Под стягом Святослава (Историческая повесть)

— Все ли тут? — спросил старый военачальник.
— Все, — ответил кормчий.
— Благодарю тебя, царь морской! — поклонился воевода волнам и бросил навстречу им горсть серебра. — Прими и не сердись за то, что нарушили завет твой и плыли к пределам своим в зимнюю пору.
Все руссы сделали то же самое и одарили царя морского, кто чем мог: монетой, серьгой из уха, пряжкой, перстней, куском размокшего хлеба.
Ветра не было, но потерпевшие кораблекрушение, мокрые с головы до ног, дрожали от холода. Многие тут же, на берегу, снимали с себя промокшие одежды, выжимали их насухо, выливали воду из сапог, переодевались.
— Глянь, воевода, вон у холма дом, кажись, стоит.
Так оно и было. От ветхого строения к ним спешили люди. На всякий случай руссы построились и взялись за рукояти мечей. Но, разглядев, что к ним приближаются всего четверо мужчин, воины расслабились. Ждали. В хозяевах здешнего места воевода сразу узнал греков и не ошибся. Шагах в десяти люди остановились. Трое остались стоять, а четвертый — мужик лет сорока — смело выступил вперед.
— Мир вам, воины! — приветствовал он руссов по-гречески и безошибочно отгадал: — Россы. Какой ветер занес вас в наши края? Кто же плавает в такую пору?
Асмуд ответил на приветствие и в свою очередь спросил:
— Ты кто? Рыбак, должно быть?
— И рыбак, — подтвердил грек. — Имя мое Родион. А это сыновья мои.
Трое рослых парней, старшему из которых на вид было не более двадцати лет, склонили головы, но дубинок с плеч не сняли.
А Родион продолжал:
— Но я не только рыбак. Я дозорный моря. По договору с росским царем Сфендославом и императором Романии [27] Никифором Фокой я помогаю мореходам, попавшим в беду.
Руссы сразу повеселели: такой договор был.
— Мы рады принять твою помощь! — пожал ему руку Асмуд. — Но почему ты не выставил огонь, как увидел нашу ладью?
— Я не видел даже самого моря из-за тумана. А огонь горит на холме днем и ночью. — Родион указал рукой на вершину. — Видишь дым?
Туман растворялся под лучами утреннего солнца, и руссы с извинениями вынуждены были признать правоту грека.
— В разбитой ладье было много запечатанных кувшинов с монетами, зерном и другими товарами, — сказал кормчий. — Если их не разбило о берег, то надо бы выловить. Был бы челн…
Отец только бровью двинул, как парни ринулись к берегу, где, скрытая от посторонних глаз, стояла в заливчике длинная и узкая рыбацкая лодка.
Грек еще раз поклонился, приглашая нежданных гостей в дом. Уже на крыльце воевода Асмуд оглянулся и увидел, как лодка, вспенивая волны, стремилась к месту гибели ладьи. Трое парней проворно работали короткими веслами…
В доме было жарко. Руссов пробирала дрожь: не в летней воде искупались — в зимнем суровом море. У кромки берега лед.
— Эх, баньку бы нашу, русскую, — вздыхали гребцы.
— Векша, в дозор! — коротко распорядился воевода.
Хозяин запротестовал было:
— На три дня пути вокруг нет никого. Только такие же посты по всему берегу. Бояться некого. Кочевники сюда зимой не заходят…
— Ежели так, то не пожалей для воина сухую одежду и сапоги, — насмешливо глянул на него Асмуд и пояснил: — Не бабы мы, а ратники. Плохо будем службу править — без глаз останемся, а заодно и головы потеряем.
Векша мигом переоделся и мгновенно исчез за дверью. Хозяин укоризненно смотрел на непреклонного русского военачальника…
С великим поспешанием воевода Асмуд покинул Царь- град и рискнул плыть зимой по бурному Русскому морю [28]. Для этого у него была веская причина…
Месяц назад с ним разговаривал ромейский император Никифор Фока. Пышной при приеме иноземного посла церемонии не было: Асмуд не хотел привлекать к себе постороннего внимания. В Столице мира много было послов иных земель и самых заурядных лазутчиков, которые за деньги продавали даже тайны своих хозяев… Воеводу провели в тесную комнатку загородного царского дома. Император-воин, одетый в кольчугу из серебряных колец, сидел в кресле с высокой спинкой. Кроме двух рослых охранников, в комнате был еще один человек — благообразный старец в длинном белом одеянии с большим позолоченным крестом на груди.
