Подчини меня нежно (СИ)
— Если ты передумала, это ничего страшного, — сказал он в мою макушку. — Просто скажи.
— Я не передумала, — пробормотала я куда-то в район его груди, обтянутой черной футболкой.
— Уверена? — на этот раз он обхватил мою голову обеими ладонями и запрокинул лицо, заглядывая в глаза.
— Да.
— Да, господин. И это последнее предупреждение, саба.
— Да, господин, — быстро поправилась я. Во рту опять пересохло от его взгляда, внизу живота стало тянуть.
— Идем.
Он взял меня за руку, и мы быстро пересекли двор, а потом я спустилась за ним в какой-то подвал. Дверь без опознавательных знаков открылась после однократного звонка, и мы попали в полутемный предбанник, где скучали два охранника такого размера, словно их взяли на работу прямо с конкурса гигантов после того, как эти двое не поделили первое место.
— Добрый вечер, мастер, — почти хором произнесли оба, и тут мне стало не по себе, словно я очутилась в странном зазеркалье. Мой спутник сбросил куртку в руки одного из них, а затем быстро развязал мое пальто и критическим взглядом прошелся по мне сверху вниз.
— Миш, принеси девушке платье, — сказал он, едва повернув голову, и один из амбалов почти сразу исчез.
В этот момент мне пришло в голову, что я до сих пор не знаю его имени. А он — моего.
— Как тебя зовут? — тихо спросила я.
— Нет, саба, на «вы», — качнул он головой, снисходительно глядя сверху вниз.
— Как вас зовут, господин? — спросила я, не удержав улыбку.
— Макс. И это справочная информация, тебе нельзя называть меня по имени — только господин или мастер. Твое имя?
— Лиза, — сказала я, следя глазами за вернувшимся охранником Мишей с какой-то крошечной красной тряпочкой в руках.
— Хорошо, Лиза. Надень это платье, раздевалка там, — скомандовал мой новоиспеченный господин, протянув мне шелковую тряпочку.
— Это платье? — изумленно переспросила я, встряхивая его в руках. Выглядел наряд так, словно предназначался маленькой девочке — по размеру. Но разглядев его внимательнее, я поняла, что ничего детского в нем определенно нет.
— Саба. Если ты сейчас же не пойдешь в раздевалку, то переодеваться будешь здесь, — поторопил меня Макс.
— Ладно, ладно. Уже и спросить ни о чем нельзя, — пробурчала я, пытаясь за напускным нахальством скрыть растущие опасения и неловкость, и быстро направилась в указанную им сторону.
Раздевалка, в которую я попала, оказалась очень просторной, со множеством зеркал и шкафчиков — выбрав открытый, я бросила внутрь сумку и стала снимать свою одежду.
Платье из легкой тянущейся ткани, выданное мне Максом, облепило как перчатка, и сразу стало понятно, что лифчик придется снять — впрочем, у груди была минимальная поддержка, но вырез такой низкий, что я всерьез опасалась оказаться обнаженной при каком-нибудь неосторожном движении. Хорошая новость заключалась в том, что моя фигура смотрелась в нем очень неплохо, прическа тоже в целом была в порядке после всех приключений, благодаря удачной стрижке, и даже косметика не слишком размазалась — осталось лишь слегка подкрасить губы перед тем, как убрать сумку в шкафчик.
Но вот мои бедра лишь слегка прикрывала крошечная юбочка, и это пугало уже всерьез — наклоняться нельзя совсем. Садиться, получается, тоже. Или надо снова надевать трусики. Можно так сделать или нельзя?
Удачно, что накануне я сделала полную эпиляцию, мелькнуло в голове — но все же некоторое количество волос в одном-единственном месте, за исключением головы, осталось. И эту «прическу» я никому, кроме партнера, показывать не планировала.
