Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI)
«Надо их всех перебить, — мелькало у него в голове, — пока не прислали подкреплений и орудия…».
В кипевшей вокруг него суматохе все происходившее казалось Джеку сном. Он твердо помнил только об одном: о «Глориане». Он все время ощупывал ее, боясь, как бы она не соскользнула.
Да, «Глориана» служила ему верой и правдой сегодня. Но Джек уже чувствовал, что одной «Глорианы» в таком деле было мало. Требовалось десять, двадцать «Глориан», чтобы сразу подорвать противника.
«Что делать? — думал юноша, и думы, как огненные зигзаги, проносились в мозгу, сменяя друг друга. — Как устроить, чтобы орудия попали в наши руки? Как сделать, чтобы на фабрике не произошло взрыва? Не взорвать ли мне орудия? Или перебить артиллеристов? Или просто бежать к нашим обратно, отыскать Гольта и сначала посоветоваться с ним и рассказать ему, все, что я здесь видел и сделал?»
Вдруг тяжкий удар потряс всю станцию. В окнах зазвенели последние стекла. Через минуту ухнул второй такой же удар. Словно что-то безмерно тяжелое подкатилось к самому зданию и попыталось повалить его тяжким напором на землю…
Джек в первую секунду подумал, что это взрыв на Массене.
— Ну, до свиданья! — пробормотал он. — Шабаш!
Но удары еще повторились с прежней силой и какой-то упорной регулярностью. И тут Джек понял, что это значило. Привезли орудия. Очевидно, полковник вытребовал их каким-то другим путем, помимо телефона, или же они прибыли помимо него.
Орудия били по рабочим — товарищам Джека. Орудия разрушали забаррикадированные ворота. Орудия грозили взорвать весь завод, на котором были склады пироксилина и готовых снарядов. Чья же злая воля вызвала это неслыханное по жестокости усмирение рабочих, виновных в том, что их мучили неслыханной эксплуатацией и довели до отчаяния?
Бледный от гнева, с помутившимися глазами, со странной болью в висках, он ворвался, как буря, в кабинет полковника и, почти не целясь, одним выстрелом убил его на месте…
Все дальнейшее произошло для Джека в дымке какого-то кровавого сновидения.
Как будто чья-то посторонняя воля управляла им. Когда около упавшего полковника собрались офицеры, ординарцы и санитары, Джек выскочил из комнаты и побежал наружу, к орудиям. Он еще сам не знал, что он будет делать, но его подхлестывала мысль: «Надо их убрать! Надо их испортить!»
Орудия стояли на площадке позади водокачки, которая обслуживала электрическую станцию. Обе пушки были прикрыты каменной стеной, соединявшей водокачку с котельным отделением. Пули с завода сюда не попадали, и стрельба по заводу велась беспрепятственно.
Джек ощупал еще раз «Глориану», потер места на шее, которые горели и зудели, как всегда, после продолжительного пользования «Глорианой». В ушах у него звенело. Горло пересохло, в глазах ходили багрово-дымные клубы. Но он твердо знал теперь, что ему надлежит делать.
Смерть полковника, по-видимому, оказалась непредвиденной задержкой в дальнейшей работе орудий. Очевидно, и в штабе растерялись, потому что кто-то сдуру приказал прекратить пальбу. Прислуга около пушек стояла в бездеятельности. Завод по-прежнему бушевал ружейной пальбой, словно огромный костер.
Джек, незримый для окружающих, подошел к пушке, набрал земли, песка и щебня и щедро запихнул в дуло. Проделав это несколько раз, законопатив с дула уже заряженное орудие, он проделал то же самое и с другой пушкой.
Затем он перелез через полуразрушенные ворота станции и побежал в переулок, чтобы пробраться обратно через подземный ход на завод к Гольту.
…Джек приоткрыл глаза.
Что это было такое? Он ровно ничего не понимал. В глаза ему бил яркий солнечный свет. Колыхалась какая-то белая занавеска у окна. За окном громко щебетали птицы. Качались зеленые ветки. Кругом было тихо. До странности тихо. Ни пальбы, ни грохота разбиваемых зданий, ни визга пуль.
Что же, наконец, это такое? Где ж завод Массена, забастовка, восстание, сражение?.. Не во сне же, черт побери, приснилось все это Джеку!
