Неподходящее знакомство

– Ты всегда так желаешь доброго утра?
Дуглас нежно поцеловал ее припухшие губы.
– Увы, нет. Но хотел бы. Очень хотел, – произнес он. – Каждое утро. Да, признаюсь, и вечер тоже.
От его тона у нее закружилась голова. Вот если бы такое могло длиться вечно… Но нет. Весь жизненный опыт, многолетние наблюдения за родными и знакомыми уверяют в обратном. А поэтому… поэтому свобода и только свобода!
– Между прочим, как ты попал сюда? – сдвинув брови, спросила она.
– Да очень просто. Повернул дверную ручку и вошел.
Черт, ну конечно, она не закрыла за женщиной, приносившей ей завтрак!
– Действительно просто. Странно только, что обслуга, уходя, не обязана запирать за собой дверь.
– Обязана, – буркнул он. – Еще как. Правила самые строгие. Но у меня нашлись средства убедить ее нарушить их.
– А я уж думала, что ты ушел… ну, совсем ушел, – призналась Джозефин и немедленно разозлилась на себя. Зачем она это сказала? Выдала практически с головой свое разочарование его исчезновением.
– У меня и в мыслях такого не было, – заверил ее Дуглас. – Впрочем, в этом ты уже убедилась. Но, согласись, не мог же я скомпрометировать молодую незамужнюю женщину, выйдя среди бела дня в одном халате из ее бунгало.
– Да… Да, конечно.
Она начала выпутываться из махрового полотенца, собираясь встать, но Дуглас удержал ее.
– Эй, куда это ты собралась, дорогая?
– Мне пора одеваться, – ответила Джозефин и мысленно добавила: потому что неизвестно, чем может кончиться это опасное пребывание рядом с тобой в обнаженном виде. Вернее, очень даже известно. А я не могу себе этого позволить. Потому что получаю от этого слишком большое удовольствие. Отсюда всего два шага до потери личной свободы. И три – до боли разочарования и горечи расставания. – К тому же дверь по-прежнему не заперта, а за подносом могут прийти в любую минуту.
– Об этом не волнуйся. Я передал им твой строжайший приказ не беспокоить тебя ни под каким предлогом.
– Ты слишком самоуверен! – негодующе заявила Джозефин. – Тебе не приходило в голову, что я могу не захотеть тебя видеть?
– Еще как приходило, – с притворной скромностью ухмыльнулся он. – Но… я надеялся.
– Ну хорошо, однако это ничего не меняет. Мне все равно необходимо возвращаться в Даллас.
– Знаю, знаю, – вздохнул Дуглас. – Но раз уж ты так настаиваешь на одевании, то не могла бы сейчас встать и пару раз пройтись по комнате? Чтобы я мог запомнить все как следует, до мельчайших подробностей, и лелеять потом эти воспоминания?
Она вспыхнула как маков цвет и смущенно пробормотала:
– У тебя и без этого хватит воспоминаний.
– Ну вот, тебе лишь бы испортить мужчине невинное удовольствие… – протянул Дуглас тоном обиженного ребенка. Потом добавил: – Я тоже еду в Даллас. Так что это создает определенное удобство.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что мы живем в одном городе и мне, благодарение Господу, не придется ехать с другого конца штата, когда захочется повидать тебя.
В комнате повисло долгое, напряженное молчание. Джозефин поспешно одевалась, с трудом просовывая пуговицы в петли. Руки ее дрожали. Голова шла кругом, хотя в ней билась всего одна мысль: «Мы живем в одном городе. Мы живем в одном городе. В одном городе…»
Дуглас – Дуг для близких, но не для нее – внимательно наблюдал за ее движениями. Затем спросил:
– Надеюсь, ты не возражаешь?
– Возражаю? – лихорадочно переспросила она. – Почему я должна возражать? Ты все равно не знаешь, где я живу.
Он нахмурился.
– Верно подмечено. Действительно, не знаю. Но искренне рассчитываю на то, что ты все мне скажешь. И адрес, и телефон, и день твоего рождения, и любимый ресторан, и какие фильмы и книги предпочитаешь. Короче, все, что не сказала вчера вечером.
Пришла очередь Джозефин нахмуриться.
– Не… не думаю.
– Не думаешь? Что именно, красавица моя?
– Не думаю, что мне хочется говорить все это.
Дуглас усмехнулся и коварно отбросил прикрывавшую его часть полотенца.
