Следом за судьбой (СИ)

— Сюда иди! — слова источали гнев подобный сильнейшему яду. Ее заколотило от страха. То, как нетерпеливо и зло смотрел на нее мужчина, не оставляло сомнений, что он хотел с ней сотворить. От бессилия и понимания своей слабости перед этим могучим оборотнем мутился рассудок.
Мужчина зло зарычал и бросился вперед. Послышался треск рвущейся ткани, этот звук придал девушки сил:
— Не надо! Господин молю тебя, не надо! Скажи, в чем виновата перед тобой?
Тот странно сверкнул глазами, с жадностью разглядывая ее лицо, но ответа не последовало. С силой он развел ее стиснутые бедра и навалился сверху, не давая сомкнуть ног. В отчаянье Лана забилась под ним, захлебываясь мольбами о милосердии. Оборотень заткнул ее грубым поцелуем, до крови укусив за нижнюю губу. Но эта пытка меркла в сравнении с последующей. Мужчина толкнулся навстречу и ее бы выгнуло дугой, если бы не вес тяжелого тела. Она пронзительно вскрикнула, и забилась в стальной хватке грубых рук. Дикий холод разлился по венам, вымораживая душу насквозь и сковывая тело. Между ног полыхало болью, точно ее протыкали острым ножом, а оборотень меж тем двигался все чаще и сильнее, не давая опомниться. Время застыло, осталась лишь стужа и сотрясающие ее тело движения. Лана обмякла, невидящим взором уставившись в дощатый потолок. Так хотелось горько плакать, но слезы, точно льдинки, засели острыми гранями глубоко в глазницах. Ничто не могло облегчить ей муку. Мужчина на ней вдруг содрогнулся и быстро отстранился, скатываясь в сторону. Освобождение не принесло радости. Она так и лежала, в разорванной сорочке, сломанная и растерзанная жестоким оборотнем.
Яр вскочи на ноги, не отрывая взгляда от неподвижной девушки, распластанной на его кровати. Такая голубка, а оказалась — змея. Княжья дочь! Все это время он с наслаждением упивался страхом девчонки — весна в ее запахе померкла, перебитая горьким отчаянием и болью. Ненависть сжирала душу и ему хотелось разгромить все вокруг, ударить, избить девку до кровавых синяков, но нет, еще не время. Сначала он вдоволь натешится, затем вернет использованную им княжну обратно батюшке, пускай любуется!
— Смотри на меня!
Лежащая на кровати не шелохнулась Он намотал растрепанную косу на руку и запрокинул ее голову, вынуждая исполнить свой приказ. Но увидав ее глаза, Яр подавился заготовленной речью. Если мертвецы и могут смотреть, то так глядели на него потускневшие, сухие очи княжны. Сердце укололо острой иглой жалости. Напрасно он раздувал свою ярость, силясь вернуть то слепое безумие, что владело им несколько минут назад. Волк внутри очнулся и жаркий гнев уже не мог заглушить его голоса. Зверь злобно скалился, всем своим диким нутром противясь его поступку. Отгоняя наваждение, Яр сердито нахмурил брови. Подумаешь, девчонкой воспользовался, и по делом ей! Одна у них порода, подлая, и жалеть тут некого. Но более трогать, пожалуй, он ее не станет — много чести! Позже отдаст последним грязным работникам на потеху.
— Будешь тут жить, — жестко молвил он, — весь дом на тебе. Сбежать удумаешь — кожу живьем сдеру. Напортачишь в работе — спину исполосую. А пока пошла вон, будешь в горнице спать, за печью. В грязи, где и достойна быть!
И он спихнул неподвижное тело на пол. Шатаясь, девушка встала и, не оглядываясь, побрела к двери. Чуть погодя, Яр вышел следом, к роднику. Смыть с себя кровь, свидетельство ее девичества.
Как в тумане Лана добралась до горницы и упала на лавку. Тело дергало глухой болью, но хуже болела душа. Как? Как такой сильный и благородный на вид мужчина мог оказаться злым насильником без совести и жалости? За что? Ведь он не был груб с ней вначале! Смотрел так странно, с интересом, но без ненависти. Что изменилось? С трудом она припомнила, как зажегся недобрым огнем взгляд оборотня после того, как она призналась, чьих кровей будет. Горькая усмешка тронула губы. Каков отец! И здесь ее достал. Лучше бы крестьянкой уродилась, а не в стылой золотой клетке! И куда ее бегство привело? В гареме хана ей смерть и тут, по всему видать, тоже. А Воят… Напрасно он будет ждать весточки. Не дойти ей теперь до Ратимира, никогда… Голова шла кругом, лавки и стол плясали и прыгали перед глазами, а пол менялся местами с потолком. Запоздалая тьма обрушилось на обессилившую княжну, унося черной волной в пустое забвение.