Он только теперь заметил, что лежит на постели. Голова у него забинтована. Тем не менее, Джек не чувствовал никакой боли и в голове у него было совершенно ясно.
— Что это значит? — спросил он. — Где я?
К нему подошла миловидная девушка одних лет с Джеком, в белом платье и белой косынке на голове, как у больничной сиделки.
— Как вы чувствуете себя? — спросила она.
— Превосходно! Только вот беда: ничего не понимаю!
— Да вам и трудно понять! — рассмеялась девушка. — Вас подобрали в бессознательном состоянии…
— Кто подобрал? Что со мной было?
— Вас нашел мой отец! Вы лежали на земле в переулке, около завода. Вас, вероятно, контузило снарядом. Повреждений у вас не было никаких, но вы почти целые сутки не приходили в сознание. Сейчас вы находитесь у нас. Наша фамилия О’Конолли. Мы ирландцы.
— Моя мать была тоже ирландка, — промолвил задумчиво Джек.
Девушка тепло и светло улыбнулась:
— Вот как! Значит, мы с вами почти земляки!
— А отец у меня был немец, — продолжал Джек. — Видите, какое запутанное у меня происхождение. И в то же время я американец. Я умею говорить по-немецки, но не знаю ирландского языка. А моя мать говорила на каком-то особом наречии…
— По-гэльски, — заметила девушка.
Джек замолчал. Она налила питья и подала Джеку.
— Выпейте! Доктор велел поить вас этим.
— Хорошо! — послушался Джек. — А что такое с моей головой? Зачем она забинтована?
— Она не забинтована. Доктор велел сделать вам компресс на голову. Если вы себя чувствуете хорошо, давайте снимем его!
Ловкими, нежными руками девушка быстро размотала компрессный бинт. Джек снова вспомнил о заводе и заволновался.
— Послушайте, — с тревогой обратился он к девушке. — Чем же там все кончилось? Там, у нас на заводе?..
— Вам вредно волноваться! — строго сказала мисс О'Конолли. — И вредно так много разговаривать. Лежите и молчите! Потом узнаете все.
— Да мне гораздо вреднее не знать, что было там! — протестовал Джек. — Если мне нельзя говорить, то я буду молчать и слушать. Не произнесу ни слова. Только скажите, пожалуйста, что там было?
— Вы хотите знать, чем кончилось? — задумчиво произнесла девушка. — Восстание подавлено!
— Ох! — болезненно простонал Джек.
— Рабочие сопротивлялись геройски, необыкновенно! В особенности группа наших ирландцев. Они нанесли тяжелые потери солдатам. У них масса убитых. Убит полковник Смит. Взорваны два орудия…
— Взорваны?! — воскликнул Джек. — Взорвались-таки?! Я так и думал…
— Что вы думали? — удивилась мисс О’Конолли.
— Так, ничего особенного! — спохватился Джек. — Говорите, что было дальше!..
— Но потом к ним подошли подкрепления. Начался новый обстрел… с завода было брошено несколько бомб. Но ничего не помогло. Рабочим пришлось сдаться. И теперь идет жестокая расправа.
Девушка прибавила тихим голосом:
— Отец говорит, что восстание было организовано как-то странно: у рабочих было запасено множество оружия и снарядов, и в то же время не было настоящего плана действий, и, что еще страннее, во время восстания инсургенты были оставлены без всякого руководительства. Никого из организаторов забастовки на заводе не оказалось.
Джек вспомнил, что он действительно не видел в день восстания ни Гольта, ни Якобсона, ни других аранджистов. В самом деле, как странно!
— Может ли это быть? — промолвил он.
— Отец говорит, что получалось такое впечатление, будто завод сознательно предан на разгром и уничтожение, и что в этом якобы и заключалась главная цель…
— Ваш отец служит на заводе? — спросил Джек.
— Нет. Но он имеет близкое касательство к рабочим кругам.
Откуда-то послышался мужской голос:
— Нора! Иди сюда!
— Сейчас! — откликнулась девушка и упорхнула в соседнюю комнату.
Джек был смущен. Восстание подавлено. Не помогла ни «Глориана», ни его самоотверженная работа, ни бешеное сопротивление героев-рабочих. Во всем этом деле, значит, были какие-то роковые обстоятельства… Но кто тому виной?