Принц шутов

— Вот, — сказал он, и нос лодчонки уткнулся в ствол ивы. Рукоять меча соскользнула со скамьи и звякнула о доски — клинок был темен от запекшейся крови.
— Слушай… Касательно бойни. Я…
Большую часть утреннего пути я провел, продумывая оправдания, которые не торопились сойти с языка. В промежутках между блевотиной и жалобами я репетировал вранье, но под сосредоточенным взглядом человека, по всей видимости более чем готового прорубить себе мечом выход из любой ситуации, я понял, что не могу. На миг я вспомнил, как он стоял и смотрел на Мэреса со дна ямы.
— Медведя побольше, значит? — Я вспомнил, как он тогда улыбался, и прыснул со смеху. Черт, ну как же это было больно! — Кто вообще говорит об этом?
Снорри усмехнулся.
— Первый был маловат.
— А второй — в самый раз, значит? — Я помотал головой, силясь не рассмеяться снова. — Златовласке хватило одного медведя!
Он нахмурился.
— Златовласке?
— Проехали. Проехали, говорю. И Джон Резчик! — Я втянул в грудь воздух и предался приятному воспоминанию о том, как сбежал от этого пучеглазого демона и его ножей. Веселье бурлило во мне. Я согнулся от истерического смеха, колотя по борту лодки, чтобы остановиться. — Божечки! Ты отрубил руку этому ублюдку!
Снорри пожал плечами, сдерживая очередную ухмылку.
— А не надо было лезть под руку. Когда Красная Королева передумала отпускать меня, она натравила на меня весь свой город.
— Красная Ко… — Я осекся. Я скажу, что в ямы он загремел по ее приказу, и у него нет причин не поверить мне. Практикуя обман, важно расставлять якоря в паутине лжи и не забывать о них. Обычно я в этом преуспеваю лучше некуда, а в данном случае решил списать провал на экстраординарные обстоятельства. В конце концов, я ускользнул из огня де Вира в полымя оперы, а оттуда угодил во что-то еще почище. — Да. Это было… несправедливо с ее стороны. Но моя бабка считается в некотором роде тираном.
— Твоя бабка?
Снорри поднял брови.
— Гм. — Мать вашу, он даже не заметил меня в тронном зале, а теперь знал, что я принц, ценнейший заложник. — Я внук, но не из любимых. В общем, толком даже не родня. — Я поднес руку к носу, все еще пульсирующему болью от смеха.
— Вдохни.
Снорри подался вперед.
— Что?
Он выбросил вперед руку, обхватил мой затылок стальными пальцами. На миг я подумал, что он вот-вот сокрушит мой череп, но затем вторая его рука закрыла свет перед глазами, и мир взорвался вспышкой боли. Он схватил меня за переносицу двумя пальцами, потянул и выкрутил. Что-то скрипнуло, и если бы мне было еще чем блевать, я бы наполнил этим лодку.
— Вот. — Он отпустил меня. — Починил.
Я выдохнул сразу боль и изумление, пытаясь говорить связно:
— Вот черт, божечки мои! — Слова прозвучали отчетливо, боль в носу прошла. Я не смог заставить себя нормально поблагодарить и сказал просто: — Ох!
Снорри откинулся назад, положив руки на борта лодки.
— Значит, ты был в тронном зале? Должно быть, ты слышал то, что рассказывали мы, пленные.
— Ну да…
Кое-что я и правда тогда уловил.
— В таком случае ты знаешь, куда я направляюсь.
— На юг? — предположил я.
Он посмотрел на меня озадаченно.
— Было бы лучше, конечно, морем, но это трудно устроить. Может статься, придется идти на север через Рону и Ренар, потом через Анкрат и Конахт.
— Ну разумеется… — Я понятия не имел, о чем он говорит. Если в его истории была хоть крупица правды, возвращаться он был не намерен. А его странствия выглядели форменным путешествием из ада. Рона, наш неотесанный северный сосед, всегда была местом, которого следовало избегать. Мне еще предстояло встретить человека из Роны, на которого я буду готов поссать, если он загорится. О Ренаре я вообще не слышал. Анкрат был мрачным королевством на краю болота, полным выродков-убийц, а до Конахта было так далеко, что о нем тоже наверняка нельзя сказать ничего хорошего. — Удачного странствия, Снагасон, куда бы ты ни направлялся.
Я протянул руку для мужественного рукопожатия, предваряющего расставание.
