Тяжелый свет Куртейна. Желтый
– Тоже мне, великие трудности. Хочешь чаю с Другой Стороны? Мне недавно подарили благодарные контрабандисты; жалко, забыл, как называется, у нас ничего похожего вроде бы нет. Смешной, почему-то с привкусом ирисок. Я его про себя называю «детский чай».
– А ну-ка покажи, – оживился Альгирдас. Сунул нос в коробку, понюхал с видом знатока. – Так это же молочный улун. Среди настоящих ценителей считается несерьезным напитком. Но мне как раз нравится. Ну, то есть не то чтобы именно мне. Моему второму. Но разница, сам понимаешь, не особенно велика.
Альгирдас – такой же двойной человек, как сам Тони. То есть с двойником на Другой Стороне. Это большая редкость, мало кто из людей так устроен. Правда, некоторые философы утверждают, будто двойники есть вообще у всех; существует даже старинная теория, пережившая несколько Исчезающих Империй, согласно которой, двойников у каждого бесконечное множество, по числу хоть каким-то образом, хотя бы условно населенных миров. Может, оно и так, все равно не проверишь, – думает Тони Куртейн, – но на практике связь со своим двойником на Другой Стороне осознают и поддерживают считанные единицы. Забавно, кстати, что эта способность никаким образом не коррелирует с остальными личными качествами: двойной человек может оказаться каким угодно, в том числе и паршивым засранцем. Поэтому городским властям во все времена было непросто отыскать мало-мальски подходящую кандидатуру на должность смотрителя Маяка. Любой двойной человек, если его обучить, будет светиться на Другой Стороне. Но не всякий свет – свет.
Альгирдас как раз мог бы стать отличным Смотрителем, но Тони Куртейн успел первым. Просто родился раньше на целых семь лет, хотя из-за седых волос Альгирдас выглядит его старшим братом. Но какая разница, кто как выглядит, если есть так, как есть. В ту пору, когда прежний смотритель написал прошение об отставке, Альгирдас еще был старшеклассником, а Тони – вполне взрослым человеком. Поэтому на Маяк позвали его. Зато потом на Альгирдаса наложила лапу городская Граничная полиция в лице ее начальницы Ханны-Лоры. И ее можно понять. Немыслимая удача – заполучить на службу такого человека, вернее двух сразу – Альгирдаса на Этой и его двойника на Другой стороне. Оба, кстати, отбрыкивались, как могли, поскольку считали себя анархистами: как это, я – и вдруг стану служить в полиции? Вы с ума сошли? Но от судьбы поди отбрыкайся. Вот и они не смогли.
Вода в чайнике начала закипать; Тони давно научился ловить этот момент не глядя, на слух, по такому особому умиротворяющему шуму. То есть, когда пение чайника начинает тебя убаюкивать, надо быстро вскакивать и снимать его с огня. В жизни, что интересно, многое так устроено: действуй, когда, по идее, можешь, но тебе не особенно хочется, потом непременно выяснится, что это был самый подходящий момент. Это смешно и одновременно немного досадно. Впрочем на самом деле ни то, ни другое. Просто факт.
– Давай-ка я сам заварю, – предложил Альгирдас. – А ты смотри и запоминай, как это делается. Улун такой хитрый чай, на другие не очень похож. Его лучше заваривать понемногу и сразу же разливать по чашкам, ему нельзя долго настаиваться, вкус испортится. Зато можно много раз добавлять воды, и какое-то время чай будет становиться только лучше и лучше. Такой интересный эффект.
– По-моему, как-то чересчур хлопотно, – усмехнулся Тони Куртейн. – Словно чаепитие – не отдых, а работа, которую надо сделать как можно лучше.
– Есть такое. На Другой Стороне, прикинь, даже существует профессия «чайного мастера». Такой специальный повар, который никогда ничего не готовит, а только заваривает чай и разливает его по чашкам с подходящей каждому сорту скоростью. Но мне нетрудно. Ну и просто любопытно, как оно получится у меня наяву. Некоторые вещи интересно делать своими руками. И потом пробовать собственным ртом.
– Это точно, – подтвердил Тони Куртейн.
И подлил себе горячего гранатового вина, сваренного по рецепту его двойника, который, черт бы его побрал, вот прямо сейчас энергично режет салат на большую компанию, и это немного сбивает с толку: руки так и чешутся тоже что-нибудь покромсать. Зато в такие моменты, – думает Тони Куртейн, – когда я почти перестаю понимать, где заканчивается один из нас, и начинается второй, свет моего Маяка – всех наших двадцати восьми или сколько их там уже, маяков, столь ярок, что ладно, черт с ним, потерплю.
