Дверь в преисподнюю

— Да-да, Василий Николаевич, если кто спросит, то так и отвечу — мол, видел вас мертвым и с ножом в груди. Ах-ах-ах, такого человека убили!
— Погодите-погодите, — перебил Дубов, — вот этого как раз не надо. Вы меня никогда прежде не видели, кто я такой — не знаете.
— Ну конечно же не знаю! — радостно подхватил водяной. — Откуда ж мне вас знать. Высокий такой, кудрявый? Нет, никогда не видел. — Дубов лишь горестно вздохнул, а водяной продолжал: — Да только, видать, не простой вы человек, ежели вас в первую же ночь ножичком пырнули!
— И впрямь бы пырнули, кабы Кузька не упредил, — чуть поежился Василий. Кажется, только сейчас до детектива начало по-настоящему доходить, что с ним могло произойти ночью.
— И откуда только у них, у домовых, такое чутье? — подивился водяной. — Хотя Кузьма-то теперь не у дел. Да ведь раньше-то он, кажись, проживал в Белой Пуще, не так ли?
— Так, — нехотя ответил Василий.
— А, ну тогда понятно, почему они вас… — заговорщически понизил голос водяной. — Да нет, вы не подумайте, я завсегда с вами. Если что, готов помочь. Сам-то я тутошный, а вот дружок мой леший — он тоже оттуда. A когда князь Григорий леса повырубил и своим вурдалакам волю дал, то всем честным лешим, домовым, русалкам да кикиморам пришлось уходить кому куда. Этому хоть повезло — корчму открыл…
— Как, неужели наш корчмарь — леший? — изумился Дубов.
— Леший, Василий Николаич, как есть леший! — затараторил водяной. — Жаль мне его, зябнет на болотах, мокнет, по родным лесам тоскует.
— Ничего, скажите ему, что мы посадим новый лес, еще лучше прежнего, — оптимистично перефразировал Василий знаменитые слова из «Вишневого сада».
— Как же, так вам и позволит князь Григорий, — хмыкнул водяной.
— А вот когда его не будет…
— Эк загнули! Да он же бессмертный.
— Да ничего он не бессмертный, — с досадой проговорил Дубов. — Или, вернее сказать, это зависит от нас с вами.
— Вы мне ничего не говорили, я не слышал! — Водяной сделал вид, что собирается заткнуть уши. — Меня попросили, я вас провел, и всего делов.
Василий огляделся — оказалось, что они идут уже не по обычной тропинке, а по узкой полоске земли, возвышающейся среди двух канавок. За ними тянулись такие же полоски, поросшие вереском, багульником и брусникой, над которыми изредка возвышались рябиновые и бузинные деревца.
— Ну вот, идите прямо по этой грядке, а потом, когда болото кончится, прямо по тропинке через перелесок, и выйдете как раз на задворки замка, — пояснил водяной. — А теперь позвольте вас покинуть. Если что, всегда к услугам. — С этими словами водяной, как накануне вечером, сиганул прямо в поросшую ряской канавку и исчез из вида. А Василий один двинулся в указанном направлении — там в лениво рассеивающемся тумане уже проступали башни Беовульфова замка.
* * *
Князь Григорий сидел за столом в своем рабочем кабинете и слушал внеочередной доклад барона Альберта:
— Ваша Светлость, тут вот пришли сведения относительно боярина Василия. Нам удалось взять его под наблюдение. — Альберт заглянул в свои бумаги. — Вчера он посетил сначала Беовульфа, а потом Гренделя…
— Так я и думал, — помрачнел князь. — Ну и что же дальше?
— Дальше, Ваша Светлость, наши люди действовали в соответствии с вашими указаниями. Согласно донесению, ночью боярин Василий был обезврежен по месту временного проживания — в корчме.
— Надеюсь, все было сделано чисто? — заметно повеселел князь.
— Знатоки работали, — позволил себе ухмыльнуться барон Альберт.
— А как насчет Длиннорукого? — продолжал расспросы князь Григорий. — Вы тут, помнится, собирались за ним приглядеть.
— Да-да, мы приглядывали, — несколько смутился Альберт. — Утром, уйдя от вас, он побывал на конюшне, где беседовал с душегубом Петровичем, а затем исчез из видимости.
— То есть как исчез? — удивился князь Григорий.
— А вот так вот и исчез. У себя его нет, но и кремль он не покидал.
