Когда в сердце пылает любовь

— Кхе — кхе, Зрамин, — окликнул меня Хани. Но я остановила его рукой, требуя тишины. Вот оно! Тантрион заговорил, о, услада моих ушей и нервов.
— Вы, видимо, забыли, что я ваш владыка, а не сын, которого следует поправлять.
Да, да, так его, так! О, это было нечто! Аж слезы навернулись. Вот та смесь возмущения, чуть перчинки властности и мягкий укор, заставляющий одуматься. Так разговаривать умел только он, мой король!
— Зрамин, с тобой всё хорошо? — вернул меня из мира грёз голос Трибора.
— Тс, конечно да, — грубо отозвалась я, забываясь. Но во время спохватилась и исправилась. — Просто не мог отказать себе в удовольствии потешить самолюбие. Приношу свои глубочайшие извинения, что пренебрегал вашим вниманием. Но теперь я весь ваш. Вы что‑то хотели спросить?
Хани прикрыл ладонью рот, сотрясая плечами, затем отвернулся, чтобы не ржать в голос. А рот Трибора неприлично открылся, сам он разом позабыл, что, собственно, хотел спросить. Ну да, я была крайне учтива и мила. Ой, это я зря, наверное, так улыбалась. Ах, как же избавиться от этой жеманной привычки всем строить глазки. А всё матушка!
— Зрамин, пойдём со мной, я провожу тебя в канцелярию, — постанывая, позвал меня Хани.
  
