Под стягом Святослава (Историческая повесть)
Обозов гриди с собой не водили, поэтому все дополнительное снаряжение, особенно запас тяжелых стрел, они везли на запасных конях.
Рать, составленная из таких всадников-богатырей, была основной ударной силой войск Святослава. Трехтысячный отряд тяжелых комонников в дружине Свенельда возглавлял холодный и уравновешенный витязь Добрыня…
Другие семь тысяч всадников дружины Свенельда составили полки легкоконных воинов. Вооружение их было иным: легкий кожаный или металлический шлем; кольчуга из тонких, но прочных колец; сабля или короткий меч; легкий лук с полусотней стрел в колчане; короткие тонкие пики-сулицы. В мирное время эти воины несли дозорную службу на дальних заставах — в Диком Поле. А те, кто нынче пошел на хазар добровольно, в обыденной жизни были табунщиками у князей и воевод.
В ловкости и стремительности эти наездники не уступали кочевникам, умели попасть стрелой в любую цель со скачущего во весь опор коня. Аркан в руке такого воина был послушным оружием и срывал врага с седла с тридцати шагов. Легкий меч-молния разил противника без промаха, а метательный топорик доставал врага, даже укрытого щитом: особый крюк на рукояти цеплялся за край щита, а лезвие поражало цель позади него.
Легкими полками конницы в дружине Свенельда командовал воевода Скопа, горячий и бесшабашный рубака. С виду молодой военачальник казался легкомысленным, но Святослав знал в нем того русса, который умел прикинуться этаким придурковатым скоморохом. Такие люди жили на Руси во все времена, и именно по ним иноземцы судили о загадочной русской душе, которая то в пятках, то нараспашку, то из тела вон! Иной человек, напыщенный от высокоумия, считал их хвастунами и балаболками, неспособными к свершению больших дел. И какой же ошарашенный вид бывает у велемудрого начетчика, когда он узнает, что цель, к которой он сам стремился всю свою жизнь, уже достигнута этим самым Скопой с кажущейся легкостью.
Святослав тонко разбирался в людях, случайных советников и военачальников при себе не держал, а таких, как Скопа, понимал и любил.
Одной из передовых дозорных сотен в дружине Скопы командовал лихой переяславец, бывший оружничий Кудима Пужалы, Тимка Грач.
Сейчас эти сотни широкой лавой обшаривали степь далеко впереди основных дружин. Действовали разведчики скрытно и стремительно: иной кочевник и глазом не успевал моргнуть, как оказывался заарканенным и поставленным пред грозные очи Свенельда…
Вот тут-то впервые и отличился Ратьша Сокол. Будучи в одном из дозоров, молодой лесовик издалека услыхал дробный стук копыт.
«Козарин!» — решил он и приготовил свое весьма своеобразное оружие — метальницу: это была веревка в сажень длиной, к обоим концам которой были привязаны полуфунтовые камни.
Кочевник проскакал мимо, и Ратьша, раскрутив над головой свое оружие, метнул его вслед врагу. Веревка задела передние ноги коня, мгновенно обкрутила их, и лошадь через голову грохнулась наземь. Всадник улетел далеко вперед и лежал оглушенный, раскинув руки. Ратьша вмиг оказался рядом, скрутил степняка и, довольный, засмеялся.
Подлетел Скопа:
— Што у тебя тут?
— Вот доглядчика повязал.
— Дак то ж печенег, голова два уха!
— Ну и што?
— Как што. Печенеги с нами на козар идут, а ты…
— Да-а… — почесал затылок Ратьша. — Што ж делать теперича? Конь-то у него издох, шею сломавши…
Печенег тем временем пришел в себя и завопил что-то визгливо на своем языке.
— Тебя костерит, — пояснил тысяцкий. — Развяжи его, исправляй промашку.
Ратьша, сконфуженный, повиновался. Печенег вскочил. Страшно вращая глазами и показывая на коня, он вдруг заговорил по-русски:
— Ты убил его! Я убью тебя! Ты знаешь, кто я? Нет? Я Товлыз Свирепый, хан рода Угур! Я от Радмана великого к кагану Святослябу спешу. Что, я теперь пешком пойду?!
— Да-a, князь тебя не похвалит, — пожалел Скопа молодого воина.
Ратьша мгновенно сообразил, что делать.
— Возьми моего коня! — поклонился он печенегу. — И пусть он станет залогом нашей дружбы. А за прошлое прости, будь милостив. Я не знал, што ты друг Руси.