— Нам надобно сокрушить Козарию! — твердо чеканил слова русский военачальник. — Итиль-хан [29] закрыл путь гостям русским на Восток. Русия вынуждена продавать свои товары за бесценок…
Никифор Фока слушал с непроницаемым лицом. Только черные угли глаз вспыхивали иногда под густыми бровями. Тогда глубокий шрам на левой щеке багровел, сжимались тонкие губы под горбатым носом, а бритый подбородок казался несокрушимым и тяжелым, как булыжник.
— Чего хочет от меня правитель россов Сфендослав? — медленно перекатывая слова во рту, спросил император, не глядя на Асмуда.
— Великий князь Киевский желает, чтобы ты, царь Романии, не встревал в нашу свару с хаканом Козарии!
— Ясно… — Император задумался.
«Сокрушат Хазарию и станут нападать на наши земли, — мрачно размышлял властелин полумира. — Над Таврией [30] нависнет меч росса. А с той благодатной нивы Романия получает треть всего хлеба империи… Надо во что бы то ни стало сдержать зарвавшегося варвара Сфендослава!»
Асмуд устал ждать, пока заговорит правитель Царь- града.
— Мы хотим услышать слово царя Романии! — Асмуд вперил холодный взор голубых северных глаз в лицо императора.
— Нет! Романия не может равнодушно наблюдать за разбоем россов. Я не желаю, чтобы Сфендослав воевал хагана… — Никифор Фока помолчал, соображая, что здесь изложить главным доводом, и закончил: — Вы язычники. В Хазарии же много христиан, наших братьев по вере. Кровь их будет на моей совести.
Асмуд открыто и громко рассмеялся:
— Мы не трогаем тех, кто не поднимает на нас меча.
Два лета тому под стенами стольна града Киева и в степи под Черниговом грозный воитель Святослав наголову разгромил орды козарские. Сам хакан-бек Урак потерял свою буйну голову… Множество козар попало к нам в полон. Среди них есть и крестиане. Насилия мы им не чиним: селянами живут они в землях Руссии. Выйдет срок, и они без выкупа по домам пойдут. Или у нас останутся на правах вольных людей — как захотят. Мы веру их не тесним, и невольники-крестиане свободно поклоняются богу вашему. Только в Киев-граде пять молелен, куда они ходят. В Козарии же крестиан на кострах жгут, ибо власть там у Итиль-хана и хакан-бека. Один из них иудей, а другой — Магометовой веры!..
— Примите закон бога нашего Иисуса Христа, и Романия окажет россам любую помощь, — прервал Асмуда человек в белом одеянии.
— Нет! — воскликнул русский воевода. — Перун — вот бог наш! Бог грома и молнии! Есть на Святой Руси и другие боги. Они помогают нам в трудах мирных и в битвах яростных! — Асмуд вдруг язвительно улыбнулся: — Сначала, значит, вы нам бога своего подарите с волхвами своими, а потом и Русь Светлую — под ноготь?! Шали-ишь, кудесник креста! И не тебе сказываю я слово великого князя Киевского, а царю Романии.
— Его слово — это и мое тоже! — насупил густые брови Никифор Фока. — Если Сфендослав двинет свои легионы в Хазарию, гроза обрушится на вашу землю! Вот мое последнее слово!
— Ну, коли так, — голос воеводы Асмуда стал суровым и грозным, — ты тоже, царь Романии, услышь слово русса… На печенегов надежу держишь?.. Тогда мы мира поделим [31]с Козарией и дружины свои обрушим на печенегов. Бек-ханы с ордами своими новых земель искать станут, страшась меча нашего. А мы уж постараемся, чтобы други твои на землях твоих, царь, новую родину сыскали!.. Потом мы бросим грозу и огонь на твои земли в Таврии…
— О-о! — вытаращил глаза император. — Ты осмеливаешься угрожать мне, варвар?!