Из другого теста (СИ)

Кроме одного: когда какие-то группировки Мусульманской лиги в очередной раз что-то там не поделили, от их городка остались дымящиеся развалины. И пепел матушки в сожжённой дотла больнице. Жителей населённого пункта вовремя эвакуировали, но она не могла бросить десяток раненных пилотов истребителей, попавших в её операционную прямо из боя. Она просто не умела бросать пациентов
— Опять зависла? — хмыкнула скучающая рядом Ракна.
Её персональное умозрительное койко-место стыковалось с Наругиным. Тот факт, что бывших подельниц держали в опасной близости друг от друга, отнюдь не воодушевлял. Ещё один признак торжества правосудия: нам всё равно, как содержать стопроцентных смертниц. Вас уже нет, и все предосторожности до смешного излишни. Сами смертницы помалкивали, дабы не нарываться на ненужную справедливость в этом вопросе. Доживали отпущенное им время по соседству в состоянии призрачной свободы на отведённых квадратах пола. И старались не нарушать границу между квадратами даже кончиками пальцев. Дремавшие в стене силовые ремни не любили подобных нарушений внутреннего распорядка тюрьмы. Совершенно не понимали шуток и не умели распознавать нечаянных огрехов: врубались без предупреждения, опутывали и держали мёртвой хваткой, припечатав к стене.
Торчать же в вертикальном положении без крайней нужды им с Ракной противопоказано. Здесь, на Словене — центральной планете Славянской лиги — гравитация солидная, отчего местные сплошь коренастые коротышки. Миники, как таких называют во всех лигах. При задвухметровом росте Наруги самые высокие словенцы ей в соски дышали. Ракна на полголовы ниже, но тоже выглядит гоблином в царстве воинственных карликов. Две высокорослые дочери планет с низкой гравитацией — чистокровные максики — представляли собой довольно комичное зрелище среди своих охранников. Но те не находили это смешным. А если и посмеивались, так лишь над тем, как две рослые коровы еле таскают ноги по их благословенной планете.
Им смешно, ей смешно — Наруга скрипнула зубами. Душа нелегко, но быстро смирилась с тем, что её скоро разнесут на атомы. Нет, она была не прочь пожить ещё. Ей было всего тридцать — в сущности, и повзрослеть-то не успела. Надеялась, что впереди у них с Наругой ещё, как минимум, полвека… Душа смирилась со смертью, но продолжала упорно надеяться на лучшее — неистребимая дура!
— Хлебни, — посоветовала Ракна.
Она пристально пялилась на подругу. И демонстративно покачивала в руке контейнер с безвкусной асептической водой. Наруга кивнула. Села, протянула руку к стене, затребовав положенный на день рацион. Раздаточное окно отворилось и выдвинуло щуп с контейнером. Наруга брезгливо отпила треть, а остальное аккуратно запечатала и отставила — водой тут не разбрасываются. Следующую пайку автомат выдаст нескоро, а здоровье не лишнее даже накануне собственной казни.
Ракна, как всегда, почуяла, о чем размышляет подруга, и едко усмехнулась. Она моложе на пять лет. И несравнимо, непревзойдённо красивей. Красота Ракны — уроженки одной из планет Азиатской лиги — полна каких-то таинственных волнующих чар. Огромные чёрные глаза. Длинные иссиня-чёрные волосы, которые она упорно сберегала, что при их жизни сплошная морока. Обалденная смуглая кожа. Безупречное гибкое тело на длинных стройных ногах — ребята папаши Блуфо захлёбывались спермой, сосуществуя с неприкосновенной заразой. Не то, что у некоторых, от кого мужики шарахаются, как от съехавшего с программы погрузчика — мелькнуло в голове с давным-давно привычной равнодушной завистью. Грубое практически мужское тело Наруги вообще не вписывалось в стандартную классификацию, сбивая с толку любопытных и следователей. Одна проверка на принадлежность к изначальному женскому полу чего стоила.
Со всем остальным тоже полнейшее дерьмо. До той беды на Азимаре она страшно горевала, что её матушка — красавица со сногсшибательной фигурой — не удосужилась согрешить с таким же красавцем. Почти всё, что Наруга имела, досталось именно от отца: широкие плечи, длинные мощные ноги и по-мужичьи грубое лицо. Не спасали ни высокая упругая грудь, ни отменные густые волосы: каштановые и слегка вьющиеся. К тому же в детстве Наруга не отличалась благоразумием и усидчивостью, отчего подцепила в инфекционном блоке больницы какую-то инопланетную пакость. Та оставила на лице астероидные кратеры. Милые соседки — на своём местном языке — ласково именовали её Рябушкой. И это мало чем отличалось от Дылды, как прозвали подругу по детским играм их отпрыски. Матушка, конечно, боролась за уничтожение следов болезни. И лицо более-менее выровнялось, однако легче от этого не стало.