Кочевник перестал сверкать глазами и хвататься за кинжал, поглядел на отрока насмешливо:
— Ха! «Моего»! Твой конь, наверное, ленив и слаб. Зачем он мне?
— Мой конь ако птица, — обиделся Ратьша. — Подарок витязя Добрыни. От сердца отрываю. Пошли.
Они спустились в овраг.
— Гляди!
Глаза Товлыза засверкали радостно, рот ощерился в улыбке:
— Ого! Кар-рош карабаир! Ох кар-рош! Ты не передумал?
— Бери, чего уж там! — махнул рукой русс.
— А ты как же?
— В пешую рать пойду, раз уж я такой недотепа.
— Зачем недотепа? Дотепа ты. Кар-роший батыр. Меня обмануть сумел, в плен взял. О-о, это не всякий сможет. А ведь ты молодой совсем… Я пришлю тебе коня из моего табуна. И кагану Святослябу про тебя скажу, что ты храбрый воин и к тому же оч-чень умный человек.
Товлыз подошел к коню, мгновенно оказался в седле, вылетел из оврага и исчез из глаз.
Ратьша стоял понурившись, и слеза катилась по его лицу.
— Ну-ну, не кручинься, — успокаивал его Скопа. — Печенег не обманет, я его знаю… А ты мудро поступил. За то воздастся тебе добром, вот увидишь…
Но это было вчера. На следующий день, к вечеру, комонники прошли уже триста верст по левому берегу Северского Донца и остановились на полпути к хазарскому городу Каракелу, или Черной крепости, как называли его руссы…
Каган-беки Асмид пребывал в гибельном неведении: он уверенно полагал, что «коназ Святосляб» где-то там за двести фарсахов от него спешит спасать северные земли Урусии от нашествия орд Кубрат-кудорхана. Тумены хазар с табунами, женами, детьми и кибитками неторопливо перекатывались к устью Дона, где все ожидали встретить Фаруз-Капад-эльтебера с его табунами и воинами.
Но предводителя аланов там уже не было. Ослушавшись приказа кагана-беки, Фаруз-тархан повел свои тумены к Саркелу и, не дойдя до него, внезапно повернул на восток. В отличие от своего повелителя Фаруз-Капад- эльтебер спешил. И пока Асмид-каган беспечно стрелял уток и гусей в окрестностях живописного озера Маныч, его самовольный тархан остановил коней перед западными воротами столицы Хазарского каганата…
Святослав в это же самое время принимал в своем походном шатре печенежского властителя Радмана. Обязательные приветствия, обмен подарками, трапеза минули, и теперь шел прямой, без обиняков, разговор:
— Я отказался принять золото у румского посла Михаила и порушить нашу с тобой дружбу, каган Святосляб. И я поведу своих воинов на хазар. Собака Асмид увидит блеск клинков моих батыров!
— Однако ж до моего прихода в свару не лезь. Воев у хакан-бека впятеро больше твоего, — ответил Святослав. — А потом, как ты сам сказал, бек-хан Куря со своей ордой переметнулся к козарам.
— Бек-хан Кураши не поднимет меча против меня! — твердо заявил Радман.
— А где князья Илдей и Тарсук?
— Они ждут, как повернется дело. Если бек-ханы узнают, что ты со своими богатурами здесь, они сразу нападут на хазар! — говорил печенег, как мечом рубил.
«Прав оказался Летко Волчий Хвост, — подумал Святослав. — Один он поверил замыслам моим! Так-то!»
— Но сейчас рано говорить им, что я с дружинами своими рядом, — вслух сказал князь.
— Ты прав, каган Урусии! Когда же сказать можно будет?
— А как только к Черной крепости подойдем, тогда и поведаешь князьям Илдею и Тарсуку о замыслах наших…
За пологом раздался шум, звякнул металл, громкий голос прокричал:
— По делу великого князя! Пусти! Беда!
— Кто там? — насторожился Святослав. — Пустите его!
В шатер ворвался Остромир. Не поздоровавшись, он ошарашил новостью:
— Грек один сбежал! Из тех, что с послом в охране был!
— Когда?!
— А кто ж его ведает? Видать, утром. Дозорного на дальней заставе зарезал, взял его коня и… поминай как звали! У нас тут, при лодиях, коней-то десятка не наберется: о погоне и думать нечего. Видать, теперича уж далеко ушел доглядчик.