Ласковый голос смерти
– Прошу прощения?
Конечно, это была Марта.
– Я сказала, Колин, если ты не слышал, что вы с ней дружили.
– С кем, с Дженис? Вовсе нет.
– Ты разговаривал с ней больше всех нас.
– Да, разговаривал – но это вовсе не значит, что мы дружили.
– И все-таки тебе не кажется чудовищным, что она все это время была мертва и никто из нас не пытался выяснить, что с ней?
– Да, это чудовищно, – ответил я сквозь зубы и вернулся к работе, надеясь, что они поняли намек.
К счастью, коллеги переключились на другую тему.
И все же я не мог не думать о Дженис. Почему она заговорила со мной в тот день, после столь долгого молчания? Неужели я показался ей привлекательным? Я вспоминал ее улыбку, то, как преобразилось ее лицо. Я пытался представить Дженис в моей спальне; представить, как снимаю с нее шерстяную кофту и жуткую бесформенную блузку, которую она, похоже, носила постоянно, а под ней оказывается обширных размеров бюстгальтер. Но под одеждой, там, где ожидал увидеть нечто реальное и вещественное, с волосами, складками и родинками, выпуклостями и запахом пота, я обнаруживал лишь тело моего ангела, гибкое, золотое и светящееся, безупречное, безмятежное и недостижимое. И от моей страсти не остается и следа, как обычно бывает, когда оказываешься лицом к лицу с самим совершенством.
Спортзал пустеет, и я направляюсь в раздевалку. Быстрый душ, чтобы смыть пот, а затем тридцать кругов в бассейне в легком ритме, чтобы остыть. При всем при этом я поглядываю на часы. В прошлый раз у меня ушло девятнадцать минут. Возможно, удастся сократить время до пятнадцати, что меня устроит куда больше, но придется поднапрячься.
Когда только перебрался в этот спортзал из другого, в городе, я не был уверен насчет своих тренировок. На старом месте занималась группа молодых женщин, которые, казалось, следовали за мной по пятам, хихикая и перешептываясь за спиной. И там всегда было полно народу – еще одна причина уйти. Нет ничего хуже, чем наблюдать за чьей-то потной задницей, подпрыгивающей в седле велотренажера, дожидаясь своей очереди.
Этот спортзал дороже, но, на мой взгляд, он того стоит. Он намного больше, а значит, лучше оснащен, и абонемент по карману далеко не каждому клиенту. Днем приходят женщины, которым больше нечем заняться, матери с детьми после школы. Но вечером спортзал заполняют профессионалы-одиночки, которые, сделав свое дело, отправляются домой, или в паб, или куда-нибудь еще, куда идут люди, одновременно и похожие, и столь непохожие на меня.
На этой неделе будет год, как нам сказали о смерти Дженис. Возможно, именно поэтому в последнее время я так часто о ней вспоминаю. Погода и желтеющие листья напоминают о разложении и гниющем трупе, постепенно превращающемся в жидкость, – трупе, который никто не замечает. Жаль, что я не уделял ей больше внимания. В Дженис было столько красоты, а я ее бездарно упустил.
Но с другой стороны, это всего лишь новый повод для беспокойства вроде той мерзкой бабы из дома престарелых. Она опять позвонила сегодня вечером, когда я собирался в спортзал, и, ожидая услышать Вона, я ответил, даже не взглянув на экран телефона.
– Мистер Фридленд?
Я тут же понял, что это она. Она произносит мою фамилию с ударением на второй слог, в отличие от всех прочих. Фрид Ленд. Не поправляю я ее лишь потому, что, возможно, она точно так же обращается к моей матери. Подумав об этом и, естественно, о том, что мать не может выразить своего возмущения, я слегка развеселился.
– Да, слушаю, – ответил я, притворившись, будто ничего не заметил.
– Мистер Фрид Ленд, это заведующая из «Лиственниц».
– Да, – повторил я.
– С вашей матерью все в порядке, беспокоиться не о чем.
– Хорошо, – сказал я.
– Однако она страшно по вас скучает.
«Сомневаюсь», – подумал я.
– В самом деле? Вы уверены, что она вообще понимает, где она?
