Ловцы жемчуга

И Гамид тоже разглядел этот свет, который вспыхнул в рождающемся человеке. Однажды он был изумлен, когда Саффар сказал ему:
— Знаешь, почему я тебя уважаю? Потому, что ты меня уважаешь.
Помолчав, Гамид согласился:
— Да, ты прав.
На следующий день он на минуту доверил Саффару руль.
Взволнованный, стоял Саффар за рулем; еще никогда в жизни он так не волновался. Каждая волна, каждый порыв ветра были для него причиной, следствия которой могли нарушить плавный ход судна. Он стоял у руля, крепко сжав его руками; каждая жилка в нем пела. Это был для него ее труд, а радость; он мог ответить на любое «почему?» и решить многие «как?»
С тех пор Саффар часто вставал за руль. Тогда-то Гамид стал звать его Эль-Сейфом, отчасти из-за шрама на щеке, а отчасти по имени корабля.
Рождение нового Саффара — Эль-Сейфа — происходило не сразу; это было дело не нескольких дней, а многих недель. Был это длительный и трудный процесс, который только начинался в этот первый рейс, в который Саффар пустился вместе с Гамидом. Только начался! Понадобилось еще много времени, прежде чем Саффар начал управлять не только кораблем, но и своими мыслями.
Этот рейс был окончен неожиданно: как только господин Попастратос узнал, что Абдаллах очутился во власти господина Бабелона, он обругал себя ослом и тупицей и спешно возвратился в Массауа.
  
 
 
 
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   
Глава I
 
Когда Абдаллах в своих сафьяновых туфлях прибыл в Массауа, что случилось только к вечеру следующего дня, ласковый господин Бабелон, укрываясь от солнца своим зеленым зонтиком, повел его в самую оживленную кофейню. Он усадил сына Саида за столик и улыбаясь стал оглядываться по сторонам. Многие из его знакомых подходили к столику с приветствиями. Некоторые из них знали Абдаллаха, потому что люди «жемчужного мира» часто навещали Дахлак, но большинству он был совсем незнаком, так как лишь немногие купцы удостаивались чести переступить порог дома Саида. И господин Бабелон поспешил представить его:
— Склонитесь перед Абдаллахом, о люди, сыном Али Саида и будущим Господином Жемчугом. Он прибыл в Массауа отдохнуть и развлечься. Постараемся помочь ему.
И знакомые старались. В этот же день был устроен большой праздник, куда были приглашены и танцовщицы, и мелодии арабских песен звучали всю ночь.
Когда Абдаллах пришел в себя, он был в доме господина Бабелона, день клонился к вечеру, а сам гостеприимный хозяин сидел у его постели. И Абдаллах засмеялся, потому что он вспомнил удивительные события минувшей ночи и танец пьяного господина Бабелона со своим неизменным зонтиком. Зонтик был сложен, и господин Бабелон, опоясанный скатертью, вращал его, одновременно выделывая сложные па. За это был награжден аплодисментами тех, которые бывали в Каире и знали широко распространенные там на пирушках танцы с бритвами. Но Абдаллах никогда не был в Каире, и поэтому танец господина Бабелона восхитил его не меньше, чем каирские танцы европейца, впервые попавшего в Египет. Теперь он вспомнил это и засмеялся.
— Плохо танцуешь, старик с зонтиком, — сказал он сейчас язвительно. — Идиот.
— Я действительно всего лишь старик с зонтиком, — согласился господин Бабелон с приветливой улыбкой. — И я действительно идиот, потому что принес тебе много денег и ничего не хочу вместо них, кроме твоей подписи. — С этими словами он подал Абдаллаху деньги, лист бумаги и вечное перо. Абдаллах, не считая, сунул деньги под подушку, не читая, подписал бумагу, которую дал ему господин Бабелон, и долго разглядывал вечное перо.
— Нравится тебе? — спросил приветливо господин Бабелон. — Оно твое. Теперь оно тебе часто будет нужным.
Потом он бережно сложил расписку и удалился, весьма довольный собой, потому что в сумму, которая значилась в ней, входила и отданная наличность, и издержки минувшей ночи и даже это вечное перо. Господин Бабелон был очень предусмотрительным человеком.
Так вошел в местное «общество» Абдаллах бен Али, и вскоре он уже доказал, что недаром его отец — Господин Жемчуг. Песни на улице, где жили танцовщицы, звучали каждую ночь вплоть до первых петухов, и веселье ее прекращалось. Но танцев с зонтиком уже не было, потому что господин Бабелон там больше не появлялся. Он хорошо понимал, что вовсе не обязательно ходить за Абдаллахом, как тень, потому что тот и так придет к нему с вечным пером, зажатым в руке. И в этом он не ошибался; господин Бабелон был очень опытный человек.
И вот, когда Абдаллах уже больше месяца провел в Массауа и уже написал господину Бабелону целую груду расписок, у причалов гавани встал «Эль-Сейф», а в дверях кофейни — господин Попастратос.
Он вошел внутрь энергичной походкой, уселся, подозвал официанта, громко поздоровался со своими приятелями и долго о чем-то разговаривал с некоторыми из них. Вечером этого же дня он нанес визит господину Бабелону и заявил тому, что он, господин Бабелон, самый крупный мошенник на Красном море. Господин Бабелон смеялся до слез, словно это была остроумная шутка. Попастратос был очень обескуражен этим результатом — и вечером он пошел к танцовщицам.
Музыка этой ночью не умолкала. Господин Попастратос исполнил турецкий танец с ножами, и его успех далеко превзошел славу господина Бабелона. Но душе общества, Абдаллаху бен Али, не понравилось лицо господина Попастратоса, и он заявил, что оно напоминает ему зад ослицы Башира.
И господину Попастратосу ничего не оставалось делать, как только уйти домой; всю ночь он грыз себе ногти, что служило у него признаком сильных душевных потрясений.
Когда утром к нему зашел нахуда «Эль-Сейфа», он с проклятьями вытолкал его на улицу. Однако через пару часов он сам пригласил к себе нахуду, потрепал его по плечу, дал ему горсть турецких сигарет и приказал подготовить корабль к отплытию.
Но раньше чем «Эль-Сейф» поднял якорь, небо покрылось черными тучами — обычное явление в Красном море — и в море начался шторм. Господину Попастратосу не помогли ни проклятья, ни размахивания руками. Он был вынужден переждать эту бурю и смог отплыть только через два дня. Местом назначения был порт Ходейда в Йемене.
  
