Кожа наших листьев (СИ)

— Так, братец. Я хочу испытать твой «сексофон» на себе, — заявила Карина. — Бессовестный! От твоих слов я вся уже давно теку, как не знаю кто.
— Он ещё не отлажен, — начал возражать Роман. — Да и вообще… Это уже то, о чём мы с тобой не раз говорили.
— Знаю! Но совместная мастурбация за секс не считается — об этом мы тоже говорили. Особенно если учесть, что на вашей благословенной планете минет или куни — всё равно что дружеский поцелуй в щёчку. Впрочем, мастурбация меня сейчас не спасет! Прикажешь мне идти и вешаться на шею вашему шефу или юному Артёму? Я так не могу… То есть могу, но… Короче, я не желаю слышать никаких возражений! Ты смерти моей хочешь, наверное?!
— Результат может быть непредсказуемый, — пытался протестовать уже почти что сдавшийся (Карина это хорошо видела) Роман.
— Пусть будет какой угодно, — Карина топнула ножкой. — К тому же ты не посмеешь огорчить твою сестру.
— Тебя придётся зафиксировать…
— А то ты не знаешь, как это делается! Почётный член клуба «Смайтфетиш»!
— Ладно…
Качая головой и что-то прикидывая, Роман подошёл к компьютеру, нажал несколько кнопок на сенсоре.
— Что ты делаешь? — с подозрением спросила Карина.
— Меняю обстановку… Помоги пока распутать мне эти провода…
Неожиданно для Карины стены лаборатории, и без того состоявшие почти из одних окон, отъехали в сторону, причём вместе с полом. Аппарат Романа, пара стульев-шезлонгов и несколько предметов интерьера оказались прямо на траве, среди цветов и деревьев.
— Так будет лучше, как ты думаешь?
Поражённая Карина охотно подтвердила, что ей так нравится больше.
Через минуту в обновлённую лабораторию Романа ввалился андроид, тащивший на себе крупный квадратный предмет, примерно метр на метр и толщиной сантиметров пять — явно какую-то мебель. Поставил на землю, сдёрнул чеку… С лёгким грохотом предмет развернулся в гибрид операционного стола и гинекологического кресла с ремнями и фиксаторами.
— Ну что же — ложись! — Роман приглашающе показал рукой на кресло. — Чёрт знает, чем мы тут занимаемся, — проворчал он затем вполголоса.
Эти слова были излишни. Карина в несколько движений сбросила тунику, под которой не было никакого белья, запрыгнула на кресло, на лету скидывая туфли. Устроилась поудобнее, потягиваясь всем телом и покачивая ножками в воздухе. Она далеко не первый раз показывала себя брату. Ей нравилось видеть его восхищение, и она сама от этого возбуждалась. Подобно герою какой-то читанной в детстве книги ей порой хотелось, чтобы вдруг выяснилось, что либо Роман, либо она сама — приёмный ребенок в семье. Тогда упали бы все преграды, и ничто бы не помешало пуститься им во все тяжкие… Роман как-то признался, что мечтает о том же. Но, поставив себе определенные границы, брат и сестра их не переходили, хотя и балансировали порой на самом краешке дозволенного.
— Слушай, выгони этот агрегат, — попросила Карина, показывая на андроида. — Я стесняюсь, когда он на меня так пырится.
Роман хохотнул и отправил андроида вон, напомнив ему на прощание задание быть поблизости — чтобы в эту секцию оранжереи не забрёл кто-нибудь из праздношатающихся или, напротив, любителей работы в вечерние часы. Сам подошел к полулежащей сестре, взял ее руки и направил их вдоль туловища, закрепляя ремнями в трёх местах. Зафиксировал торс, бёдра… Уложил ноги в лотки-держатели, притянул их ремнями.
— Тебе удобно? — спросил он.
Карина поёрзала.
— Во всяком случае, я в полной твоей власти. Давно так себя не чувствовала.
— Да, ты больше любишь, когда сама кого-то привязываешь.
— Дело не в том. Просто не так много людей в этом мире, кому я доверяю. Ты — один из них, — сказала Карина.
— Спасибо… — Роман нагнулся к её лицу и поцеловал сестру в губы. Это был не вполне братский поцелуй, но далеко и не ласка любовника. Потом подошёл к держателям, слегка раздвинул их, разводя ноги чуть шире. Влажная щёлка слегка приоткрылась, нижние губы, выглядевшие слегка набухшими, налились малиновым цветом. Сестрёнка на самом деле текла от возбуждения. Чёрт возьми, а ведь действительно, нельзя же её огорчать…
Карина чувствовала, как платиновые зажимы защемляют ей губы, слегка оттягивая их книзу. Роман, впрочем, тут же прижал их к коже пластырем, приподняв губы обратно и растянув их в стороны, открывая вход во влагалище; гладкий блестящий электрод фаллической формы легко скользнул внутрь его, заполнив собой тесное пространство. Другой электрод, немного уже и значительно длиннее, для которого Роман не пожалел гелевой смазки, вошел в анус и пополз глубоко внутрь… Не слишком ли глубоко?
