Вечное сияние чистого разума (СИ)
Я прошла на кухню в поисках чего-то, чем можно было бы связать бессознательное тело Ляховецкого. Логики, конечно, в моих действиях не было (ну, кто ищет веревку на кухне?), но это было самой малой моей проблемой. В общем, каким-то чудом, но я все-таки нашла веревку, ну, вернее, ленты от штор, но это было не так важно.
Я снова вернулась в гостиную, дабы-таки связать «мою проблему». Да, не думала, что Ляховецкий такой кабан. «Черт, надо же, наверно, в полицию позвонить», - пронеслось у меня в голове. Да, надо так и сделать, пусть разберутся правоохранительные органы совсем этим хаосом. Только я стала обдумывать дальнейший план действий, как в дверь позвонили – видимо, скорая. Я открыла дверь и не ошиблась: целая толпа людей в белых халатах и с чемоданчиками. Ух, вовремя…
Спустя четыре часа:
Я сидела на холодном больничном полу, прижав колени к себе, и, опустив голову. Захара привезли часа три с половиной назад и сразу же увезли в операционную. Оказалось, что его раны намного серьезнее, чем я могла себе представить. Врач сказал, что если бы я не подоспела вовремя, то Захар не выжил бы. Да и сейчас, в общем-то, его жизнь висит на волоске – слишком большая потеря крови. Плюс ко всему ножевые ранения задели жизненно важные органы. Странно, но когда я вошла в квартиру, у Ляховецкого ножа в руках не было. Может, он его куда-то спрятал, как орудие преступления? Да, кстати, о Максе – его забрали в полицию. Как оказалось, Ляховецкий уже не в первый раз попадает к правоохранительным органам: то какой-нибудь ларек ограбит, то стекло разобьет. Но самое смешное, что ему никогда ничего не могли предъявить – все время вмешивалась чета Ляховецких-старших. Да, они пользовались своим служебным положением, отмазывая своего непутевого сыночка. Но ведь и не это самое страшное. Хуже всего то, что мои опасения по поводу наркоты оказались правдой – во время задержания я лично видела следы от шприцов на руке. Поразительно, но о Полине полиция ничего не знает. Я к тому, что, возможно, эта красноволосая стерва могла окончательно испортить Ляховецкого. Или все-таки нет? Эх, сейчас я ни в чем не уверена.
Из операционной вышел врач, направляясь в другую сторону от меня. Я мигом поднялась на ноги и погналась за мужчиной в белом халате.
- Доктор, доктор… - врач обернулся, услышав мои крики. Его лицо абсолютно ничего не выражало: ни сожаления, ни понимания… совсем ничего, - доктор, как он? – я многозначительно посмотрела на мужчину. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Про себя я молилась, чтобы все было хорошо, но старалась сделать вид, что не волнуюсь.
- Операция еще не закончена, - сухо ответил врач, - придется сделать переливания крови, но не волнуйтесь: нужная группа крови имеется в нашем банке. Все будет хорошо, - мужчина похлопал меня по плечу и направился дальше, а я так и осталась стоять в растерянности. То ли мне радоваться, что все хорошо, то ли винить за то, что это все из-за меня?
Немного опомнившись, я обреченно побрела на свое прежнее место – кафельный пол возле операционной. «Все будет хорошо», - вертелись в голове слова доктора. Хорошо? Это вряд ли.
Почему-то именно сейчас ко мне пришло осознание того, что все, что я делала в последнее время, было ошибкой: слепая ненависть к Захару, а потом и к Ляховецкому, стремительное отрицание моей любви к учителю, запои… Все это было полнейшей глупостью, которую мог учудить только безумный подросток. Я горько усмехнулась – возможно, веди я себя по-другому, Захар сейчас не лежал бы в больнице на грани жизни и смерти. Вот так вот, Нестерова, мы нашли корень зла… После этих слов на меня напал приступ истерического смеха. Звук отчетливо разносился по всему отделению, и, если бы здесь был кто-нибудь еще, то он непременно решил что это голос дьявола. Смех медленно, но верно перерастал в слезы, и вот через пару секунд я уже билась в истерике. Я разрыдалась, что-то громко крича… просто разрыдалась. Все, что копилось в душе последние месяца три, вылезло наружу. Странно, а ведь раньше я считала себя сильным человеком, способным пережить, если не все, то очень много. Думала, что слезы удел слабых, а что теперь?..
На мои крики прибежала медсестра. Женщина пыталась успокоить меня, говоря, что все будет хорошо, только вот это не помогало.
Я, наконец, перестала кричать – голос жутко охрип. На душе было как-то неимоверно гадко, что захотелось просто напросто уснуть и проснуться где-нибудь в другом месте.
Медсестра прижала меня к себе, предлагая выпить успокоительного, но я ничего не ответила – сил не было говорить. Я просто сидела на полу, молча смотря куда-то вдаль, а слезы по-прежнему текли по щекам.
- Пойдем, милая, пойдем… - женщина ласково погладила меня по голове.
- Куда? – неосознанно спросила я.
- Я дам тебе таблеточку и все пройдет.
- Не думаю, что у вас есть таблетки от жизни, - я горько усмехнулась.
- Ну что ты такое говоришь? У тебя же все впереди. Пойдем, дорогая, пойдем, - женщина повела меня за собой по коридору, а я просто по инерции следовала за ней. В голове была пустота, на душе – погром, да и в жизни, примерно, то же самое.
Не помню, как мы оказались в светлой комнате с несколькими шкафами. Медсестра посадила меня на небольшой диванчик, а сама полезла в шкаф за пилюлями, наивно надеясь, что мне станет легче.
- О, вот они, - она достала какую-то коробочку с таблетками.
Женщина налила полный стакан воды и подала мне вместе с двумя пилюлями.
- Выпей, девочка, полегчает.
Я бессмысленно взяла стакан и таблетки и одним махом выпила их.
- Скоро они подействуют… - она улыбнулась, оставив меня одну.
Спустя около получаса я уснула. Сон был абсолютно бессмысленный, но даже сквозь него в голове крутилась мысль: я все исправлю…
Декабрьское солнце - добрая примета
Я проснулась от того, что навязчивые лучики светили мне прямо в глаза. Сегодня первое декабря. Быстро время летит, однако. Голова моя жутко гудела, а мышцы неумолимо болели, напоминая о том, что всю ночь я проспала на неудобной больничной кушетке. И не смотря на мое физическое состояние, в душе я чувствовала себя намного лучше – будто бы камень, что так долго не давал мне спокойно жить, куда-то делся. Удивительно. Я улыбнулась, но улыбка моя длилась недолго. Вероятно, Захар уже должен был прийти в себя после операции. «После операции, в которой виновата ты», - дополнил мой сварливый разум, больше напоминающий старую мегеру. Я усмехнулась. С такими тараканами как у меня, в пору быть постоянным клиентом дурдома.