Глава II
 
Буря, которая задержала господина Попастратоса в Массауа, имела исключительное значение для судьбы нахуды «Йемена».
Хаджи Шере, закончив лов, поспешил в Джумеле, чтобы продать добычу Саиду. Добыча была не велика: горсть бильбилу и пять или шесть жемчужин побольше, но ни одна из них не была совершенной. Все это было высыпано в маленький красный мешочек; весь вместе этот жемчуг не стоил и четверти цены жемчужины, которую нашел Раскалла. Да к тому же Саид заплатил скудно, не вняв мольбам и просьбам нахуды… С того времени, когда у его постели встала стража, а черный невольник отведывал каждое блюдо, подаваемое Саиду, а особенно после побега Абдаллаха, Саид стал странно подозрительным и вспыльчивым, и с ним было лучше не спорить.
Проклиная свое бессилие, хаджи Шере и Бен Абди возвратились на корабль, расплатившись с ловцами еще скупее обычного.
— Нас обокрали! — вопил хаджи Шере. — О, когда же аллах увидит это и пошлет на землю ангела мести!
— Иншаллах! — воскликнул Бен Абди. — На все его воля. А пока мы должны смириться, а вы, люди, последуйте нашему примеру.
Так говорили они, давая по одной монете на двоих, потому что меньше нельзя было дать. Так что половина ловцов оказалась с пустыми руками, и они принялись кричать, не поняв, что же произошло.
— Поделитесь между собой! — ворчал хаджи Шере, кидая по сторонам тревожные взгляды. — Одна монета на двоих!