Под стягом Святослава (Историческая повесть)

плакали жалобно гусли. Высокий мальчишеский дискант поводыря вторил звучному голосу сказителя. Слезы навернулись на глаза сторонников русских: каждый из них в трудах повседневных и тяжких знал цену горю, оно им было близко и понятно…
Но вот мелодия выровнялась и потекла спокойнее, размеренней:
 
 
Чередой год за годом минули,
 
И уж много раз снег растаивал…
 
Только все во кручине родители,
 
Побелило их горе горькое,
 
Думы тяжкие о кровиночке…
 
Раз пускал Буслав по чащбе огонь,
 
Да топориком острым помахивал,
 
Да соху за рогалики держивал,
 
На солову кобылку покрикивал.
 
А старуха его пироги пекла,
 
Калачами да печь укладывала.
 
А убогий их отрок на реке играл —
 
Звонки камешки перекидывал,
 
На саженю их в воду забрасывал:
 
А уж было ему за пятнадцать лет,
 
Да вот силушкой Велес не миловал.
 
 
 
Враз услыхивал отрок на том берегу
 
Голос слабый со горькими стонами.
 
Поглядел и узрил он старинушку,
 
Старину-та калику перехожия.
 
Ухватилась немощь за ракитов куст,
 
Тонет в речке тихой Лебединке,
 
Тонет в реченьке на быстриночке
 
И зовет его слабым голосом:
 
«Ой ты, молодец добрый Политушка,
 
Ой, спаси мою душу безвинныя,
 
Поддержи над водою светлыя
 
Да снеси до крутого бережка!»
 
 
 
А убогий Полита и встать не мог
 
Все ползком по земле продвигаючись.
 
А и глас свой подать он не в силушке,
 
С изначалу немым уродившиись.
 
 
 
А калика та перехожия
 
Уж не может держать за ракитов куст
 
А и дед водяной ту старинушку
 
Во омут тащит да побулькивает…
 
 
Гусли звенели смятенно, голоса песенников источали боль человеческую, переговаривались. Громкий аккорд предшествовал следующему куплету:
 
 
Закипело тут сердце у отрока,
 
На чужую беду ту глядючи.
 
Мыслит: «Сам потону, а и сгинуть не дам
 
Той старинушке сирыя, слабый!»
 
 
 
Поднатужился отрок и в речку пал.
 
И почуял Полита Буслава сын,
 
Што он резво плывет, далеко плывет,
 
Будто утица серая легкия.
 
Чует, силушка в нем молодецкая
 
И доселе им не испытанная.
 
Как подплыл он к калике перехожия,
 
Поддержал над водою старинушку,
 
Да как выплыл со речки быстрый
 
Как на сух бережок-та муравистый.
 
 
 
И тут речет старинушка сирыя,
 
А и вторит ей небо синее,
 
И леса, и поля земли Русския:
 
«Исполать тебе, добрый молодец!
 
Да за душу твою широкую!
 
Так пускай с сего часу светлого
 
Станет сила твоя по душе твоей.
 
Ибо есть она во сто благостей
 
И на добры дела обозначена!»
 
 
Струны рокотали все быстрее и быстрее. Звуки расширили пространство и, казалось, заполнили весь мир!
У костра давно уже собралась толпа ратников. Тишина стояла такая, что было слышно, как в бездонном небе шептались морозные звезды… А песня-былина летела себе, и не было ей преград…
 
 
И исчезла старинушка сирыя.
 
Вдруг почуял Полита силушку,
 
Да такую, што стать расправилась,
 
А головушка закружилася,
 
И Полита десницей да о дуб хватил:
 
Загремела земля тут матушка:
 
Пригибалась трава муравая;
 
Возбурлилась речка Лебединка;
 
Пал на землю дуб трехсотлетния,
 
Што корнями врос до среды земли!
 
 
 
Как расправил тут плечи Политушка,
 
Зашагал прямо к батюшке в займище.
 
Он склонил свою буйну голову
 
Да и речет ему тихим голосом:
 
«Здравствуй, батюшка да старинушка.
 
Ты примай меня, сына родного.
 
Дай в десницу мою могутную
 
Той сохи кленовой рогалики.
 
Не желаю быть захребетником,
 
А желаю быть вам помощником!»
 
 
 
Закачалися боры стоячие,
 
Расплескались озера светлые,
 
Разбежалися волки лютыя.
 
Разлетелись по небу вороны.
 
На колени пал родный батюшка.
 
Убежала кобылка соловая!
 
 
 
Молвил батюшка да старинушка
 
Слабым голосом со смирением:
 
«Гой еси да ты, добрый молодец.
 
Да какого ты званья да отчества?
 
Да и коей земли заморския?
 
Да какого народа великия?»
 
«А я есмь земли Святорусския,—
 
Отвечал ему сын неузнанный,—
 
А по имени я Полита есмь,
 
А по отчеству сын Буславич-та».
 
 
 
Прижимал ко груди его белыя
 
Черный смерд Буслав, сына узнавши.
 
Прибегала тут его матушка,
 
Што дитя свое да кровиночку
 
Во обличьи узрит даже в волчиим.
 
Оливала она слезьми светлыми
 
Да милое чело свово отпрыска,
 
Пирогами его да потчивала
 
И просила Политу-кровиночку
 
Сим держать ответ по-ученому:
 
Што он думушкой да замысливает,
 
На какое дело нацелился?..
 
 
Мерно переговаривались струны, тихо текла беседа между сказителем и его поводырем, и слушали ратники голоса былинные:
 
 
И ответствовал тут Политушка
 
Своим батюшке а и с матушкой:
 
«Не хочу я быть захребетником,
 
Для заботы плечо молодецкое,
 
Вам во старости я опорою,
 
А во горести вам отрадою…»
 
 
Но вот заговорила мудрость, отмеченная светом прожитых лет. Богатыри русские — защитники родной земли — с интересом прислушивались к ответу старых родителей сыну своему…
 
 
А и сказывали тут родители,
 
А и батюшка с родной матушкой:
 
«Дал Перун тебе стать могутную,
 
Силу сильную, богатырскую!
 
 
 
А плечо твое молодецкое
 
Для опоры не нам, а Святой Руси!
 
Ибо горесть земли Святорусския
 
В тыщу горестей против нашия.
 
Мы родной земле, чать, не пасынки —
 
Кровь от крови ее, плоть от плотии!
 
Если горе падет в землю Русскую,
 
Нам горючей всего жить на светушке.
 
Ну, а радость на Русь —
 
Нам в сто радостей.
 
А и слава ее —
 
Пусть потомкам в век!
 
 
 
И жила бы Русь песней светлою.
 
Да враги ее заколдобили:
 
Жжет поля земли Святорусския
 
Змей Горынович — внук Кагановый.
 
Он отцов мертвит, да их жен вдовит,
 
Сиротит слабых детушек малыих.
 
 
 
Ополчи ты десницу могутную
 
Да на злого Змея поганого.
 
Коль с победой придешь — слава воину!
 
Коли в битве падешь — память вечная!»