— Ну ладно, и черт с ним, — махнул рукой князь. — Но когда объявится, то пускай его пригласят ко мне.
— Будет исполнено, — подобострастно кивнул барон.
Тут в кабинет заглянул охранник:
— Ваша Светлость, к вам князь Длиннорукий.
— А, легок на помине, — провел пальцем по усам князь Григорий. — Ну, пусть заходит.
В комнату бочком вошел Длиннорукий:
— Здравствуй, князь-батюшка, как я тебя давно не видел!
— Да вроде бы утром виделись, — проворчал Григорий. — Ну, заходи, раз пришел.
— Вот, бежал из темницы, — продолжал Длиннорукий, — из темных уз Дормидонтовой темницы. На тебя, князь, уповаю!
— Да знаю я, что ты бежал, — несколько удивленно ответил князь Григорий. — Чего это с тобой нынче? Лишку выпил, что ли?
— Три дни не пил, три ночи не ел, до тебя добираючись, — зачастил Длиннорукий, — а ты меня, князь Григорий, столь неласково встречаешь. Приказал бы баньку истопить, самоварчик поставить…
— Ладно, князь Длиннорукий, я вижу, ты нынче малость не в себе, — поморщился князь Григорий. — Ступай проспись, а завтра о делах и поговорим. Альберт, проводи его. — Князь махнул рукой и углубился в свои бумаги.
Однако двери вновь приотворились, и вновь заглянул тот же охранник, хотя физиономия у него была несколько обескураженная:
— Ваша Светлость, к вам снова князь Длиннорукий.
— Пусть входит, — не отрываясь от бумаг, ответил князь Григорий.
Дверь открылась шире, и в кабинет вошел собственной персоной бывший царь-городский градоначальник князь Длиннорукий. Барон Альберт от неожиданности вскрикнул, а два Длинноруких застыли как вкопанные, с изумлением глядя друг на друга.
— Ну, что там такое? — нехотя оторвался Григорий от своих государственных дел.
— Вот… — пролепетал барон Альберт, дрожащим перстом указывая на двух Длинноруких.
Князь же Григорий, кажется, вовсе не удивился такому повороту.
— Ну что ж, прекрасно, — проворчал князь, скривив губы в брезгливой усмешке. — Верно говорят, что хорошего человека должно быть много. Но два князя Длинноруких для одной Белой Пущи, пожалуй, уж совсем замного будет.
— Да что ты, князь-батюшка, это ж я Длиннорукий! — с чувством ударил себя в грудь «первый» Длиннорукий. — А он самозванец, рази ж ты не видишь?
— От самозванца слышу, — не остался в долгу «второй».
— Прекратить базар! — поднялся во весь рост из-за стола князь Григорий. — Кто из вас самозванец, а кто нет, мы еще разберемся. А пока отправьте их обоих у темницу.
— Слушаюсь! — отчеканил заметно повеселевший барон Альберт.
— Этого — у подвал, а того — у башню, — продолжал князь Григорий, — и глазу не спускать. C обоих.
— Как же так! — чуть не хором завозмущались оба Длиннорукие. — Из одной темницы да в другую!
Но дюжие охранники уже тащили их прочь из княжеского кабинета.
— Как ты думаешь, кто из них настоящий, а кто нет? — спросил князь, оставшись вдвоем с бароном Альбертом.
— Не знаю, но во всем согласен с Вашей Светлостью, — дипломатично уклонился тот от прямого ответа. И вдруг смекнул: — А ну как оба самозванцы?
— Здравая мысль, — хмыкнул князь. — Но если двух Длинноруких для одной Белой Пущи будет замного, то что уж говорить о двух самозванцах!
* * *
За обедом в королевской трапезной царила обстановка самая мрачная и отчаянная, хотя за окном ярко светило солнышко, и разноцветные витражные стеклышки в окнах еще больше разукрашивали и без того пестрые стены.
Все сотрапезники сидели, уткнувшись в тарелки и изредка бросая друг на друга подозрительные взоры. Один лишь король Александр находился в наилучшем расположении духа: он подтрунивал над неловким пажом, то и дело проливавшим ему вино на одежду, бросал изумрудным перстнем солнечные зайчики на стены и потолок и вообще всячески старался подбодрить своих друзей, пребывавших в состоянии глубокой хандры.
— Ну что вы так раскисли, господа? — говорил король. — Пейте вино, веселитесь, радуйтесь, пока живы!