– Тогда мне придется положиться только на свой дар убеждения. – Он протянул руку и так улыбнулся, что у нее пересохло во рту. – Иди ко мне, скорее иди…
При виде его наготы Джозефин ощутила, как сердце едва не выскочило из груди. Ее бросило в жар, потом немедленно в холод и снова словно кипятком окатило.
Больше всего ей хотелось сделать именно то, о чем он просит. До боли, до самозабвения. Кинуться в его объятия и…
И угодить в ловушку, напомнил ей трезвый голос разума. Поверить в возможность будущего… Пренебречь всем, что наблюдала только вчера, и бездумно ступить на опасный, почти смертоносный путь, полагаясь лишь на обманчивые инстинкты…
Всего сутки назад вы были незнакомы. И ты позволила себе уступить соблазну, увлечься страстью. Помни, Джози, страсть недолговечна, она проходит, и затем люди снова становятся чужими. Тогда наступает самое страшное – одиночество.
Перед ее глазами всплыло выражение лица Эдди, когда он смотрел на бывшую жену и обнимавшего ее Гарри. И более ранние воспоминания о похожем выражении на лице самой Саманты, когда она рассказывала об измене мужа. И скандалы, и истерики матери по поводу многочисленных увлечений отца. И многое-многое другое…
– Джози, – вторгся в ее сознание голос Дугласа. – Джози, что случилось? Ты побледнела как бумага.
– Да? – Она подняла глаза и взглянула ему в лицо. – Дуглас, я хочу… мне надо кое-что сказать.
Пришел его черед побледнеть. Это было трудно из-за довольно темного загара, но, несмотря на это, ему удалось.
– Прелесть моя, если собираешься сказать мне, что ты замужем, то сейчас не самый удачный момент.
– Нет, – твердо ответила Джозефин. И еще раз повторила: – Нет. Я не замужем и, более того, не собираюсь выходить замуж. Никогда.
Он вздохнул – то ли с облегчением, то ли с разочарованием.
– Ты уже говорила вчера. Но то было вчера. После этого у нас с тобой была ночь, длинная ночь, которая должна была все изменить. Не могла не изменить. И ты это знаешь.
– Допустим, – уклончиво ответила она. – Но не совсем так, как ты думаешь. Кстати, какие у тебя планы на сегодня?
– Почему ты спрашиваешь?
Джозефин зарделась. Она сама не понимала, зачем задала такой вопрос. Непонятная, глупая слабость…
– Просто ради интереса…
– Да в общем-то ничего особенного. – Дуглас внимательно посмотрел на нее и предложил: – Мы оба на машинах. Почему бы по пути не заехать куда-нибудь и не перекусить? Я знаю неплохой ресторанчик милях в семидесяти отсюда. На берегу небольшого озера. Очень живописного.
– Ресторан? А потом что?
Он пожал плечами и почти лениво протянул:
– Можем погулять там, поговорить. Получше узнать друг друга. Или у тебя есть лучшие предложения?
– Другие.
Дуглас неожиданно поднялся с кровати и заявил:
– Ты говоришь таким, я бы сказал, торжественным тоном… И даже специально оделась ради этого разговора. Пожалуй, мне тоже стоит. – Он быстро облачился в мягкие, побелевшие от многочисленных стирок джинсы и темно-зеленую футболку, повернулся к Джозефин и, уже не улыбаясь, спросил: – Итак, признавайся: что у тебя на уме?
Ей отчаянно хотелось кинуться к нему, припасть губами к сурово сжатому рту, расстегнуть пояс его джинсов…
Она судорожно глотнула.
– Я хочу сказать… хочу, чтобы ты знал… прошлая ночь… была потрясающей… Это самое лучшее, самое удивительное, что случилось со мной в жизни…
– Спасибо. – Он продолжал настороженно смотреть на нее. – Хочется в это верить. Для меня тоже, признаюсь. Лучшее и незабываемое. – И, помолчав, добавил: – Но если теперь ты собираешься сказать, что наше знакомство на этом и закончится, то должен сразу предупредить: так просто тебе от меня не отделаться.
– Нет, – возразила Джозефин. – Вовсе не это. Как раз наоборот. Я очень хочу продолжать встречаться с тобой. Очень. – Она подчеркнула голосом это «очень».
 
5
Дуглас не сводил с нее глаз. Наконец сказал: