Кухарка (СИ)

 16 
 Если бы умели разбираться, 
 Не пришлось бы страдать и болеть. 
 Поломанные. “Та сторона” 
У Леськи, конечно, не было фотографии Фёдора, не было какой-нибудь памятной вещицы, не было даже засохшего цветка. Была строчка в Гугле, где набрав его имя, она могла увидеть чуть не каждый день его жизни.
Встречу с премьер-министром в декабре прошлого года. Выступление на радио “Свобода”. Снимки с какой-нибудь пресс-конференции или модной тусовки. Рукопожатия сильных мира сего, споры с политиками, первые лекции. Свидания с самыми блестящими красавицами страны.
Что сложнее: ничего не знать о человеке, который тебе дорог, или видеть его по первому желанию, но понимать, что тебе в его жизни нет, и никогда не будет места?
Леська пережила разрыв. У неё не было выбора. Она просто не позволила боли приобрести какое-то глубокое значение в своей новой жизни. Она не могла дать имени тому сопротивлению, которое оказывала боли, и той эмоции, которая рождала это сопротивление. Иногда душа её превращалась в сплошной стон, когда она вспоминала чувства, которые до сих пор, против воли и всякого разума, испытывала к нему.
…А в самом начале ей хотелось потерять рассудок, чтобы не помнить, не видеть, не участвовать в той судьбе, где стало правдой то, что правдой быть не могло.
Она сражалась с каждой своей мыслью, с каждой слабостью, с пустой надеждой, когда в моменты усталости, разочарования или внезапно навалившихся проблем, хотелось заглянуть в его блог, прочитать светлые, жизнеутверждающие слова.
Она сражалась и она победила. Время помогло ей дожить до того дня, когда она смогла безразлично отнестись к собственным воспоминаниям.
Казалось, история эта закончена и более не имела к ней никакого отношения. Она не просто выиграла сражение с воспоминаниями, она победила, она взобралась на гору под названием Независимость, о вершине которой раньше не могла и думать…
— Кухарка слушает новости? Разве твой удел не кулинарные шоу?
Нож, которым Леська разбивала скорлупу, выскользнул из рук, ударился о столешницу и упал на пол. Она услышала смех, но велела себе не заводиться. Только почувствовала, как на подбородке дёрнулся нерв.
Сощурила глаза и медленно повернулась:
— Именно они. Только в твоём присутствии я кошу под интеллектуалку.
— Кухарка-интеллектуалка? — Фёдор хмыкнул. — Звучит, как кот-миллионер.
— Послушай, у меня полным-полно дел, — Леське очень хотелось показать ему средний палец, и она на минуту выпала из действительности, раздумывая, не сунуть ли его Фёдору под нос?
Сдержалась. Лишь непроизвольно и резко повела локтем.
— Не сомневаюсь.
— Ни одно из них не касается тебя.
— Да неужели? — его осанка и поза выдавали бессознательное высокомерие человека, привыкшего быть хозяином положения. Как и много лет назад, когда он был уверен, что всё в жизни будет происходить по известному ему одному сценарию. — Мне почти жаль тебя…, — медленно произнёс Фёдор, разглядывая её рубашку где-то в области воротника.
Леська замерла. Волна жара опалила горло, грозя вынести на щёки румянец стыда. Жалость — что может быть унизительнее?
— Насколько я помню, у тебя были неплохие мозги, — пренебрежение, затаившееся в уголках губ Фёдора, подсказало ей, что он хочет уязвить её. — Но сейчас ты вынуждена работать кухаркой и подавальщицей одновременно.
Ах… он об этом? Леська выдохнула. Такое небрежение на неё не действовало. Она искренне любила своё дело и гордилась тем, чего достигла. Пусть для золотых мальчиков — это самая низкая ступенька лестницы, для неё — сам факт того, что она жила честно, значил больше, чем все первенства мира.
— Зато моё обаяние при мне, — усмехнулась Леська.
— Не сомневаюсь, — сверкнул глазами Фёдор.
— К тому же, — пожала Леська плечами, — хорошие девочки отправляются на небеса, а плохие.., — пауза позволила снова заглянуть в медовые глаза.
— А плохие к чертям собачьим?
— А плохие — куда захотят! — закончила она.
