Битые козыри

— И вы решили начать с ней борьбу?
— Это человек делает давно — борется с природой, пытается ее обуздать, стремится подчинить ее разум ному началу. Но делает робко, с оглядкой, льстит ей, подражает, боится взяться за главное. А я не боюсь.
— А что — главное?
— Я хочу доказать, что в наших силах создать живое существо на принципиально иной основе. Мы располагаем гораздо более богатым набором материалов, чем тот, которым манипулировала природа. Причем она это делала примитивнейшим методом проб и ошибок, не считаясь ни со временем, ни с жертвами. А мы вооружены ясной целью и арсеналом современной технологии. Я создам материал, для жизнедеятельности которого не нужно будет ничего, кроме энергии света. Этот материал я назвал витагеном. Он не будет бояться перепадов температуры, вакуума, радиации. Практически он станет бессмертным. Человек, скроенный из витагена, не будет нуждаться ни в органической пище, ни в воде.
— Он не будет есть? — не без удивления спросила Рэти.
— И пить. И дышать — в нашем понимании.
— Мне его жаль.
— Напрасно. Он потеряет радость насыщения, но зато избавится от страданий голода, от болезней органов пищеварения, от прелести так называемых естественных отправлений. Он утратит способность наслаждаться чистым воздухом, зато ему станет неведомым удушье. Но все это пустяки! Замена нашей бренной плоти откроет перед человеком будущего такие источники информации, о которых мы и мечтать не можем. Он увидит и услышит скрытые от нас краски и звуки. Бессмертие даст ему безграничную власть над временем. Представьте себе, Рэти, какую силу обретет мозг, освобожденный от забот выживания и от страха смерти. Каким глубоким и стойким станет счастье по знания и творчества, когда все ресурсы интеллекта сосредоточатся на расшифровке тайн бытия, на освоении беспредельной Вселенной! Разум поможет людям в короткий срок победить и свою глупость, и болезни, и смерть.
Лайт увлекся. Его глаза сияли, как будто он видел не милую, внимательную девушку, а то совершенное создание, которое жило в его воображении. Рэти хотела что-то спросить, но он остановил ее движением руки:
— Погодите. Мы подходим к главному. Ведь беда нынешнего человека не только в его физическом не совершенстве. Если бы только это! Скажите, Рэти, часто вы встречаете людей, которые вызывали бы у вас восхищение гармоничным сочетанием смелого ума и благородной души?
— Сегодня встретила впервые.
— Я спрашиваю серьезно.
— И я не шучу.
— Разве не ужасно, что так много людей не желают думать ни о чем, кроме своих шкурных дел?
— А может быть, они ни о чем другом думать не способны?
Вопрос был неожиданным и заставил Лайта уважительно взглянуть на Рэти.
— Вероятно, вы правы, — есть и такие… Тем хуже.
— Кому?
— Всем. Нежелание и неспособность думать — разные проявления одного и того же порока. Единственное, что определяет у большинства отношение к истине…
— Ее последствия для личных интересов человека, — закончила Рэти. — Я цитирую ваш закон об эмоциях. Разве он не подходит к этому случаю?
— Умница, Рэти, — одобрительно кивнул Лайт. — Тогда вам не нужно доказывать, что поступками людей слишком часто руководят самые низменные эгоистические чувства.
— Конечно, не нужно. Я это вижу каждый день, с детства, у всех. Меня это даже не удивляет.
— Самое страшное, что никого не удивляет. Сколько людей делают только то, что выгодно им, а на других им наплевать. Они живут в страхе перед личными потерями, перед угрозой своему благополучию, своей карьере. Страх рождает трусость, а трусость — мать раболепия, двуличия. Отсюда — постоянная готовность совершить подлость. И все это никого не удивляет. Все уверены, что иначе и быть не может.
— А разве не так?
— Должно быть не так! Слишком дорого обходится людям их эгоистическое скудоумие. Интеллект человечества еще в колыбели. Прошло очень мало времени, какие-то тысячи лет, с тех пор, как человек начал мыслить. Если довериться естественному ходу событий, понадобится еще тысяча веков, пока разум станет главенствующей силой и вытеснит недомыслие, суеверие, невежество.
— Подождем, — улыбнулась Рэти.
— А ждать мы не можем! — Лайт не ответил улыбкой на улыбку. — Слишком много на свете зла, страданий, горя.
Рэти, набросав на пол все мягкое, что подвернулось под руку, уютно устроилась в углу комнаты и внимательно следила за Лайтом, часто вскакивавшим с кресла, чтобы вытянуться перед ней во весь рост или сделать несколько широких быстрых шагов. Давно уже она не испытывала такого душевного покоя. Она сидела и слушала, не расплываясь в наркотическом тумане бездумья, и ей не было скучно и никуда не хотелось бежать, чтобы испытать что-то новое, более острое. Глядя на широколобое, темноглазое, удивительно подвижное лицо Лайта, она усмехнулась неожиданно пришедшей мысли — ей действительно впервые встретился человек, опьяненный своими мыслями, полный до краев, даже перехлестывавшим через край чувством ответственности за судьбу всех живущих на Земле.
— Чему вы ухмыляетесь? — спросил Лайт без обиды и подозрительности.
— А что изменится, когда появится ваш этот…
— Называйте, как он этого достоин: чев — Человек Величественный.
— Пусть будет чев. Мне не совсем ясна его роль.
— Признайтесь, что вы не верите в возможность его создания.
— В эту минуту — верю.
— И на том спасибо. А все остальные, за исключением одиночек, не верят даже на минуту. Поэтому уже своим появлением он заставит поверить в реальность бессмертия.
— А вы уверены, что оно необходимо? Мне иногда кажется, что эта канитель и без того слишком затягивается. Если разобраться, то жизнь — чертовски одно образная и скучная процедура.
— Разумеется, Рэти! — обрадовался Лайт. — Конечно, скучная! Жить, без цели и смысла перемалывая дни. Да еще разбираться в смысле жизни! Это самое опасное. Все религии запрещали задавать вопросы и разбираться. За первую же попытку что-то узнать и понять человек был изгнан из рая. Аргументация трусливых защитников жизни неотразима: родился — живи! Вот тебе и весь смысл. Терпи. Жди, пока осушишь всю чашу страданий. А почему? Зачем? Не твоего ума дело. Пути неисповедимы…