Вечное сияние чистого разума (СИ)
Что дальше?
Утро, пожалуй, самая главная часть дня, ведь как его встретишь, так и оставшийся день проведешь. Мое утро началось часов этак в пять, и это было не потому, что я такая ранняя пташка. Несмотря на всю мою усталость, я так и не смогла заснуть, а просто лежала на кровати, продумывая различные варианты предстоящего разговора. Глупо, очень глупо, но такова сущность человеческая – совершать глупости, а потом жалеть, что поступил именно так. К слову, вчера ночью мне пришла СМС-ка от Старковой о том, что Захар пришел в себя. Конечно же, радости моей не было предела после заветного письмеца, но потом она сменилась апатией, и я, если честно, как-то приуныла. Знаете, когда человек на протяжении многих лет считает себя лучше других в чем-то, то в его маленькой буйной головушке зарождается такое противное чувство, как превосходство над другими. Иногда оно помогает, но большей частью нет. Так вот, к чему я это все веду. Людям с таким вот «внутренним набором» очень тяжело осознавать свои ошибки, ведь ко всему прочему имеется еще и извечная гордость. Так вот. Все мы не без греха, и я, конечно же, не исключение. Признаться во всем не просто маме или подруге, которым я доверяю, как самим себе, а сделать тоже самое перед человеком, в которого безропотно влюблен… Для меня это не простое испытание. А уж тем более признаться первой в собственных чувствах, рискуя быть отвергнутой. Словом, авантюра на авантюре.
Продолжать тупо лежать на кровати не было смысла – мышцы невыносимо болели, поэтому я, кряхтя, встала с кровати. Время было раннее, декабрь-месяц, на улице еще совсем темно. Посмотрев в окно, я как-то приуныла. Настроение и так не отличалось взлетом оптимизма, а отсутствие солнца еще больше угнетало. «Ты – нюня», - недовольно цокнул разум, прищурив глаза. Мне вот просто интересно: я когда-нибудь привыкну к этой фурии в круглых очках? Или же каждое появление этой надоедливой части меня будет для меня же самой шоком? Я усмехнулась. Мельком взглянув на часы, я решила выйти на балкон. Укутавшись по уши в любимый плед, я бесшумно открыла дверь и вышла на свежий воздух. Мороз был не сильный, градусов десять всего. На улице никого не было – люди сидели в своих квартирках, видимо, наслаждаясь объятиями снов. Вдруг с неба посыпались крупные хлопья снега. Ну, вот, так-то лучше.
Холод медленно, но верно брал свое, и, когда мои руки окончательно превратились в сосульки, я поспешила обратно в тепло. Часы показывали уже ровно 7.00, отчего я была немного удивлена. Время пролетело очень быстро, пора было собираться в больничку для «прояснений».
***
Собралась я быстро. Не мешало бы, конечно, позавтракать перед тем, как я поеду в больницу, ведь, судя по всему, пробуду я там не мало, но кусок в горло не лез. Я просто стояла на кухне и нервно накручивала прядь своих распущенных волос на палец. За последнее время, в виду всего этого напряжения, я часто забывала поесть, из-за чего почти вся моя одежда болталась на мне, как на вешалке. Но ведь ерунда, правда?
Часы пробили 8.00, и я вздрогнула. Ну, пора. Схватив свою сумку и куртку, я выбежала из подъезда и направилась на остановку. Сердце бешено стучало, и я чувствовала, что страх берет надо мной верх. В последний раз такое мое состояние было только после встречи с Ляховецким. Кстати, интересно, что там с ним происходит? И где его красноволосая подружка?
