Цари мира (Русский оккультный роман. Т. VIII)

Приехав на квартиру Жанны, Дюпон поспешил переодеться при помощи преданной ему камеристки. У него там оказалась легкая домашняя пара, он ее и надел. Все эти дни он не брился, и у него выросла борода.
«Тем лучше, — подумал он, — меня труднее узнать».
Когда смерилось, в закрытой карете он отправился на железную дорогу.
Подошел поезд, везущий игроков в Монте-Карло. Анри вошел в купе, в котором сидели несколько человек. Один из них обратил <на себя> внимание Дюпона. Небритый, как он сам, в каком-то потрепанном пальто, видимо, с чужого плеча, с надвинутым на лоб картузом, закрывающий и отворачивающий все время свое лицо, он производил впечатление скрывающегося человека или одержимого манией преследования.
Когда в Монте-Карло все пассажиры вышли и в вагоне остались лишь он да Дюпон, его беспокойство как будто усилилось, и он таинственно обратился к последнему со словами:
— Вы не выходите? Вы дальше едете? Могу вас просить об одолжении?
— К вашим услугам, если это в моей власти.
— Да, да! Я еду в Рим. На границе таможенные служащие знают меня в лицо. У вас, я вижу, нет чемодана; возьмите мой, его не станут и осматривать, а я останусь в вагоне.
— А что у вас в чемодане, мосье? Позвольте узнать, на случай, если его откроют?
— О, ничего стоящего! Смена белья и больше ничего. Да вот, смотрите.
И он раскрыл свой саквояж.
— А это что за штука?
И он вытащил какую-то металлическую палку с шаром на конце, вроде бильбоке.
— Это… кропило, церковное кропило.
— Послушайте, мосье. Выньте из чемодана кропило, и тогда я согласен исполнить вашу просьбу. Ба! Да у вас там целая ризница! Ладанница, щипчики, флакончики, подносик… не хватает кадила, милостивый государь, большого массивного кадила и восковых свеч… Да, я понимаю вашу нелюбовь к таможням. Где вы это так чисто обделали церковь, мосье? Можете говорить, — я не сыщик, но я потребую, чтобы вы вернули вещи по принадлежности!
— О, мосье! Не губите меня! Я несчастный человек, но я не вор. Эти вещи — моя собственность, которую я везу, чтобы пожертвовать их в какую-нибудь бедную церковь на моей Родине, но они должны быть прежде очищены и вновь получить освящение… Я еду принести покаяние.
— Кто же вы? — невольно спросил Дюпон.
— Священник-апостат, перешедший в протестантство и поправший свои обеты. Я женился. Моя жена умерла, и я возвращаюсь в лоно Святой церкви.
— А дети?
— Детей у нас не было, и это счастье! О, вы не знаете, до чего я пал. Я развратил монахиню, убедил ее сойтись со мной, мы оба отреклись от веры, и, приняв протестантство, публично сочетались браком. У нас не стало средств: мы оба не умели работать. Тогда я записался в Шотландскую ложу, в Гренобле, где, узнав, кто я такой, дали рекомендацию к высшим членам Ордена. Стыдно сказать, что я там делал, как пародировал священные служения; сколько кощунства, хулы и святотатства на моей душе. И вот, я от них бежал и возвращаюсь в Рим, где надеюсь получить прощение. Если бы не эта надежда на Божье милосердие, я давно бы покончил с собой.
Дюпону пришлось выслушать эту странную исповедь, и он поспешил сказать бедняге, что сам он верующий, вполне ему сочувствует и решение его одобряет. Тот с жаром потряс его за руку.
Поезд подъехал к границе. Дюпон вышел с чужим саквояжем и преспокойно выбросил все его содержимое на дорогу, пользуясь темнотой ночи. Благополучно миновав таможню, он вернулся в купе, и, отдав облегченный чемоданчик, сказал:
— Ну, не прогневайтесь: ваша ризница a f… le camp [19]. Я тоже не намерен был из-за нее иметь дело с таможенными чиновниками.
Ранним утром поезд прибыл в Геную. Дюпон распрощался со своим новым знакомым и сам, облегченно вздохнув, почувствовав себя в безопасности, направился к знакомой гостинице, где побрился, помылся, почистился и дал свое настоящее имя.
«Жанну, верно, сейчас же выпустят, — успокаивал он себя. — Что могут ей сделать? Надо ей скорее написать и дать свой адрес другу Дювалю, а также запастись приличным гардеробом».
И он пошел делать покупки.
  
