласковых! Не будь у меня этой дрянной каталки, не только бы сказал.
Кэтрин представила, как этот тощий старик в инвалидной коляске вершит ради нее некий акт благородной мести — это было бы нелепо. Она даже тихонько усмехнулась, но от собственного смеха ей стало стыдно.
— Взгляни на меня — на кого я похожа? Просто ходячее недоразумение. И еще тебя этим донимаю. Прости, Лео.
За окном офиса темнело. Кэтрин не было здесь утром, она пришла на работу позже, и за все это время рассказывала Леонарду о случившемся.
— Чушь. Не за что тебе извиняться. Я польщен и очень рад, что ты мне доверилась. Хотя я не понимаю. Он что, слепой? Врожденный идиот? Я в смысле — отвергнуть тебя? Он круглый дурак, и я хотел бы видеть, как он получит по заслугам. И я бы с превеликой радостью в этом поучаствовал! Так где он живет, говоришь, в Вустере?
— Леонард, прошу тебя. Даже не думай. Я не могу сказать, как много для меня значит, что ты просто готов выслушать меня. Я полное убожество. Но, пожалуйста, не вмешивайся в это.
— Ты не убожество. И мы не можем это так оставить. Он просто наглец! Как он повел себя? Просто омерзительно. И после этого от него ни слова?
Когда Кэтрин говорила о случившимся, Леонард не сказал ни слова, только хмурился и вздыхал. Он был на самом деле расстроен, словно так обошлись с его родной дочерью. Кэтрин видела это и очень ценила.
— Он не знает, чего хочет. А думает, что знает. Или знал. Он такой бесцельный, вялый, но при этом злится на всех. Словно все ему должны. Ведет себя как ребенок. А я влюбилась в него, как последняя дура.
— Тебе будет лучше без него, поверь мне. А он без тебя совсем загнется. Кого бы он себе не нашел, для него это дорога в никуда. Я поражаюсь твоему усердию, как ты старалась вытащить его из этой трясины. Ты сильная, а он слабый человек. И наверняка нашел себе такую же, как он, безвольную. Ты ее знаешь?
— Нет, даже не видела.
— Уверен, там не на что смотреть. Она с тобой не сравнится. Ему будет мучительно больно от того, что он сделал, но будет уже поздно.
Кэтрин кивнула.
— Похоже, я побуждаю это в людях…
Она вздрогнула. Сокровенные мысли, высказаные вслух, обернулись подлинным стыдом.
— Возможно, это и должно было произойти.
— Не говори ерунды. Ты красивая и одаренная молодая женщина. Успешная. Знаешь, за долгие годы своей практики я безошибочно научился отличать по-настоящему ценное от дешевки. В тебе есть качества, которые редко сыщешь, просто некоторым до тебя очень далеко.
Кэтрин посмотрела на него. Взгляд Леонарда затуманился, он смотрел мимо нее, куда-то вдаль.
— Мы оба этого натерпелись. Обиды, издевательства… С такими, как мы, это было и будет во все времена.—Леонард прокашлялся.
Теперь Кэтрин чувствовала себя не только дурой, но еще и эгоисткой. Ведь перед ней человек в инвалидном кресле, он прикован к нему с рождения. При этом он добился успехов, конечно, ему не могло быть легко. Возможно, именно поэтому он работает в сегменте «не для всех», среди чудаков и изгоев, порой неприятных, но все же чем-то близких ему. И… знал ли он когда-нибудь любовь?
— Единственное, что может нам помочь,— тихо, почти шепотом проговорил он,— это найти других. Тех, кто отличается от обычных людей. Ведь мы с тобой не от мира сего, правда же? Поэтому нам нужны другие.— Он повернулся к ней с улыбкой.— Такие же, как мы, девочка моя. Хочешь не хочешь, но мы прикованы друг другу. И никуда нам друг от друга не деться.
— Парочка фриков.
— Пусть так. Ну и ладно. Давай лучше поговорим об ужине, который я тебе задолжал.
— О чем ты, Лео? Я угощаю. Это меньшее, чем я могу отплатить за твое терпение.
— Да брось ты. И еще я думаю, что лучше отложить твою поездку в Красный Дом. Я не уверен, что общение с Эдит пойдет тебе на пользу после всего, что случилось.
— Нет. Я хочу поехать. Ради нас. Ради нашего дела. Это уникальный шанс. Я не позволю ему сделать меня слабой.
Глава 17
— Вы выглядите очень бледной. На вас лица I ют. Что с вами произошло? — спокойно и властно спрашивала Эдит. Кэтрин медленно катила кресло по служебному коридору. Сегодня хозяйка дома выглядела эффектнее, чем в прошлый раз, на ней были твидовая юбка и жакет, отделанный кожей. Сама по себе одежда выглядела удивительно стильно, но на пожилой даме производила впечатление запущенного секонд-хенда. ТЬщие руки Эдит сегодня были сокрыты в пушистой муфте.
— Все в порядке, не стоит…
— Если ваши проблемы не имеют отношения к Красному Дому, держите их при себе, проявите уважение к этому месту. Вы сами хотели сюда вернуться, я только проявляю гостеприимство, не более. Если бы вы в прошлый раз покинули это место в таком же настроении, в каком пребываете сегодня, я бы начала сомневаться насчет вас.
Кэтрин поняла, что лучше молча проглотить это. Да и что она могла сказать этой женщине, столь непреклонной и самолюбивой? Рядом с ней Кэтрин чувствовала себя ребенком, который уже успел провиниться и теперь эгоистично пользуется расположением этой пожилой дамы. Такую гостью можно приглашать, тут же оскорблять и, наверное, выгонять. И не дай Бог она попробует заявить о себе.
Зачем я сюда пришла? Сегодня утром, чтобы просто привести себя в порядок и покинуть свой дом, Кэтрин потребовались огромные усилия, и ради чего? Она задавалась этим вопросом снова и снова. Чтобы доказать Майку, что он не способен выбить ее из колеи? А может, ей просто некуда больше идти? Она знает свои должностные обязанности и выполняет их, она все та же прежняя Кэтрин.
Почему бы просто не сидеть на каминной полке тихо и спокойно, стать как это чучело крысы?
Кэтрин старалась взять себя в руки — все эти дурацкие мысли придавали ее лицу, и без того горестному, то самое выражение. Она прекрасно понимала, что Эдит не нужно видеть ее такой. А еще в этом доме нельзя носить макияж, но Кэтрин про это не забыла.
— Остановитесь здесь.— Эдит повернулась в коляске и посмотрела на стену холла.— Это было сделано в саду.
Кэтрин пришлось встать на цыпочки и внимательно приглядеться, свет здесь был приглушен. Она увидела старинную фотографию жен-щины в длинном платье.
— Семья, мисс Говард. Семья — это самое главное. Никакая карьера не сможет заменить <•<•, никто в мире не даст вам больше, чем родные. Я уверена, что вы понимаете, о чем я.