– Что именно ты потерпишь? – спросил Альгирдас.
– А я сказал это вслух? Смешно получилось. Вот поэтому люди и думают, будто все смотрители Маяка с приветом; в каком-то смысле так оно и есть. Мой второй, понимаешь, сейчас строгает салат, и мне тоже явственно не хватает ножа в руке и невинной жертвы с твердым хрустящим телом. Капуста вполне подошла бы. Например. Это скорее забавно, чем по-настоящему трудно, но елки, какая удача, что я сейчас не за рулем!
– Так ты же вроде не водишь?
– С чего ты взял? Раньше еще как водил. Просто стало некуда ездить. Куда я денусь от Маяка? Разве только в бар за углом.
– Да ладно тебе, – недоверчиво нахмурился Альгирдас. – Не на привязи же ты тут сидишь.
– Формально – да, не на привязи. Но, по сути, что-то вроде того. Просто сам не хочу надолго отлучаться. Хотя считается, смотрителю Маяка совершенно ни к чему постоянно сидеть в служебном помещении. Теоретически помещение вообще не играет никакой роли, оно нужно только для комфорта смотрителя, чтобы не болтался по улице туда-сюда. А на практике, знаешь, все-таки Маяк есть Маяк. Пока я здесь, ему веселее и проще светить; звучит, как полная ерунда, но так уж я чувствую. И двери для вернувшихся на мой свет с Другой Стороны не где попало, а именно здесь открываются. Согласно служебной инструкции, смотритель Маяка вовсе не обязан лично всех встречать на пороге; раньше так и не делали, никто из моих предшественников ради очередного бродяги задницу от кресла лишний раз не отрывал. Считалось, сами разберутся, не маленькие; если что, в холле всегда есть бутылка бренди, сердечные капли и городской телефон. Но как по мне, все-таки лучше, если в такой момент рядом окажется кто-нибудь понимающий. Встретит, обнимет, скажет: «Мы тебя очень ждали, добро пожаловать домой». Звучит, сам понимаю, излишне сентиментально, но если бы я сам заплутал на Другой Стороне, а потом вернулся, хотел бы этого для себя.
Так бы и сказал, что боишься не оказаться на месте в самый интересный момент, – подумал Альгирдас. Но вслух конечно ничего такого говорить не стал, только спросил, чтобы сменить тему:
– Слушай, а это правда, что из окна твоей спальни всегда видно Зыбкое море? Даже в те годы, когда оно появляется где-нибудь на окраине, и дорога из центра до пляжа занимает часа полтора?
– Может, и правда, – улыбнулся Тони Куртейн. – Когда я выглядываю в окно, я действительно вижу море. Но увидят ли его остальные, не знаю. Не проверял. Хочешь, сходи посмотри. Один, без меня, для чистоты эксперимента. Если что, спальня – самая дальняя комната на втором этаже.
– А можно?
– А почему нельзя? Никаких тайн у меня в спальне нет. Я бы, может, и не прочь завести пару-тройку таких специальных приятных секретов, из-за которых в спальню лучше чужих не пускать. Но это, знаешь, то же самое, что с поездками – вроде бы не запрещено никакими инструкциями, но как-то не складывается у меня. Ханна-Лора однажды сказала, я – одержимый, таким уж уродился, и это отлично для дела, то есть, для Маяка и нашего света. Но не для человека-меня.
Альгирдас сочувственно кивнул, пообещал: «Я быстро», – бегом взобрался по лестнице на второй этаж, вошел в дальнюю комнату, где стояла аккуратно накрытая куском очень старого, застиранного почти до прозрачности корабельного паруса большая кровать. Подошел к открытому настежь окну, осторожно выглянул, заранее готовый к чему угодно. Но вместо чего угодно за окном была просто улица, мокрая от недавнего дождя, усыпанная опавшими листьями, освещенная разноцветными фонарями в виде тропических рыб. Ветер притащил откуда-то разноцветную мишуру, какой обычно украшают ярмарочные павильоны, и теперь совершенно по-кошачьи гонял ее туда-сюда, а на углу курили и увлеченно спорили, размахивая руками, завсегдатаи бара «Злой Злодей» во главе с его собственной двоюродной теткой Норой. И никакого тебе Зыбкого моря, что в общем совершенно нормально. В этом сезоне ближайший пляж примерно в трех километрах отсюда. И совсем в другой стороне.