Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ)
Александру Евгениевичу Светлову сия сентенция была знакома не понаслышке. С одной стороны, он жил достаточно долго, чтоб убедиться, как память поколений может коверкать и искажать моменты прошлого. С другой, его неизменно удивляла сама способность людей запоминать нечто значительное на столь долгие сроки и выстраивать на одном-двух событиях религии, традиции и даже целые страны. С третьей и самой важной стороны, память Светлова не могла удерживать в себе все подробности ушедших лет, и многие детали он позволял себе забывать. Хотя бы потому, что мудрость поколений была ему без надобности: у него под рукой имелся куда более удобный инструмент. Архивы.
Практически никто в Агентстве, по крайней мере, из рядовых сотрудников, не смог бы по-настоящему оценить тот ажурный ансамбль заклятий, позволявший Архивариусу движением пальцев переводить массивы информации на бумагу. Да, с появлением печатных машинок, а позже и принтеров, стало несколько проще. Но масштабы? Но сохранность самой бумаги, позволяющая документам переживать века без повреждения фактуры и чернил? Но защита от вторжения? Но картотека, которую запрещено, да и невозможно держать в электронном виде? А тот факт, что в Архивы центрального офиса стекались все необходимые документы со всех филиалов Агентства по миру? Продолжать эти «но» можно было бы до бесконечности.
Итогом же столь пространного вступления является тот факт, что Александру Светлову время от времени приходилось подниматься на этаж Архивов, хотя бы потому, что не всякая информация могла быть извлечена оттуда и доставлена на его рабочий стол с курьером. Некоторые данные требовали к себе куда большего уважения.
На пороге Архивов Светлова остановил довольно громкий голос, доносившийся из-за дверей. Сам этот факт нельзя было назвать из ряда вон выходящим. Архивы хоть и являлись библиотекой со сходными правилами поведения, но никто не запрещал посетителям общаться и обсуждать общедоступные документы вслух на приемлемой громкости. Нет, Александр решил остановиться и заняться малоподходящим для его статуса банальным подслушиванием исключительно из-за личности говорившего. В конце концов, это был тот редкий случай, когда некоторых сотрудников можно было понаблюдать, так сказать, «в естественной среде обитания». Светлов осторожно заглянул в дверь, решив не ограничиваться лишь слухом.
— Скажу честно: это гораздо увлекательнее того, чем мне приходилось заниматься в Первом отделе, — произнесла Нуарейн. Она сидела за небольшим столом и постукивала по полированному дереву ногтями с безупречным маникюром. Тёмно-серый пиджак, который нынешняя ученица Палача предпочитала в последнее время, против обыкновения висел на спинке стула. Волосы, собранные в небрежный «хвост», тоже резко дисгармонировали с привычным обликом аккуратной стажёрки. — Я начинаю понимать, почему вы проводите здесь такое количество времени.
— А то, — отозвалась её собеседница, в которой Светлов без труда опознал Птаху. Старший системный оператор отчаянно раскачивалась на стуле, сидя в пол-оборота к Нуарейн. Встрёпанная прическа, свитер всех оттенков радуги и кроссовки, небрежно брошенные под стол, дополняли картину. Босые ступни девушки, вопреки всем писаным и неписаным правилам, уютно располагались на столешнице. Одной рукой она время от времени «придерживалась» за воздух, а во второй держала картонную папку.
— Весь вопрос в том, что читать, — продолжала Птаха. — Здесь масса увлекательных штук. Продолжаем?
— Естественно.
— Па-аехали, — сисоп открыла папку и, держа её на вытянутой руке, начала нараспев: — Восемьдесят второй год двадцатого века. Чикаго. Цианистый калий в капсулах с тайленолом. Лекарство от простуды. Сейчас его, кажется, парацетамолом кличут.
— Лишние подробности, — спокойным голосом откликнулась Нуарейн. Птаха хихикнула и продолжила.
— Короче, выяснилось, что яд добавили прямо на производстве. Как минимум семь трупов за неполные сутки. Продолжать?
— Один вопрос, — задумчиво произнесла Нуарейн. — Информация о том, что яд был добавлен при производстве лекарства, стала общедоступной?
Птаха кивнула.
