Под стягом Святослава (Историческая повесть)

— Не торопись, Фаруз. Не спеши. И здесь решать не торопись и… к битве не поспешай. Ежели ты на день-два припозднишься, я войско хаканово разгромлю… А ты на Итиль-град пойдешь как бы для защиты стольна града козарского…
— Ты мудр, как змея, каган Святосляб! Я все понял…
— То-то. А чтоб Асмид на меня все войско свое не двинул, торки ворвутся в козарские пределы и осадят Итиль-град.
— Велик каган Урусии! — воскликнули степняки, узкие глаза их на скуластых безбородых лицах превратились в щелки, а рты ощерились в хищном оскале. — Мы отомстим собаке Асмиду за прошлогодний набег! А ты, Фаруз-Капад-батыр, не беспокойся: мы сразу уйдем, как только увидим твой бунчук.
Эльтебер хазарский глянул на них отнюдь не дружески, потом повернулся к Святославу:
— Хорошо! Пусть будет так! Но не нападут ли на мои владения херсониты, пока я буду добывать трон кагана- беки? Румы [8] давно зарятся на наш благодатный край.
— Греков не страшись, — успокоил его великий князь Киевский. — Херсонес-град сам будет отбиваться от пече… Кто там?! — вдруг резко обернулся он и указал рукой на колыхнувшуюся занавеску за просторной печью; лицо Святослава мгновенно стало каменно-неподвижным, только желваки гуляли в скулах.
Святич ринулся от двери в угол, смахнул ткань, ахнул удивленно и выволок за воротник под зловещие взоры военачальников хилого человечка в черном одеянии.
— Черноризец! — отшатнулся Свенельд.
— Гре-ек! — распахнул рот Добрыня.
— Лазутчик! — вырвал из ножен меч стремительный и скорый на решения Скопа.
— Служитель креста! — грохнул кулаком по столу Святослав. — Доглядчик ромейский… Взять! Расползлись аки тараканы по Руси Светлой. Волю почуяли послаблением матушки моей, княгини Ольги [9]. Лезут во все щели глаза и уши Царьграда!
— Пощади, царь Сфендослав! — взвыл бродячий монах. — Жи-и-ить хочу! Никто слова от меня не услышит! Клянусь именем Христа-Спасителя! Пощади-и-и!
— Жи-ить?! — зловеще спросил Святослав. — Ты пришел жизни многих тысяч людей воровать, и наши заодно, а о своей никчемной жизни печешься. Слишком много проведал ты тайного. Слишком! — Князь сверкнул голубым огнем взора на вбежавших дружинников. — Сведите-ка его, друзи, на потраву зверю лесному! Пускай волкам поведает тайны наши!.. — И пошутил мрачно: — Волк хоть и лют зверь, да наш, русский. И инородному бирюку [10] ни в жисть ничего не скажет. Исполните волю мою без промедления!
Богатыри грубо схватили обмершего от ужаса монаха. Святич могучим пинком помог соглядатаю вылет дверь. И вдруг снова прорвался вопль, но уже издалека.
— О-о-а-а! Великий император россов! — звенело, удаляясь. — О-о-о! Царь Севера! Поща-а-а-а…
  