Словом, Наруга искренно полагала: таким, как она, рождаться на свет просто нельзя — незачем. Таких уродов нужно топить прямо в пелёнках, ибо в целом свете не найдётся дурака, польстившегося на подобную красотку. Матушке она, понятно, не жаловалась. Но та и сама догадывалась, что кипит в душе дочери. Только своей любовью и спасала от законного желания пойти, и доделать недоделанное другими: утопиться.
— Опять всякую чушь размышляйствуешь? — безмятежно поинтересовалась Ракна.
И натянулась струной, подленько отдав приказ системе обеспечения точки дислокации подруги. Подобное не возбранялось на тот случай, если заключённый сам не в состоянии ворочать языком. Туго свёрнутый надувной матрац выскочил из стены. И для начала долбанул Наругу по спине. А потом на ней же принялся разворачиваться, пригибая лицо к согнутым коленям.
— Если много думать, можно жопу отсидеть, — просияла от удовольствия Ракна. — Даже твою. Тебе ревматизм по жизни не пригодится.
— Не бухти, — лениво огрызнулась Наруга, потеснившись вперёд, дабы высвободить матрацу поле для деятельности. — Я до него не доживу. А ты не лезь в душу к моей жопе. Она этого не любит. А я не хочу…
— Да сколько угодно, дорогая. Как хочешь, так и не хоти — твоё дело. Но жизнь мне портить не надо. Если заболеешь, казнь отложат. Между прочим, нашу общую! Без тебя я не буду смотреться так выигрышно. И ни одна коммуникационная компания на этом не заработает. А я не желаю никаких отлагательств — мне обрыдло торчать здесь на привязи. Да ещё в компании подержанных героев — не в комплимент тебе будет сказано. К тому же без секса и драк. Это обидно. Зачем я тогда такая красивая и наглая?
Да, уж чего-чего, а наглости поганке было не занимать. Она вечно смеялась над своей родословной, куда понапихали половину кровей Азиатской лиги. Дескать, они в битве за выживание совершенства явно победили. Эти мерзавцы сделали всё, чтобы отравить Наруге борьбу с комплексами — язвила Ракна каждый раз, едва подруга начинала самоедствовать. Она искренно полагала, что все эти бредни по поводу неудалой внешности просто свинство в сравнении с тем, что лично ей принесла красота. И если подруга мечтала о смазливой мордашке — даже ценой извращённого сексуального насилия над такой прелестницей — то она натурально моральный урод. А будь у неё шанс встретить доброго волшебника, Ракна без колебаний обменяла бы все свои прелести на восхитительные кулаки подруги.
Наруга выкупила её на одном из рабских аукционов, что приловчились устаивать на астероидах. Те ещё райские местечки. Астероиды при попустительстве всех лиг заселяет всякое отрепье. Нравы у них под стать месту обитания, впрочем, они никого особо к себе не приглашают. Зато нарождающееся полулегальное космическое пиратство так или иначе вращается вокруг них. Работорговлей папаша Блуфо не промышлял — брезговал. Сам был не прочь пощипать работорговцев, непременно уничтожая их отморозков под чистую. Даже если те не входили в утверждённую заказчиком смету. На астероиды он редко захаживал, когда брал заказ на выкуп у работорговцев важной шишки.
После того, как родной городок юной Нурул разнесли в пыль, нападающие не поленились прогуляться по его окрестностям. Все, кто не сумел или не захотел убраться подальше, были схвачены и проданы работорговцам. Что подтолкнуло известного папашу Блуфо купить на одном из аукционов злобную наглую многожды битую дылду, старик так и не признался. Тогда он был, что называется, мужиком в самом расцвете сил — Наруге было шестнадцать. Но в роли обычной подстилки её смогли бы представить лишь самые непритязательные уроды. Нет, Блуфо подкупило неподкупное свободолюбие юной невзрачной верзилы. Он взялся за её воспитание и добился на педагогическом поприще больших успехов. Через три года Наруга вошла в группу ликвидаторов, где бабами сроду не пахло — суеверия не позволяли. Ещё через три года под её рукой ходило одно из колен группы. В двадцать три Нурул стала той самой Наругой, в существование которой даже не сразу поверили, почитая это байкой.