— Ага. И, естественно, хрен пойми как. С вами скоро станет неинтересно играть.
— Разумеется. Итак, исходя из этих данных, я делаю вывод о возникновении массовой истерии, в ходе которой было утеряны данные об истинном количестве жертв. Преступник преследовал две цели разом: сокрытие своей задачи, которая не являлась ни первой, ни даже седьмой по счету, а также сбор эманаций ужаса в больницах. Я бы предположила, что его место работы было рядом… — она замялась, тряхнула головой и продолжила увереннее, — прямо в центральной больнице Чикаго. Из-за поднявшейся шумихи Агентству наверняка пришлось кого-то подставить. Возможно, предварительно договорившись с данным субъектом, хотя, сомневаюсь, что он в конечном итоге остался доволен результатами подобной сделки.
— А-фи-ги-тель-но! — резюмировала Птаха, бросая папку на стол рядом с грудой таких же. — Ладно, это мелочи. Сейчас что-нибудь позаковыристее найдём.
Она с грохотом убрала ноги со стола и закопошилась в куче папок. Светлов мягко улыбнулся и отошёл от двери. Продолжать подсматривать ему более не хотелось, да это и не выглядело достойным. Главное он уже узнал, а детали интересовавшего его дела мог уточнить и позднее. Тем более что с его появлением перспективное общение сотрудниц наверняка увяло бы.
«Нуарейн проявляет навыки коммуникации. Спокойная беседа с такой личностью, как Птаха, после общения с Тенью — потрясающий результат. И да, судя по тому, как она себя ведёт, ей не хватало этого. Она скучает по Тени. Палач был прав: она уже изменилась, сей даме попросту привычен тот образ, в котором она оказалась здесь изначально. Что ж, пора готовить перевод во Второй отдел. Теперь она сможет работать с Воином. А Тени надо придумать какую-нибудь премию. Она не просто справилась, а справилась блестяще».
Специалист по связям с общественностью вызвал лифт и направился на свое рабочее место, а в Архивах тем временем продолжалась беседа таких не похожих друг на друга женщин.
— Ерунда это всё, — вздохнула Птаха, разгребая бумажно-картонные завалы. — Такие дела вы раскусите с первого раза, не дожидаясь полного оглашения информации. Может, пройдёмся по нераскрытым? Представляете, какой шум будет, если мы р-р-раздолбаем какое-нибудь дело столетней давности, на котором Жрица мозг сломала?
— Вполне, — кивнула Нуарейн. — Единственное, чего я не представляю, — какая в этом может быть выгода для вас лично. Помимо интереса, разумеется. Ваше… положение в Агентстве, кажется, вполне вас устраивает, следовательно, карьерный рост отвергаем. Деньги для таких, как вы, — средство для достижения целей, а не возможная цель.
— Ну, вы сами сказали, что поняли, зачем я тут сижу, — безмятежно отозвалась Птаха. Нуарейн покачала головой.
— Не стоит искажать мои слова. Я сказала, что поняла, почему вы проводите здесь столько времени. О том, зачем вы здесь, я догадываюсь довольно смутно.
Птаха усмехнулась.
— Всё просто, госпожа Нуарейн. Саморазвитие и тренировка навыков.
— Хотите стать оперативником в полном смысле слова? — стажёрка выгнула бровь. — Вам не кажется, что это станет скорее… понижением вашего нынешнего статуса? И потом, желай вы этого всерьёз — давно бы уже подали документы на перевод. Учитывая ваши тесные отношения с некоторыми господами из высшего состава, полагаю, эта бумага была бы заверена практически незамедлительно.
— «Тесные отношения», — фыркнула Птаха, — говорите уж прямо: половина Агентства считает, что я сплю со Светловым.
— Я бы не стала выражаться столь категорично, — на губах Нуарейн возникла тень улыбки. — Это заблуждение разделяют не более трети сотрудников.
Птаха от души расхохоталась.
— Бред полный, — сказала она сквозь смех. — Надеюсь, вы не входите в эту треть?
— Я вообще стараюсь не утверждать чего-либо подобного, не заручившись достаточным подтверждением, — Нуарейн пожала плечами. — Говоря откровенно, вы не кажетесь мне подходящей кандидаткой на роль любовницы Александра Евгениевича.