Медный гамбит

В этот момент образ подростка с медными волосами промелькнул перед ее внутренним взором, его мерцающие глаза и недовольная усмешка.
— Теперь у нас есть куча проблем с Руари, — громко признала она.
— Если у нас и есть какие-то проблемы с Руари, очень хорошо, что это случилось сейчас. Он не сказал ничего после того, как Павек призвал стража, но мы все чувствуем это. Ру несчастлив, и плохо справляется со своим состоянием.
Легкая струйка дыма поднялась от горшочка, и она, как всегда, почувствовала, что эта струйка очень хорошо поддержала ее, даже лучше, чем прикосновение к живому центральному столбу ее дома. Она устала. Настойчивость Павека вместе с отсутствием прогресса сделали его учеником, выкачивающим силы из своего учителя. Кроме того Павек спокойно спал по ночал, а она мучалась над проблемами, которые он принес из Урика. Руари не мог спорить со стражем Квирайта, а она могла и спорила, каждую ночь.
Стражу не было дела до Урика или забот и проблем простого народа. Когда страж узнал о производстве Лага, он был готов уничтожить все кусты зарнеки в Квирайте, и вместе с ними единственный источник Дыхания Рала. Телами верила, что должно быть решение, которое не затронет простой народ. Но она нуждалось в помощи стража, чтобы найти его, а пока этой помощи было не добиться.
Она взглянула на свой чай и на Акашию, которая стояла около центрального столба, на ее лиже были написаны опасения, пыл молодости… и гнев. Акашия сказала, что кто-то вызвал ее. У Телами не было причин сомневаться в ее словах и — как замечательно чай согрел ее изнутри — были веские причины верить в то, что это ее собственное сознание, работавшее над проблемой, пока она спала, вызвало Каши сюда.
— Возьми Павека в свою рощу, Каши. Если это не пройдет, отправь его работать в поля.
* * *
Оставалась еще треть ночи до того, как красное сияние солнца поднимется над восточным горизонтом и Павек начнет свой ежедневный путь в рощу Телами. У Акашии еще была уйма времени взять плащ из своего дома, закутаться в него и усесться на твердую скамью. Отсюда она ясно видела домик своего будущего студента.
К рассвету, когда оплетенная красным плющем дверь открылась и Павек вытащил себя на свежий воздух, она уже промерзла до костей, несмотря на свой плащ, а сомнения изьели всю ее душу. Ее голос отказался повиноваться ей, когда она попыталась позвать его по имени, она попыталась еще раз — без того же успеха. Он остановился около угла своего домика и уставился на нее в ожидании, не собираясь подходить ближе.
— Телами сегодня отдыхает. Я поведу тебя в свою рощу.
Все сомнения и колебания не подготовили ее к хмурому, недовольному выражению, внезапно появившемся на лице Павека. Он сжал губы и насупился.
— Нет необходимости быть таким счастливым.
— Это ты решила? Если Телами устала…
Взмахом руки она оборвала его недовольное брюзжание. — Я держу дверь и для остальных начинающих. Могу подержать ее и для тебя.
Из деревни они вышли вместе, так как Акашия еще не была настолько посвящена в тайны Квирайта, чтобы прокатиться на силе стража с одного места на другое, как это делала Телами. Любопытство преодолело ее настороженность — у ней было мало возможностей пообщаться с кем-нибудь, кто жил внутри тяжелых желтых стен Урика, а с тем, кто вел жизнь темплара, она не разговаривала никогда. В результате она донимала его вопросами, на которые он отвечал или ворчанием или пожатием плеч. В равной степени разочарованная и смущенная, она решила дать этой односторонней беседе умереть. Павек, который легко мог бы выдержать ее темп, отстал на добрых пятнадцать шагов и так и шел, пока зеленый луг ее собственной рощи не возник перед ними.
Наблюдая за ним краешком глаза она ждала его реакции. Дети Квирайта чаще всего высоко подпрыгивали в воздух, вереща от восторга, или падали на землю, зарываясь лицом в сладостно пахнувшие полевые цветы, которые она вырастила. Павек же сделал несколько шагов в высокой, по пояс, траве, и остановился.
— Где тропинка? Я не знаю куда идти. Я не вижу своих ног. Я могу ступить в плохое место.