Медленно, но верно, я приближалась к заветной больнице. Вот еще одна остановка и мне выходить. В очередной раз, ловя себя на мысли, что я иду по инерции, я кое-как добралась до больницы, а потом и поднялась на нужный этаж. Пройдя пару шагов, я остановилась у нужной двери. Сердце отбивало бешенный ритм, руки предательски дрожали. Наверно, я даже побледнела. Секунда, и я открываю заветную дверь…
А в это же время…
От третьего лица:
Не для всех утро сегодняшнего декабрьского дня начиналось с хорошей новости. Хотя, выход из СИЗО, в котором ты просидел двое суток, можно считать приятной новостью. Ляховецкий, молча, стоял возле здания своего бывшего заключения и вдыхал морозный воздух. Если бы не эта Нестерова, то все обернулось бы по-другому. С другой стороны, Макс был в чем-то даже благодарен девушке за то, что она так вовремя появилась – неизвестно, что могло бы произойти, не приди она раньше. От этого на душе у парня было как-то особенно гадко – он ведь, в конце концов, не маньяк там какой-нибудь, а ведет себя именно так. С другой стороны, Нестерова сама виновата…
- Вот и наш заключенный… - из раздумий молодого человека вывел знакомый женский, слегка охрипший голос. Макс немного встрепенулся.
- Полина? – парень удивлено поднял бровь. Он очень давно не видел свою подругу, недели три. С того момента, как их менты в клубе запалили, когда они курили травку в туалете. Досталось тогда всем, но Ляховецкий, не без помощи родителей, сумел отмазаться, а вот что было с Князевой никто не знал.
- Ты не рад меня видеть? – девушка усмехнулась, подходя ближе к парню. Со времен их последней «встречи» она изменилась: лицо слегка осунулось, под глазами красовались темные круги, а традиционные красные волосы стали темно-каштановыми.
- Очень рад… - доставая сигарету, ответил Макс, - где ты была?
- Это не так важно… Главное, что сейчас все в порядке, - Полина пристально всматривалась в глаза парня. Так много всего хотелось сказать, но она не решалась. Девушка знала обо всех «похождениях» своего блудного дружка, более того, она наблюдала за всем со стороны, но вмешаться не решалась.
Она оба стояли, молча. Полина следила за проезжающими машинами, а Макс докуривал свою сигарету. Странная ситуация: вот он стоит, отпущенный из СИЗО, а что делать дальше – не понятно. Вероятно, практичные родители отправят его куда-нибудь в Германию, подальше от всего этого, лечиться от наркотической зависимости. Но ведь он не наркоман. Ляховецкий лишь иногда покуривал марихуану или что-нибудь в этом духе, но это ведь было для веселья. Наверно, еще и суд будет. Ведь, наверняка, этот профессор кислых щей по имени Захар Наумов не оставит просто так это дело. Плюс, ко всему Полина… Нет, с ней-то как раз никаких проблем не было, но почему-то именно сейчас Ляховецкий остро ощущал в душе какое-то доселе неизвестное ему тепло, при ее появлении. С Нестеровой такого не было. Да что там говорить, Макс никогда и не любил Леру. Они просто встречались, потому что все считали их красивой парой. Да и родители у нее хорошие. Что же касается остального поведения Ляховецкого, то это все он объяснял своим нежеланием делить ее с кем-нибудь. Они ведь столько времени провстречались, что просто так вот все забыть… Да и Наумов этот был странным типом. В общем, можно сказать, что Ляховецкий просто заботился о Лерке. Правда, забота у него была своеобразная.
- Что будет дальше? – вдруг неожиданно для обоих, спросила Полина. А ведь действительно, что будет дальше? Понятное дело, что ситуацию с Наумовым замнут каким-нибудь образом, связи ведь все решают. Родители Макса наверняка постараются огородить свое непутевое чадо от «плохой компании». Возможно, они даже увезут его куда-нибудь, но что будет с Полиной? Что ждет ее? Она ведь осталась совершенно одна: отцу абсолютно все равно, что творится с его дочерью. Единственным его «воспитательным моментом» было решение положить свою дочь в клинику на три недели, но больше ничего. Что она будет делать без Макса? Он ведь ее единственный друг.