Глава 3
 
Тантрион
Жизнь размером в вечность накладывала особенный налёт безразличия на характер. Тантрион знал, как выглядел для многих: величественный, мудрый, холодный и отчуждённый. И только одна из подданных никогда не считала его таковым — маленькая Хэни. Маленькая Фэйари покоряла своей искренностью, живостью и любви к жизни. Владыка знал о том, что полюбив раз, Хэни никогда не разлюбит, никогда не предаст и никогда не отступит. Ему было лестно такое внимание маленькой эльфийки. Он оживал рядом с ней. Она, как прекрасная птица, порхала вокруг него, и он трепетно относился ко всем её обещаниям, ведь настанет время, и они сбудутся. Фэйари всегда славились своим уникальным даром. И Тантрион не собирался отказываться от малышки. Она, в отличие от своей матери, была сильнее её и пользовалась своим только проснувшимся даром. Именно он первый понял, что попал в сети чарующего голоса Фэйари, весёлого блеска её глубоких серых глаз. Он полюбил девчушку и прятал ото всех свои чувства. Он затаился и считал дни до того момента, когда сможет объявить её своей невестой, а затем и женой. Но нужно было ждать, наблюдать со стороны, чтобы никто не догадался, чтобы даже тени мысли ни у кого не возникло. В противном случае Хэни могла угодить в ловушку. Её дар был крайне редким.
Фэйари исконные жители Ислардии, ещё до прихода эльфов. Внешне они не отличались от иномирцев: те же заострённые уши, те же ловкость и скорость, та же стихийная магия. Только у рыжих были и другие способности: дар внушения и подчинения. Иномирцы завоевали этот мир, стирая старые хроники, переписывая историю заново. Тантрион помнил те времена, помнил и стыдился. Фэйари как раса исчезли, а с ними и благосклонность мира к пришлым. На эльфов обрушились страшные катаклизмы: землетрясения, ураганы, засуха. И только мольбы последней королевы Фэйари спасли эльфов.
Летний праздник был в самом разгаре. Тантрион по традиции пустил венок с зажжённой свечой в реку под радостные крики горожан. Своеобразный дар матери — природе за её благосклонность. Много воды утекло с той поры, когда иномирцы раскололись. Одни устали от войны и хотели мира. Они пытались искупить свою вину перед Фэйари, когда поняли что натворили. Но были и другие, которые стали поклоняться тёмной богине, Паучихе, которая отравила своим ядом их кровь. Так появились тёмные эльфы. Так появилась извечная вражда между братьями. Уже никто и не помнил о тех, кому принадлежал этот мир до прихода эльфов. Фэйари не вымерли, они растворились в пришлых, смешали свою кровь с ними и выжили.
Совесть бывает разной. Иногда она спит беспробудным сном, а иногда грызёт дни и ночи напролёт. Так, как это было у Тантриона. Он помнил всё, он хранил свои воспоминания, предавая их своему единственному наследнику — Ириадилу, который вечно спорил с отцом, желая узнать мир на своём опыте, а не переняв его от отца.
Вернувшись во дворец, Тантрион искал свою названную, которой почему‑то не было ни у реки, ни среди её родственников. Забеспокоившись не на шутку, он подозвал к себе советника.
— Все ли пришли на праздник? Мне кажется, я не вижу одного, самого главного моего гостя, — тихо шепнул владыка Арганону.
Яркие цвета праздничных одеяний смешались в кружащий калейдоскоп. Благородные девы пытались привлечь к себе внимание Тантриона: то слишком низким поклоном, то откровенной улыбкой, то многообещающим взглядом. Но владыка искал среди них ту, что не красилась так ярко, ту, чьи волосы были самым дорогим и изысканным украшением.
— О ком вы спрашиваете? — не понял намёка советник, в беспокойстве оглядывая зал и сверяясь с листком почётных гостей.
В зале были и гномы из торговой гильдии, и магистры магии из королевской академии, даже второй командир границ из Ледяных пределов. Арганон проверил и перепроверил уже этот список, сверяясь, все ли сидят на своих местах, и всем ли гости довольны.
— Ты не понял меня, советник, — Тантрион решил, что не стоит ходить вокруг да около. Арганон и так очень ответственно относился к своим обязанностям, но при этом нервничал, хотя никто этого не замечал. — Где твоя дочь?
Арганон оторвал взгляд от листка и обратил свой взор к своим домочадцам. Тантрион видел искреннее удивление на его лице.
— Сейчас узнаю, — произнёс советник и покинул владыку.
Тот не стал ждать, пора было открывать бал. Он взошёл на свой трон, взял в руку жезл и громко ударил им три раза. Музыканты взяли первые аккорды и на танцевальную площадку стали выходить пары. Раньше бал Тантрион открывал первым танцем со своей возлюбленной супругой. Злая судьба забрала её у Древнего, но подарила Хэни. И сейчас он мечтал увидеть её, окунуться в добрый, влюблённый взгляд, поймать её озорную улыбку.
Советник вернулся с плохой новостью. Хэнтариэль отказалась от визита во дворец. Родители о бунте не знали, а братья решили, что сестра передумает.
— Приношу свои глубочайшие извинения, я не знал, что Хэни отказалась от поездки. Моя вина, что не проверил. Не ожидал, она ведь платье заказала, — сокрушался Арганон, чувствуя неловкость.
— Узнай у своей супруги, почему дочь решила проигнорировать моё приглашение, — приказал Тантрион.
Настроение его упало. Взбалмошная малышка Хэни становилась строптивицей. Это и хорошо, но Тантриону нужно было её увидеть. Тревога поселилась в сердце, стоило ему не найти сегодня на улице среди праздного народа её яркой макушки. Словно солнце ушло за тучи, а холодный ветер поднялся, забирая тепло.
Гана приблизилась, склоняясь перед владыкой в поклоне. Тот подозвал её рукой.
— Почему не проследили за дочерью? — строго спросил он у жены советника.
Та робко подняла глаза и тут же их опустила.
— Простите, ваше величество, так вышло, что…
— Что? — холодно перебил её владыка.
— Мы не хотели вас оскорбить пренебрежением, — слова были полны смирения, да только его ни в голосе, ни во взгляде Фэйари не наблюдалось.
Владыка знал, что Ганатриэль не была в восторге от выбора своей дочери.
— Надеетесь, что она меня разлюбит? — с нескрываемой насмешкой уточнил он у рыжеволосой.
— Да, надеюсь, — честно ответила та.
— Зря, она будет моей, — это был приговор, это было обещание, это была неизбежность.
— Она дитя. Вы для неё стары! — гневно шепнула Ганатриэль, забывая на миг, что перед ней Древний.
— Любви все возрасты покорны. И не вам выбирать судьбу своей дочери. Она в её руках.
— Она ещё мала для такого выбора.
— Она Фэйари, — холодно осадил Гану Тантрион.
Жена советника поклонилась и, не спросив разрешения, ретировалась к мужу, но владыка ещё не закончил разговор и подозвал к себе Арганона. В зале музыка плавно перетекала из одной композиции в другую. Пары так же менялись, как и ритм танцев. Гномы пытались найти хоть что‑нибудь съестного, подавальщицы не успевали приносить им деликатесы. Маги обсуждали свои вопросы, изредка поглядывая на владыку. А Тантрион ожидал, когда советник займёт своё место позади правого плеча владыки.