– Иногда да. У нее бывают просветления. И в такие моменты ей, похоже, остро недостает вас. Вы так долго ее не навещали, мистер Фрид Ленд.
– Я был очень занят, – ответил я. – Работы невпроворот.
– А по выходным?
– Послушайте, я постараюсь подъехать в воскресенье. А теперь прошу меня простить, дела.
– Конечно-конечно. До встречи.
Чертова баба, испортила своей болтовней интересный вечер. В любом случае какой мне смысл ехать навещать мать? Шансы, что в те полчаса, что я там пробуду, у нее наступит «просветление», ничтожны. А если даже и так, не могу представить, о чем мы будем говорить после столь долгой разлуки. И все-таки подумаю насчет воскресенья, лишь бы эта баба перестала донимать своими звонками.
Теперь она звонит реже. В прошлом году, когда инсульт превратил мать в беспомощное существо, дом престарелых был только рад ее принять. Я быстро нашел лазейку в законе о медицинском обеспечении, и ее содержание полностью оплачивалось. Похоже, представителей учреждения это не особо обрадовало, хотя я так и не понял почему – ведь они получали те же деньги, к тому же из более надежного неиссякаемого источника. Я подозревал, что они старались поддерживать со мной контакт, чтобы вытянуть больше денег на дополнительные услуги, которых финансирование не покрывало. Что толку от персонального телевизора, если есть такой же в комнате отдыха, который мать вполне может смотреть, появись у нее желание? Зачем ей туфли, если она никогда и шагу не сделает за дверь?
Однажды я попытался все это объяснить, но тон заведующей стал чересчур резким. После этого разговора – в завершение которого она сказала что-то насчет того, что мне следует хоть иногда навещать мать, причем с весьма неуместным сарказмом, – я перестал брать трубку, если на дисплее телефона высвечивался номер дома престарелых. Ей даже не приходило в голову оставить сообщение.
Я действительно готов навестить мать. Собственно, я вовсе не против съездить за город в солнечный выходной, купить по пути шоколада, а потом съесть его в комнате матери, поскольку сама она его съесть не может, – но я сатанею, если какая-то высохшая старуха указывает мне, когда именно следует мне это сделать.
Точно так же я терпеть не могу, когда кто-то указывает, что мне делать.
Так или иначе, у меня на эти выходные свои планы, и, вероятно, я буду основательно занят. Слишком многим моим исследовательским проектам предстоит дать плоды – восхитительные трансформации, которые никак нельзя пропустить.
«Брайарстоун кроникл»
Август
Смерть пианиста – «трагическая потеря»
Тело бывшего концертного пианиста Ноэля Гардинера было найдено в прошлое воскресенье в доме в Кэтсвуде, где он жил со своим партнером, вокалистом Ларри Скоттом. По словам источников в полиции, предполагается, что тело мистера Гардинера пролежало в доме «некоторое время».
О смерти мистера Скотта от сердечного приступа в возрасте 59 лет сообщалось в «Кроникл» в мае. Друзья пары вчера сказали, что после тяжелой утраты мистер Гардинер был крайне подавлен.
«Мы пытались его подбодрить, – говорит один из друзей, пожелавший остаться неизвестным. – Но он страшно тосковал по Ларри. Они всегда были вместе».
Ноэль Гардинер был талантливым музыкантом, выступавшим с оркестрами по всему миру. После объявления о его смерти пришли многочисленные соболезнования, и возле дома на Лентон-лейн появилось несколько букетов.
Некролог: с. 46.
Ноэль
Впервые его увидев, я понял – это он. Понял именно так, как все мне предрекали, хотя никогда не верил в настоящую любовь и смеялся над теми, кто верил.
Он пел тенором в хоре, а меня в последнюю минуту поставили на замену какой-то старухи, отказавшейся играть. Должен сказать, в тот вечер я вложил в исполнение всю свою душу. Я лишь изредка осмеливался на него взглянуть и впитывал его, словно вино, растекавшееся по моим жилам, подобно первому в жизни глотку алкоголя. Мне не хватило смелости заговорить с ним после концерта, но, к счастью, он заметил, что я на него смотрю, и подошел спросить, где лучшее место в городе, чтобы пропустить стаканчик на ночь.