Снова посмотрев в зеркало, я поняла, что просто не могу выйти в этом красном носовом платке без трусов, и решительно достала их из сумки — черные и кружевные, они в принципе неплохо подходили к платьицу, и я даже успокоилась, когда надела их. А вот обувь не подходила к нему совсем. И, стоило мне подумать об этом, как взгляд нашел ответ, напечатанный мелкими буквами прямо на зеркале, в которое я смотрелась:
«На входе в клуб приняты следующие тарифы, — гласило объявление, — Выйти из раздевалки в надлежащей обуви (туфли, шпилька) — пять шлепков от секьюрити. Выйти из раздевалки в ненадлежащей обуви — десять шлепков, плюс наказание от дома на его усмотрение. Выйти из раздевалки в трусиках — пять шлепков от секьюрити. Другое нижнее белье — предоставление тела секьюрити на 5 минут без ограничений или минет».
Судорожно сглотнув, я перевела взгляд на собственное отражение в зеркале и поняла, что выгляжу реально перепуганной. Итак, мои трусики стоили порки. Но вот так сразу, да еще от одного из этих амбалов? Хочу ли я такого рода развлечений при входе? С другой стороны, идти в клуб полуголой хотелось еще меньше… я впала в замешательство и застыла перед зеркалом, испытывая постыдно сильное желание сбежать. Если бы в раздевалке было окно — возможно, я полезла бы в него через минуту, невзирая на сексуальное притяжение к новому знакомству, попутно плюнув и на гордость, и на любопытство.
— Саба, я долго буду ждать? — внезапно вопросил уже знакомый голос, и я вздрогнула всем телом, оборачиваясь к Максу. Оказалось, пока я сверлила взглядом стену в надежде прорубить окно, он открыл дверь в раздевалку и стоял теперь в проходе. Его строгий взгляд скользнул по моему телу и смягчился, вернувшись к лицу:
— Оставь трусики на первый раз, если боишься. Идем.
— Спасибо, — тихо сказала я, босиком выходя наружу. Как мало, оказывается, человеку надо для счастья — всего лишь остаться в трусах в нужном месте.
* * *Внутри оказалось очень тепло, даже немного душно — и людно. Лишь только взглянув вокруг, я сразу же поймала на себе заинтересованные взгляды полуголых мужчин в кожаных брюках — и невольно шарахнулась к Максу, словно хотела на него залезть.
— Тихо, не бойся. Ты со мной, — сказал он, потрепав меня по волосам и, крепко держа за руку, повел через весь зал к барной стойке.
Люди не толпились, но собирались в небольшие кучки вокруг станков, крестов и прочих мест для проведения сцен, правильного названия которых я не знала. Всего в огромном зале их было около десятка, и почти все были заняты. Все это выглядело как несколько параллельных спектаклей с небольшим количеством зрителей у каждого — полуголых женщин и мужчин, раскрашенных и разодетых в такие эротические костюмы, на фоне которых мое красное платье казалось почти пуританским: некоторые женщины, например, носили платья с круглыми вырезами под обнаженную грудь или прозрачные накидки на абсолютно обнаженное тело.
— Садись, — шепнул мне Макс и сделал знак бармену, — Дим, сделай легонькое что-нибудь с виски для моей сабы.
— Но я не пью, — встрепенулась я, только в этот момент очнувшись от шока, вызванного созерцанием местных обитателей. Но, как ни странно, начала даже успокаиваться, теперь уже не чувствуя себя такой уж обнаженной — надо признать, если сидишь в одних трусиках и носовом платке среди толпы обнаженных людей, ощущаешь себя как в доспехах. Но и этого было недостаточно, чтобы расслабиться в таком месте.
— В этот раз тебе немного надо, — сказал он, глядя прямо в глаза, и я порозовела, вновь опуская их. Какое-то время мои уши привыкали к шуму — смеси громкой трансовой музыки в зале, свисту плетей, шлепков и громких стонов. От духоты и смущения я сразу стала краснеть, не зная, куда деть себя и свой взгляд.
— Мастер и господин — это одно и то же? — спросила я, чтобы хоть как-то скрыть свое смущение за непринужденным, как мне тогда казалось, разговором.
— Нет, малыш, — ответил Макс, снисходительно глядя чуть сверху — он сидел рядом, гораздо ближе, чем это могло бы считаться приличным, хотя и не касался меня пока, — Господин — это каждый дом, кто хочет так называться. А на мастеров у нас в клубе сдают экзамены.
— А сабмиссивы-мастера есть?
— Да. Мы называем их сладкими малышками. Или просто сладостями, если коротко.
— Ты с такими привык иметь дело?
— В основном, да.