— Я иду на север. Домой, чтобы спасти жену, спасти свою семью… — Он помолчал, плотно сжав губы, потом успокоился. — И все пошло не так, едва я оставил тебя позади. — Он с подозрением посмотрел на мою протянутую руку, потом осторожно протянул свою. — Ты этого еще не почувствовал?
Он коснулся собственного носа другой рукой.
— Да, блин, почувствовал!
Вполне возможно, такой боли я еще не испытывал, а ведь мне случалось и мимо лошади промахиваться, прыгая в седло из окна спальни.
Он поднес руку еще ближе, и я почувствовал, как горит кожа — сплошь иглы и огонь. Еще ближе и медленнее — и моя рука побледнела так, что почти светилась изнутри, а его — потемнела. Между нашими ладонями осталась лишь пара сантиметров, и мне показалось, что по моим венам пробежал холодный огонь, рука моя засияла ярче дня, его же выглядела так, будто ее окунули в темные воды и залили чернилами, проникшими во все складки и поры. По венам норсийца текла чернота, в то время как мои вены горели; его кожа источала тьму, словно дымку, призрак бледного пламени витал над моими костяшками. Снорри встретился со мной взглядом, его зубы заскрежетали от боли, зеркально отразившей мою. Глаза, прежде голубые, стали провалами вглубь внутренней ночи.
Я вскрикнул, как всегда в таких случаях, надеясь, что этого никто не заметил, и отдернул руку.
— А, чтоб его! — Словно пытаясь вытряхнуть боль, я затряс рукой, глядя, как она снова становится нормальной. — Гребаная ведьма! Ну, значит, по рукам. — Я показал на галечный пляж с внешней стороны излучины. — Ты можешь высадить меня там. Я сам найду обратную дорогу.
Снорри покачал головой, глаза его снова были голубыми.
— Когда мы слишком отдалились, было хуже. Ты что, не заметил?
— Ну, я помню кое-какие затруднения.
— Какая ведьма?
— Что?
— Ты сказал «гребаная ведьма». Какая ведьма, спрашиваю?
— А… ничего, я… — Я вспомнил ямы. Врать ему об этом, возможно, будет неудачным решением. В любом случае я врал по привычке. Лучше ему сказать. Может, этот язычник найдет выход. — Ты ее видел. Ну, она сидела в тронном зале Красной Королевы.
— Старая вёльва? — спросил Снорри.
— Старая чего?
— Та карга рядом с Красной Королевой. Это она — ведьма, о которой ты говоришь?
— Да. Ее все называют Молчаливой Сестрой. Впрочем, ее почти никто не видит.
Снорри сплюнул в воду. Течение унесло плевок ленивыми кругами.
— Я знаю это имя — Молчаливая Сестра. Вёльвы Севера произносят его, но не вслух.
— Ну, значит, ты ее видел. — Меня это поразило. Возможно, то, что мы оба могли ее видеть, имело какое-то отношение к тому, что ее магия не смогла нас погубить. — Она произнесла заклятье, которое должно было убить всех в опере, куда я пошел вчера вечером.
— В опере?
— Проехали. В общем, я избежал заклятия, но, когда прокладывал себе путь, что-то сломалось и за мной понеслась трещина. Две переплетающиеся трещины — темная и светлая. Когда ты поймал меня, трещины пошли вверх, через нас обоих. И каким-то образом остановились.
— А когда мы порознь?
— Темная прошла сквозь тебя, светлая — сквозь меня. Когда мы их разделяем, кажется, трещины стремятся высвободиться и воссоединиться.
— А когда они воссоединяются?
Я пожал плечами.
— Скверно. Хуже, чем в опере.
Я говорил беззаботно, но, несмотря на то что день был жаркий, кровь моя стала в тот миг холоднее реки.
Снорри двинул челюстью — я уже знал, что это означает задумчивость. Его руки неспешно шевелили весла.
— Значит, твоя бабка отправила меня в ямы, а ты навлек на меня проклятье ее ведьмы?
— Да не искал я тебя! — С пересохшим ртом трудно было изображать беззаботность. — Ты намертво тормознул меня на улице, помнишь?
И я тут же пожалел, что употребил слово «намертво».
— Ты человек чести, — сказал он, ни к кому напрямую не обращаясь. Я хотел отыскать иронию, но чувствовал только искренность. Если он таки притворялся, мне следовало бы брать уроки там, где его этому научили. Я заключил, что он напоминает себе о своем долге, что странно для викинга, долг которого, как правило, не забыть, что грабеж — строго после насилия, ну, или наоборот. — Ты человек чести.