Полицейский

— Не вопрос. Пусть только его наизнанку вывернет. — За это не бойся.
— Вот на том и порешили, а теперь давай закусим, не бросать же стол такой. — Может, баб позовем? — Усов погладил бороду. — Зови, пусть едут.
Красавчик позвонил в «Фортуну» в одиннадцать часов и заказал большое авто до утра.
Ильин, одетый в кожу, как рыцарь в черные латы, вывел машину с Гончарной и поехал на Суворовский проспект. Он гнал машину по улицам, упиваясь своим умением и скоростью. Уже пять лет, как он был членом Императорского автомобильного клуба, мечтал уйти из полиции и стать авиатором. Автомобиль был первым шагом к достижению мечты. Несколько лет назад он с трепетом душевным наблюдал полеты Сергея Уточкина, знаменитого одесского автогонщика и авиатора. В тот день он был одним из трех, желающих совершить полет с авиатором.
Высота, город, лежащий под ним, ощущение полета воспринимались как счастье, пришедшее во сне. Скорость пленяла его, авто летело по улицам столицы.
У дома Старкова на Суворовском Борис лихо затормозил и трижды нажал на грушу клаксона. Из окна полуподвала выглянул недовольный дворник и пообещал позвать городового. Ильин со свойственной шоферам простотой отправил его к матери и вошел в подъезд. Вот и второй этаж. Борис снял кожаный картуз и позвонил. Дверь распахнулась сразу. На пороге стоял Красавчик. — А где Сергей? — спросил он. — В больнице. — Да что с ним? — Ногу сломал. — Не повезло. А тебя как зовут? — Борис.
— Боря, тебе Сергей говорил, что будешь нас держаться — не пропадешь? — Да у нас о делах особенно не говорят.
— Это хорошо. — Красавчик хлопнул его по плечу. — Длинный язык — враг длинному рублю.
Ильин усмехнулся и понял внезапно, что, видимо, этот шофер Сергей возил шайку на преступления.
— Так что мне делать? — Ильин чуть наклонил голову. — Иди вниз, сейчас поедем в «Медведь».
Через несколько минут в машину сели молодая красивая женщина и двое тщательно одетых мужчин, — Гони, Боря, с ветерком.
И Боря погнал. До Большой Конюшенной добрались в рекордный срок. — Ну, ты и мастер, — вылезая, сказал Красавчик, — нам с тобой будет о чем поговорить.
Ильин подождал, пока вся компания скроется за освещенными стеклянными дверьми и огляделся, закурил. И сразу рядом возник господин в кепочке английского покроя. — Дозвольте прикурить?
— Их раньше возил шофер Сергей, думаю, он с ними и на мокруху ездил, — сказал Ильин. — Понятно. Будем ждать.
Бахтин вошел в ресторан с черного хода и спросил управляющего. Через несколько минут перед ним стоял толстый, страдающий одышкой, лысый человек.
— Это вы, голубчик, Александр Петрович, а я-то думал… Что изволите, столик, кабинет?
— Спасибо, Тихон Спиридонович, я бы одним глазком из вашей обители на зал взглянул. — Извольте, извольте.
Тихон Спиридонович, несмотря на свою комплекцию, бойко взбежал на второй этаж.
— Заходите, — пропустил он Бахтина, — вчера тоже подполковник Глобочев из Охранного заходили, так они часа два за залом наблюдали.
Комната управляющего была просторной, и иногда ее использовали как кабинет для особо важных гостей. Одна из стен была стеклянной. Ее закрывала темная плотная занавеска. Бахтин отодвинул ее. После сырой улицы, черного хода ресторана зал показался ему особенно светлым.
Созвездия красивых дам. Туалеты, драгоценности, меха. Нарядно гляделись мундиры военных. Блестело золото и серебро погон, аксельбантов, галунов.
Он заметил несколько синих студенческих тужурок. Сюда могли приходить только дети богатых родителей, так называемые студенты-белоподкладочники. И, конечно, штатские мужчины соперничали с военными покроем фраков и сюртуков.
Тревожно звучала музыка румынского оркестра. Звуки плыли над залом. Рыдала скрипка. Сам Аки-Альби, знаменитый скрипач и дирижер, высокий худой брюнет в расшитой атласной куртке, играл соло, переходя от одного столика к другому. Зрелище это, красивое и яркое, невольно завораживало. И Бахтин, плененный им, начал следить глазами за скрипачом. Вот он наклонился к столику, за которым с поручиком лейб-гвардии Литовского полка сидела прелестная дама в голубом платье. Скрипка пела, плакала об ушедшей любви, и вдруг мелодия стала бравурнее, быстрее и оркестр подхватил ее.