Вернувшись, Яр увидел девушку, безвольно лежащую под лавкой. От внезапного страха мороз продрал по коже — руки на себя наложила?! Быстрым шагом он приблизился, склоняясь над хрупким телом. Нет же, без сознания только. Однако так дело не пойдет. Если он хочет швырнуть девчонку обратно в объятья любящего папеньки, то следует поберечь немного свою новую игрушку. А иначе быстро истает и радости никакой. Яр спустился по лестнице в подклетье, где находились погреб и кладовая. Вытащил драную ветошь и направился к пленнице. Оборотням в человечьем обличье страшен только зимний мороз, а вот она и слечь может. Ворох ткани тюком упал за печкой. Теперь вода, а то вся в крови да грязи, смотреть тошно. И это он быстро выполнил. Так, надо бы одежду, а ведь оставил же в убежище, глупец! Ну да ничего, волком вмиг добудет. И мужчина шагнул за дверь.
Лана вынырнула из мягкой тьмы, как из проруби. И тотчас острыми лезвиями душу изрезали воспоминания. А слез как не было, так и нету. Тяжко поднявшись с пола, она огляделась кругом. Широкое, светлое пространство. Добротная, деревянная мебель. Стены увешаны сухими пряными травами. Печь белая, большая, украшенная искусной лепкой, пол под ногами тоже из дерева, крепкие досочки одна к одной жмутся, даже половики, вытканные хитрым узором, лежат. Вот так насмешка судьбы — уютная тюрьма… Взгляд выхватил стоящие на скамье ведра. Вода! Лана и не помыслила бы, что так обрадуется обыкновенной влаге. Кинулась со всех ног к посудине, но спешно замерла, усиленно прислушиваясь к происходящему в доме. Нет, тихо. Видно ушел оборотень. Надолго ли?
Значит надо быстрее привести себя в порядок. Слабыми руками она попыталась оторвать лоскут от изодранной до груди сорочки. С третьего раза удалось. Плохо оттиралась от кожи засохшая кровь. Больно было даже касаться потревоженной плоти, а уж как сердце ныло от черной тоски… Что ей теперь порченной делать? Разве что в колодец вниз головой. Девушка выпрямилась. А и вправду? Как сбежать, представлялось ей сомнительно. Неизвестный лес кругом, звери дикие и оборотень волком отыщет быстро. На помощь в такую глушь никто не придет… Но упрямая человечья натура надежно спутала по рукам и ногам малой искрой надежды на чудо.
За спиной хлопнула дверь. Обернувшись, Лана в страхе шарахнулась в сторону, опрокинув ведро на пол.
— Да что ты натворила?! — прогремел на всю избу голос сердитого хозяина.
Яр в бешенстве оглядывал залитую кухню. Весь пол перепачкала, неуклюжая! Глаза стрельнули в сторону сжавшейся пленницы. Умытое личико было бледнее намокшей сорочки, а широко распахнутые глаза потемнели от страха. И вновь взгляд заскользил по тонкокостной фигуре, а сердце болезненно содрогнулось. До чего нежная-то, и как выдержать его смогла? К жалости добавился жгучий стыд, когда он заметил изукрашенный алыми разводами подол. И крови вон сколько, его стараниями… Утешить бы ее, прижать к себе, и осторожной нежностью вернуть жизнь милым сердцу глазам. Только — подпустит ли? Злобный рык вырвался из груди. Да в своем ли он уме, в самом деле? Встряхнувшись, Яр кинул в княжну сумку с ее скарбом и обувкой.
— На вот! Оденься, да что бы убрала тут все! И ужин сготовишь! Не справишься, отведаешь плети. Все нужное найдешь в подвале и кладовой внизу. И помни — вздумаешь бежать — живо разыщу, ну а далее пеняй на себя.
И он ушел, хлопнув напоследок дверью.
Девушка отмерла и, шатаясь, поднялась на ноги. Бездумно окинула взглядом вещи. Руки потянулись к платью, что припрятал для нее про запас Воятка. Мужская рубаха и штаны были сырыми, да грязными и не годились пока для облачения. Княжна оделась, но сухая ткань не принесла желанного тепла. Глянула в окно — солнце скоро сядет, а ей еще тут работать. Но как подступится к ухвату, если в жизни Лана ни одного разочка у печи не хозяйничала? Не тому учат княжьих дочерей. И уборка… Да если бы она хоть голову повернула в сторону утиного крыла*, отец бы сам ее розгой отходил. Только и радости было, что по малолетству ей дозволялось по терему с нянькой гулять. А после на праздники с подружками, дочерями богатых семей, выбираться.