Не ребенок, с сожалением подумала Акашия, и не мужчина, а сломанный мужчина. — Здесь нет полохих мест, Павек, — сказала она, потом добавила с ехидным смешком, — Если ты не сделаешь все это место плохим.
Он недовольно что-то пробурчал, и она подошла ближе, чтобы пристыдить и поддразнить его. Но это была ее роща — ее особое место на Атхасе — и она сама наполнила ее радостью, и все остальные чувства были запрещены здесь.
— Фу, перестань дуться! Открой свои глаза, свое сердце, расслабься и иди!
Павек остался стоять где стоял.
— Беги за мной к центру!
— Это команда? — спросил Павек, его кулаки остались на бедрах. — Это часть сегодняшнего занятия?
Сломаный. Просто-Павек был безусловно сломан. Сущность друидства — вольность и дерзость, жизнь на грани риска и опасности, а сам друид — дерзкое и вольное существо, как сама земля Атхаса. А этот никогда не станет мастер-друидом, он думает только командами и выполнением приказов.
— Да! И это будет единственное сегодняшнее задание, если ты не сумеешь догнать меня.
Она была легка на ногу и стартовала с форой в десять шагов, но она могла слышать, как трава гнулась и щелкала под его тяжелыми сандалями, когда она вбежала в группу деревьев, которую она унаследовала от рощи своих предшественников. Эльфы, конечно, были особым народом; она знала, что она никогда не будет бегать как эльф или, для примера, Руари. Но тяжелый и грузный человек-мужчина? Это ее озадачило, она перешла на самый длинный шаг, каким могла бежать, пока не оказалаь в шаге от центра ее рощи, бездонного бассейна. Потом, вздохнув поглубже, она нырнула в воду, и была при этом только на полшага впереди его.
— Ты проиграл! Сегодня не будет занятия…
Она ожидала, что Павек бросится в воду вслед за ней, но он согнулся на краю бассейна, бледный и задыхающийся.
— Глубокая вода. Не умею плавать.
Акашия вылезла из бассейна. Она села на камень, выжимая воду из своих волос и ругая саму себя за насмешки над Павеком. Это были и невежливо и опасно — даже хотя она всегда могла призвать на помощь стража. И без этого вполне можно было бы обойтись, если бы ответил хотя бы на один из ее вопросов о жизни в Уруки.
— Не будет занятия? — спросил он, отдышавшись.
Она начала перевязывать вымокшую косу, бросив на Павека взгляд из-под ресниц. Пот тек с его ужасного шрама на щеке, а его ребра все еще ходили ходуном. Он не выпил ни капли воды, хотя страдал от жажды. И после всей ее колючести, на его лице не было ни гнева ни ярости, просто намек на разочарование в его опущенных плечах.
— Я могу идти? Я смогу найти дорогу назад в деревню.
— Павек, не уходи! Я прошу прощения.
— Просишь прощения? — Его голова склонилась на плечо. — Почему ты просишь прощения? Ты придумала игру. Ты установила правила. Ты выиграла. Тайны друидов останутся в безопасности до завтра. Не беспокойся — я буду осторожен и меня никто не увидит. Телами не узнает, если только ты сама не скажешь ей. — Он повернулся и пошел прочь от бассейна.
Наполовину законченная коса выскользнула из ее рук, когда она встала. Догнать его она сумела только под деревьями.
— Первый урок: в друидстве нет никаких правил. Это как в природе: все течет и изменяется. Не бойся дать себе волю. И не уходи. Я еще раз прошу прощения. — Она хотела коснуться его руки. Жители Квирайта касались друг друга, когда были счастливы, печальны или обеспокоены. Но она заколебалась, прежде чем коснуться темплара.
Павек отшатнулся. — Я не понимаю. — Он сделал еще шаг по направлению к деревне. — Магия есть магия. Я читал свитки; заклинания те же самые. Поэтому должны быть и правила.
— Пойдем к бассейну. Я покажу тебе.
На этот раз она не заколебалась. Своей ладонью она крепко схватила его за запястье и потащила к бассейну как глупого, упрямого эрдлу.
— Есть хорошие пути и есть плохие пути, — объяснила она, когда он сдался и сам пошел к озеру перед ней. — Пути, которые обычно работают, и пути, которые никуда не ведут. Твой собственный опыт — вот на что надо опираться, но когда дело не движется, иногда надо подтолкнуть как следует, и тогда ты сделаешь то, что должен сделать.