— Не сомневаюсь, — Фёдор скривил губы. Пренебрежительный взгляд, оценивающе скользнувший по её телу, откровенно говорил ей всё, что он думал, о её “куда захотят”.
Леська отвернулась. “Дёрнул же чёрт её говорить с ним!”
— Но даже самая распоследняя судомойка, — он словно не обратил на её молчание никакого внимания, — лучше, чем та порно актриса, что ты представляла собой в нашу встречу.
Сердце Леськи сжалось в маленькую красную точку, которая взорвалась пульсирующей болью. Порно актриса? Господи, она руку бы отрубила, чтобы тогда всё случилось по-другому! Увы… Ему никогда не узнать этого и не понять её. Скрыв нарастающую боль и обиду, она собрала волю в кулак, чтобы ответить лёгким, насмешливым тоном:
— Тогда у меня было ещё опыта маловато. Через год и десять лопухов я достигла нужного уровня.
Презрение, блеснувшее в его глазах сквозь стёкла очков, доставило ей какое-то извращённое удовольствие. Презрение лучше, чем жалость.
Мужчины в очках: они всегда ей нравились… Или стали нравиться после того, как она познакомилась с Фёдором? Теперь она уже не могла ни понять, ни припомнить. Так же как эта мучительная история… когда она началась и с чего? С криков чаек, с солнечных ступеней, пропитанных запахами моря? Или со взглядов? С карих пронзительных глаз с огненной каёмкой вокруг чёрного зрачка? С маленькой родинки, примостившейся на подбородке?
— Какая беда, что после того, как ты уйдёшь отсюда, я изо всех сил постараюсь, чтобы тебя больше никуда не позвали, — он надменно поднял брови, ожидая её реакции. Леська проигнорировала его реплику. Она была слишком уверена в моральных принципах этого парня, чтобы переживать, что может пострадать от его действий.
Скорее она опасалась продолжения разговора. Даже если у неё хватит сил выдержать перебранку и не расплакаться, останется риск замучить себя тоской завтра. В её прошлым было столько изматывающей боли, что связаться с ним, всё равно, что прыгнуть в котёл с кипятком. Какой смысл им пререкаться? Зачем ей знать, в какого человека превратился её первый мужчина? Ей никогда не разгадать его, как бы она не старалась — они всегда будут слишком далеки друг от друга.
И она не могла его в этом винить.
 17 
 Но все уже сказали друг другу в очень спокойных тонах, 
 Но оглушало как будто бы в рупор 
 Взгляд, рот… 
 Поломанные. “Та сторона” 
К десяти часам хлебы были готовы, чтобы отправиться в печь. Она замесила один ржаной каравай, пшеничные булочки с отрубями и семенами льна и поставила подходить дрожжи на маленькие рогалики. Их она поставит только перед самым приходом гостей, чтобы они наполнили столовую своим ароматом перед тем, как приглашённые рассядутся по местам.
Леська сама удивилась, каким образом ей это всё-таки удалось — большую часть времени она вела беззвучный диалог с Фёдором. Спорила с ним и с самой собой, рассказывая как нелегко пришлось, и как она не хотела обидеть его.
Он стал ещё красивее, а из горького прошлого всё появлялись и проплывали чередой перед ней далёкие призраки. Его руки на руле. Его руки на её плечах. Его волосы, мокрые и блестящие. Солёная кожа…
Прекрати. Думать. О нём.
Один день и больше ты его никогда не увидишь.
Что он делал в Питере? Он ведь был москвичом. Приехал погостить у сестры? Что за дурацкое совпадение? Почему именно в тот день, когда она оказалась в доме Ксении? Как долго он здесь пробудет? Да какая разница, им всё равно не встретиться больше! Это и к лучшему. Леська облизнула губы и взяла прихватку. Отправив формы в печь, заметила короткое движение в проёме двери.
Теперь ему не удалось застать её врасплох. Двух раз было достаточно.
— Ты всегда носишь поварской колпак? — кашлянул Фёдор.
— Твоя сестра сказала, что ты не будешь заходить на кухню, — Леська намеренно проигнорировала его вопрос. Рубашка натянулась у неё на груди, когда она встала на цыпочки, чтобы достать миксер с самой верхней полки. И Фёдор это заметил. Она видела, что на миг он потерялся и не сразу пришёл в себя. Ей пришлось выразительно посмотреть на него, заставляя вернуться с небес на землю.