Своя дорога

В мертвой тишине, сопровождаемые молчаливыми взглядами, полными безграничной ненависти, мы выбрались за ворота, на прощание пообещав убить пленника, если кто-то подойдет к нам ближе, чем на полет стрелы. Потом я перекинул тяжелое и уже не сопротивляющееся тело через лошадиную холку, вскочил в седло и пришпорил лошадь. Через час кони незаметно перешли с галопа на рысь, а моя кобыла – так откровенно устала от двойной ноши.
Оставив позади невысокое редколесье, мы подъехали к темно-зеленой стене по-настоящему густого первобытного леса. В Наорге такого почти не осталось, да и здесь, поблизости от границ, тоже вырубили все, что могли. В королевстве за сохранностью лесов следили владельцы земель, на которых те росли, по вполне понятным причинам запрещая вырубку, а тут… кто первым добрался, тот и в барыше. Не останавливал браконьеров даже страх не вернуться домой. Неимущие граждане Наорга с риском для жизни зарабатывали на хлеб.
– Привал! – объявил я и столкнул колдуна с лошади. Тело встретилось с землей, и маглук застонал.
Нечего мычать, сам виноват.
Сирин тоже спрыгнул, снял с коня девочку и подошел к моей кобыле, прежде чем я успел с нее слезть.
– Дюс, что ты сделаешь с пленником?
Ну конечно, другой темы для беспокойства у него просто нет!
– Убью, – ответил я, питая слабую надежду, что волшебник удовлетворится этим ответом и существующим положением дел.
– Ты не можешь! – в ужасе ахнул аптекарь. – Ты обещал сохранить ему жизнь!
– Да? – искренне удивился я, пытаясь вспомнить, когда успел произнести ритуальную фразу опрометчивого обязательства. Ничего похожего на ум не пришло. Вот убить, если нас будут преследовать – обещал, а сохранить жизнь… не было такого!
Агаи вздохнул, видно, сам сообразил, что поторопился с претензиями, но отступать не стал:
– Дюс, пойми, если ты сейчас убьешь его, сам встанешь на одну доску с этим мерзавцем.
А и хрен бы! Главное – живым остаться. Это он сейчас тихий и безобидный, а стоит развязать колдуну руки, нам всем, включая милосердного слюнтяя, мало не покажется. С опасной тварью довелось встретиться, не иначе беглый маг, очень сильный, раз сумел выжить и сплотить вокруг себя чужой народ.
– Дюс… не надо!
Тихий голос заставил досадливо поморщиться.
Зеленые глазищи смотрели так умоляюще, словно я собирался прикончить родного брата сирин. Рядом с волшебником замерла Морра. Казалось, малышка напряженно ожидает окончательного решения, и взгляд ее странных серебристых глазенок заставил-таки почувствовать себя кровожадным монстром.
Я знал, что, если сейчас не пойду навстречу сирин, навсегда останусь для него обычным убийцей, а для девочки… Для девочки этот поступок окажется важным рубежом в ее судьбе.
Паршивка жизнь и самого прекрасного человека сделает сволочью, возможно, когда-нибудь Морре придется стать такой, как все. Но я не хочу, не желаю становиться первым, кто подтолкнет к этому малышку! Брать на себя ответственность за деяния будущей королевы – это слишком даже для моей неприкаянной души. Но и оставлять за спиной живого врага я тоже не привык. Выход один – попробую схитрить.
Я с трудом сохранил недовольный вид – меня озарила идея, как волков (то есть меня) накормить, и овец пернатых не потревожить.
– Ладно, Агаи. Считай, ты меня убедил. Займем наших преследователей благородным делом спасения своего благодетеля. Видишь это высокое дерево? Придется немного поколдовать. Попрощаемся с лишним грузом достойно.
Какая разница, где его удавить? Наверху даже удобнее: и девочка не расстроится, и сирин нравоучениями мучить не станет.
Волшебник расцвел, словно яблоня по весне, но тут же спохватился:
– Поклянись, что не убьешь его наверху!
Вот стервец!
Морра снова уставилась на меня, ожидая ответа.
И я, подчинившись немому приказу необычных прозрачных глаз ребенка, сказал:
– Слово дворянина!
Ладно, пес с ним, с этим ублюдком! Будь по-вашему – пусть живет… еще некоторое время. Есть у меня в запасе одна интересная мысль… Получится не хуже, чем с удавлением. А может, даже лучше – помучается подольше.