ГОНЦЫ В ДИКОМ ПОЛЕ
 
ороз обжигал. Казалось, затуманенный искристый воздух можно было взять горстью— настолько он был густ. Даже сквозь овчинный полушубок кольчуга холодила спину и грудь: не спасал от озноба и толстый войлочный плащ. Летко поежился. Огляделся. Рядом с его иноходцем вразномет скакали кони. Все они от инея на боках казались одинаково мышастого цвета. В седлах, кто подавшись вперед, кто откинувшись, сидели два десятка вооруженных всадников. Рядом с Леткой, сгорбившись, ехал Харук-хан.
Русс заглянул в лицо старого хазарина: оно было замкнутым и угрюмым, козлиная борода заиндевела, баранья шапка глубоко надвинута на глаза, просторный ватный архалук [11] топорщился на спине хана. Статный, высокий жеребец под ним скакал вразмах, но Харук сидел на нем как влитой.
«Не больно ты рад, старый ворон, что домой едешь», — подумал Летко Волчий Хвост и усмехнулся, вспомнив, как умолял степной властитель Святослава дать ему, Харуку, хотя бы две сотни воинов для охраны. Но великий князь Киевский не дал, сказал в ответ:
— Копи свою силу, князь Харук. Тронуть тебя никто не осмелится, ибо нет войны промеж Русью и Козарией. А посол мой к Итиль-хану, — Святослав показал на Летку, — не только за слово мое в ответе, но и за жизнь твою…
— Посла они не тронут, — согласился Харук-хан. — Но я эльтебер хазарский, земли которого захватил Алмаз-хан. Допустит ли он меня в мой дом? Скорее голову срубит…
— Нет! — рассмеялся Святослав. — Алмаз-хан в дружбе со мной. Слово мое ему будет сказано. А ежели и ты тоже добрым соседом Руси станешь, Алмаз-хан не тронет тебя и землю твою с табунами и городищами вернет, как мной то наказано. А я ему другой земли не пожалею…
— Аллах предрекает судьбу, — прошептал Харук- хан. — Я жив и опять на свободе. Богатство мое уменьшилось, но время накопит его. Я долго живу. Многие, кто родился в один год со мной, давно умерли. Погиб каган- беки Урак, давний мой соперник… Да-а, аллах все видит. Что-то ждет меня теперь на земле моего рода?..
Утром отряд выехал из города Переяслава. Харук-хан вспомнил, как штурмовал стены этой крепости два года назад. Вспомнил, как горел Переяслав, изо дня в день осыпаемый огненосными стрелами хазар. Но город выдержал тогда почти месячный натиск. А к сегодняшнему дню руссы отстроили заново свою твердыню.
«Дерево быстро горит, — думал Харук, — но и город из него легче и быстрее построить. Намного быстрее, чем из камня!»
Накануне вечером гонцов и хана хазарского принимал в своем тереме воевода Переяслава Слуд, седой и суровый воин. Когда круговая чаша — братина в третий раз обошла богатырей, Слуд стал вспоминать дела двухлетней давности. Обычно неулыбчивый военачальник смеялся, как бы нарочно зля высокородного хазарина, разбитого здесь, под стенами крепости, наголову вместе со всей его разбойной ордой.
— Помнишь, князь Харук, как мы все войско козарское в ловушку заманили неподалеку от Чернигов-града и разнесли его в пух и прах? Ты тогда в полон угодил, а хакан-бек Урак бежал едва с сотней воев своих и беков.
Властитель степной насупился и проскрипел:
— Каган-беки Урак проявил тогда неосторожность. Аллах покарал его за это. В эту ловушку мог попасть только дурак…
— Дак ведь и ты тоже в нее попался, — простодушно заметил рыжий богатырь, сидевший по левую руку от воеводы.
— Я исполнял волю непобедимого, — пробормотал Харук. — Если бы каган-беки Урак послушался меня и повернул ал-арсиев на твое войско, коназ Селюд, то хазары не испытали бы позора поражения.
— А помните, братие, — засмеялся воевода, — как Кудим Пужала козар ловил, чтоб со старостой Ядреевым за свиней рассчитаться?
Кочевого властителя передернуло гневом от этих слов, и, окажись у него в руке кинжал, он не задумываясь бросился бы на обидчика.
«Менять хазарских богатуров на мерзких животных… Придет время, и я припомню вам эти слова, ур-русы! Дорого припомню!» — скрежетнул зубами старый хан.
Руссы, словно не замечая порыва души вражеского военачальника, расхохотались во все горло.
— А все ж наловил он тогда, как и похвалялся, почти что два десятка козар, — гулко хохотал тысяцкий конной дружины Жизнемир. — Кудим Пужала да чтоб не спой- мал?! Шали-ишь, кума огородная! Хо-хо-хо-ха-ха!
— А как он князя Хаврата достал! — напомнил Слуд.
— Довелось поработать секирой, покамест до него добрался, — застенчиво сказал рыжий исполин. — Почитай, скрозь всю орду прорубался. Норовил Хаврат секиру мою мечом отбить. Да куда с его-та силенкой куриной. Дак он пополам развалился, князь-та.
Витязи смеялись. А Тимка Грач, односельчанин Кудима и его оруженосец, пожалел запоздало:
— В полон надобно было брать князя козарского. Я ж про то кричал тебе.
— А кой от него прок? Што он делать могет? Жрать, спать да гулять. За него тиун [12] и петуха бы не дал…