— Всё нормально, так надо, — сказал Роман. — Сейчас я его ещё раздую немного…
Карина ощутила, как что-то у неё набухло прямо в середине живота. Роман положил пальцы ей на кожу возле пупка, надавил, подвигал… Словно бы плотный шарик перекатывался под кожей — конец электрода туго раздул сегмент кишки.
— Басы будут ощущаться именно отсюда, — пообещал Роман. — Высокие ноты ты животом не почувствуешь, они играют в другом месте.
С грудью сестры он возился долго, собирая причудливый узор из трёх электродов и целой пачки золотых акупунктурных иголок с наноприёмниками на тупых концах. А острые концы игл впивались в кожу вокруг ореолов, заставляя Карину приглушённо ойкать. Впрочем, во всем её теле торчало не менее полусотни игл, которые Роман укрепил в одному ему ведомых точках акупунктуры, сверяясь то и дело с показаниями прибора. Несмотря на то что процесс подготовки проходил не меньше пятнадцати минут, возбуждение Карины не спадало. Более того, оно даже росло. Брат мог бы сказать, каким образом он этого добивается, втыкая иглы в особые точки, но зачем фокуснику выдавать все свои секреты?
Каким образом крепится странной формы электрод, Роман тоже не сказал; но, поворачивая и прижимая его, он добился того, что сестра ощутила, будто бы гибкие лепестки проникли ей глубоко под капюшон клитора, охватили его там со всех сторон и подперли снизу. Это ощущение само по себе уже было донельзя восхитительным, а ведь впереди ещё было, видимо, самое интересное… Карина чувствовала, как у неё замирает сердце в ожидании новых, неизведанных ощущений, как вздрагивают колени и пальцы рук — заполнившее её вожделение настоятельно требовало выхода.
— Я думаю сделать сеанс минут на двадцать, — сказал Роман, садясь за клавиши. Со своего места он хорошо видел тело сестры во всей его красе, увешанное проводами и щетинящееся иглами. Кресло брат поднял настолько высоко, насколько это было возможно. Глаза Карины закрывали широкие тёмные очки; про них Роман вспомнил в последний момент: ни к чему отвлекаться на внешние раздражители — светотени, которыми играло заходящее солнце, щедро заливающее розоватым светом оранжерею.
— Это много или мало? — спросила Карина.
— Это столько, сколько доктор прописал, — засмеялся Роман. — Ну как, ты готова?
— Да! Давно уже. Я сейчас взорвусь, начинай скорее!
— Хорошо…
Роман надел наушники, чтобы слышимая мелодия достигала только его ушей, повернул два переключателя на панели и тронул пальцами клавиши — как будто коснулся нежной женской кожи.
Музыка возникла во всём теле сразу — звуки концертного рояля заиграли в каждой клеточке организма. Это было настолько неожиданно и настолько приятно, что она даже прекратила дышать на какое-то время. А когда смогла сделать первый выдох, то ритм её дыхания сразу же подчинился ритму музыки, звучавшей в её теле. Музыка распространялась волнами — нежными, ласковыми, эротичными; они пробегали по энергетическим меридианам и растворялись внизу живота, расцветая всполохами звучащих брызг. Мягкие басы растекались и обволакивали, погружая тело в негу расслабления; а острые высокие ноты щекотали нервные окончания, заставляя его вздрагивать и извиваться. Карина словно бы и сама пела в такт звучащей в её теле музыке — она постанывала от неописуемой гаммы наслаждений; части её тела ритмично напрягались и расслаблялись — надёжно укреплённое кресло пошатывалось… Минут через десять оно заходило ходуном — Карина забилась в первом оргазме, крича в голос; привязанные руки и ноги натянули ремни, ступни вытянулись, пальцы рук судорожно сжимались и разжимались. Роман поймал нужные частоты и держал сестру на пике наслаждения почти три минуты; будучи отличным музыкантом и просто очень чутким человеком от природы, он легко оценивал окраску эмоций, и его пальцы нажимали нужные клавиши и поворачивали регуляторы даже раньше, чем он мог бы внятно проанализировать ощущения своей «слушательницы».