«Какого демона я выбрал именно сосну?!»
Такая мысль пришла в голову уже на третьей ветке, когда я очередной раз прилип ладонями к расплавившейся на солнце тягучей смоле, щедро украсившей толстый ствол янтарными потеками. Во что превратились штаны и рубашка, я умалчиваю, теперь они только на тряпки годились. Хорошо хоть камзол внизу оставил.
Я задрал голову – футах в двадцати от меня раскачивался толстый куль на веревке. Мы затащили пленника наверх, и теперь требовалось как следует закрепить его на дереве.
Проще было бы отправить наверх сирин, ведь это он у нас с крыльями, но парень заявил, что вязать узлов не умеет, а это значило – маглук может грохнуться на землю подобно сорванной ветром шишке. Я бы не расстроился, но вот Агаи… Он, подлец, заявил, что не хочет брать грех на душу. Из-за его моральных убеждений мне пришлось карабкаться на верхушку липкого дерева. А ведь еще слезать…
Зараза! В гробу я видал таких добреньких поганцев.
Чтобы дать хоть какой-то выход раздражению, я обругал в три этажа и сирин, и варваров, и колдуна, и дерево, и свою сговорчивость заодно. Вроде как полегчало.
Наконец-то последняя ветка!
Я оседлал толстый сук и подобрался к болтающемуся в воздухе колдуну. Сложная «сбруя» из веревки, в которой крепился пленник, получилась надежной. А то, что она врезалась в тело, причиняя боль, можно было считать платой за «гостеприимство». К плате же следовало отнести перетянутые тонкой веревкой кисти рук колдуна. Теперь, если его не снимут через пару часов… Сдохнуть сразу не сдохнет, но руки точно отвалятся. А раз отвалятся, значит, колдовать не получится. А там – Пустошь сама дело завершит!
Провозившись с четверть часа, я наконец закончил и крикнул вниз:
– Отпускайте!
Сейчас проверим на прочность мои узлы.
Пока Танита и Агаи перетягивали освободившуюся веревку, я удовлетворенно наблюдал за дерганьем подвешенного колдуна, заодно убеждаясь, что он не грохнется вниз. Перед тем как слезть, я не смог отказать себе в одной маленькой слабости: сдернул повязку с глаз маглука. Пусть полюбуется на открывающиеся просторы. Затем погладил его по растрепанным, грязным, обслюнявленным в кошачьей пасти волосам, и ласково посоветовал:
– Я бы на твоем месте не дергался, а то веревку перетрешь или прилетит, не дай Мо, что-нибудь хищное.
И попрощался:
– Ну счастливо оставаться!
На душе сразу хорошо стало, несмотря на испорченные штаны.
Уже внизу, еще раз окинув удовлетворенным взглядом болтающееся тело, я сказал сирин:
– Теперь твоя очередь!
А парень, оказывается, все-таки не лишен некоторой мстительности.
Этот вывод я сделал, глядя на то, как сосна на глазах обрастает здоровущими острыми иглами, лишь немного уступающими по длине и плотности тем, которые украшают шкуру дикобраза. Жалко, дерево ими «стрелять» не умеет, как этот наглый зверек. Да и так сойдет! Теперь у варваров точно уйдет часов пять, не меньше, чтобы достать негодяя. Это даже дольше, чем я рассчитывал! Фантазия сирин только что обеспечила дикарю гангрену и верную смерть. Мучительную. А нам пяти часов за глаза хватит, чтобы убраться подальше.
Агаи удовлетворенно посмотрел на свое творение и хихикнул. Я проследил за его взглядом и тоже не удержался от смешка: поднявшийся ветер шаловливо раскачивал огромную бурую «шишку».
Как же этого мерзавца сейчас мутит. Прелестно… Я удовлетворен. Во всех отношениях.
– Все равно лучше убить, – хмуро бросила Танита и полезла в кусты раздеваться и перекидываться обратно в кошку.
Я ухмыльнулся, но, заметив настороженный взгляд волшебника, стер улыбку с лица и сказал:
– Агаи, знаешь что, ты подумай о защите от проклятий. Ведь снимут его, очухается и непременно кинется колдовать. Не хватало еще в каждом лесу по дереву над очередным монстром высаживать.