Аки-Альби уже склонился над дамой в черном платье. Бриллианты в ушах и на шее, светло-русые волосы уложены просто, но именно в этой простоте и была особая прелесть. Рядом — мужчина во фраке.
И стукнуло сердце Бахтина в такт. Жарко ладоням стало. Лена Глебова сидела за столом. Единственная женщина, которую он любил. Она стала старше и еще прелестнее. Бахтин смотрел на нее не в силах отвести глаза.
А высокий румын, кумир ночного Петербурга, шел от стола к столу, играя и радуясь. Он снова остановился и заиграл какой-то бойкий, прыгающий мотив. Какую-то мелодию кабаков русского юга. И Бахтин увидел Терлецкого. Жорж сидел рядом с Красавчиком. Остальные Бахтина не интересовали. Он уже посчитал, что, видимо, здесь вся банда. Пять человек.
Ну что ж, Терлецкий. Это тебе не по окнам вагона стрелять. Сегодня встреча лицом к лицу.
Бахтин опустил занавеску и, уходя из кабинета, вдруг подумал о том, что не взглянул еще раз на Елену. И с грустью подумал, что ненависть к Терлецкому, видимо, сильнее любви. На улице к нему подошел Литвин.
— Александр Петрович, шофера, что их возил, Сергея Шохина, наши забрали. — Хорошо. Люди готовы? — В любую минуту.
— Ну, в любую не надо. Они только холодное начали, так что пусть расслабятся, покурят.
И потянулось время, как баржа против течения. К входу в ресторан подъезжали авто и извозчики. Нарядные люди шли веселиться в моднейший кабак столицы. Распахивались двери и выходили из ресторана парочки. Норковая шуба, черное пальто, черно-бурый палантин и сизая гвардейская шинель. Шло время. Медленно шло. Слишком.
Рядом Литвин сквозь зубы материл Красавчика и Жоржа и всю их банду подлую, и всех, кто пьет сегодня в «Медведе» и вообще ведет ночную жизнь.
— Что-то вы очень строги к людям, милый Орест. — Бахтин закурил папиросу.
Запах табака во влажном воздухе был особенно резок.
— Насколько я знаю, вы тоже не прочь посетить кабачок под названием «Капернаум» на Владимирской. — Это рядом с моим домом.
— Зачем вы оправдываетесь, я не осуждаю вас. Я сам люблю зайти в «Северную Пальмиру». — Починам и кабак.
— Не завидуйте. Чин дается за выслугу лет, стало быть, чем выше чин, тем вы старее. Увы, это так. Но юный подпоручик никогда не понимает и не поймет своего преимущества перед сорокалетним полковником. Чины, чины, чины. — Бахтин достал часы, нажал репетир. Динь! Динь!
— Всего два, — продолжал он, — ночь только набирает силу.
— Вы, Александр Петрович, себе наручные купите часы, — посоветовал Литвин, он задрал рукав и показал Бахтину часы. — «Мозер», и совсем недорого.
— К этой мысли надо привыкнуть. — Бахтин бросил папиросу. — Подите скажите приставу Сиротину, чтобы его городовые не высовывались из дворов.
Бахтин вышел из-под арки. Оглядел улицу. Нет, им деться некуда. С двух сторон запрут Большую Конюшенную сторожевые фургоны, взятые в полицейском резерве. Все проходные дворы, все подъезды перекрыты городовыми. Лучшие агенты летучего отряда, лучшие сыщики сыскной полиции томятся в ожидании дела.
Они появились около пяти. Большая Конюшенная уже была пустынной, и у входа в ресторан стояло только авто Ильина. Первым к нему подошел Терлецкий. Он долго, внимательно разглядывал Бориса, потом спросил: — Ты давно работаешь в «Фортуне»?
— Полгода. — А почему я тебя не видел? — Вы бы в гараж зашли, там бы и увидели. — Почему в гараж?
— Я механик, а Сергея подменил только на один день.
— Он здорово ездит, Жорж, нам нужен такой человек, — вмешался Красавчик.
— Посмотрим, — Жорж запахнул пальто и сел в машину.
Ильин так и стоял с кожаной фуражкой в руке, придерживая дверь. Наконец, последний из их компании залез в машину. Пятеро мужчин и две дамы теснились в салоне. Красавчик сел рядом с Ильиным. — Куда?