XVI
 
Когда незнакомцы ушли и Жанна осталась одна с Дювалем, она попросила его достать ей дамское платье, что тот и исполнил, насколько сумел.
— Знаете что, Дюваль, — сказала Жанна, вновь приняв свой женский облик, — мне эти незнакомцы не внушают никакого доверия. Зачем вы написали, чтобы Анри им доверился? Сердце мне говорит, что они не друзья.
— Полно, дитя мое, зачем же им тогда спасать меня и Анри?
— Вас спасать? От чего вас спасать? Нет, это подозрительно! Мне думается, что они не случайно знают гостиницу. Уж не проследили ли они вас во время вашего последнего путешествия?
— Я и сам так подумал. Но тогда они знают, что я здесь спрятал машину!
— Послушайте, Дюваль! Вы наивны! Конечно, они это знают и, верьте моему предчувствию, украдут ее! Давайте проверим мое предположение. Позовите трактирщика.
Вошел синьор Джиованни.
— Вы знаете этих господ, которые только что вышли?
— Нет, сударь, я их первый раз в жизни видел.
— Они у вас не стояли?
— Никогда! Я в лицо помню всех, кто хоть раз у меня стоял. Поэтому я им не отдал без вашего разрешения депо [20], которое вы мне оставили.
— Как? Они его спрашивали?
— Да, хотели, чтобы я им сказал, в надежном ли оно месте. Но я не так прост: сказал, что я от них ничего не получал и им отчета отдавать не буду.
— Вы видите, Дюваль?
— Да, Жанна, вы правы. Что же делать?
— Просить синьора Неро помочь нам перебраться в более безопасное место и, если придут незнакомцы, направить их по ложному следу.
— Идет! Надо спешить. Но что это за люди? И что им от нас нужно?
— Я уже вам объяснила, а теперь идемте.
Неро перевел своих постояльцев к своим знакомым, жившим за несколько улиц, и перетащил их багаж, в том числе и машину.
Два незнакомца возвратились сияющие. Они, опросив все гостиницы, без труда разыскали Дюпона, имевшего неосторожность записаться под своим именем.
— Теперь он от нас не уйдет, — сказали они друг другу, — но надо, чтобы он встретился с Дювалем, и тогда мы узнаем, владеет ли кто еще их секретом.
Анри только что вернулся в свой номер гостиницы «Аквила», как ему доложили, что его спрашивают два человека. Он удивился, но велел принять. К нему вошли два уже знакомых нам незнакомца, представились ему и спросили:
— Вы инженер Дюпон, друг Дюваля и мадемуазель Жанны?
Анри удивился еще более.
— Господа, объясните, что вам надо?
— Сказать, что мы ваши друзья, что мадемуазель Жанна свободна.
— Свободна?
— Да, мы ее освободили, как и господина Дюваля, предупредив об аресте, ему готовящемся, и увезли из Ниццы. Они оба здесь, в Генуе.
— Здесь?! Ведите меня скорее к ним. Где они?
— У порта Сант-Андреа, у Джиованни Неро.
Они вышли втроем из гостиницы и, сев в трам, проехали от виа Пабло до Пьяццы, а оттуда пешком по закоулкам достигли ворот Святого Андрея и дома трактирщика.
Джиованни Неро сидел на пороге с трубкой в зубах и ухмылялся.
— Вам кого?
— Как кого? Сеньора Дюваля и его спутницу.
— У нас нет никакого сеньора Дюваля.
— Да мы сами ведь у вас остановились?
— Может быть, только теперь я вас не приму. Мы кое-что про вас знаем.
— Нам надо Дюваля, и сию минуту!
— У меня нет Дюваля. Он уехал со своей синьорой во Францию и захватил свои вещи.
— Захватил свои вещи? Значит, он не уехал! Джиованни, веди нас сейчас же к нему, иначе мы тебя сейчас же прикончим. Ты это знаешь?
И в одну секунду оба вытащили особого рода кинжалы, должно быть, знакомые трактирщику.
— Мафия! — воскликнул он. — О, мои господа, я ваш покорнейший слуга. Я вас сейчас же проведу к вашим товарищам.