По исчезающим следам (СИ)

Я шла, поминутно оглядываясь, вслушиваясь в каждый шорох, вглядывалась в каждую тень. И почти успела пожелать, чтобы шедший где-то позади человек решался хоть на что-нибудь: либо на разговор, либо на удар.
Но все же когда, вынырнувший из бокового переулка мужчина схватил меня за руку, я испугалась, не удержавшись от вскрика.
Со стороны смотрелось наверняка презабавно. Идут двое, мужчина и женщина, держатся за руки. Внутри меня все подрагивало от предвкушения и странной иррациональной неизвестности. Не страх, а лишь его преддверие. Я знала, что-то случится, и даже почти ждала этого. Так мы и шли несколько минут, не расцепляя рук, и бросая друг на друга косые взгляды.
– Как тебя увидел, сразу все понял, – заговорил, наконец, Влад.
«Ну, хоть кто-то» – мысленно ответила я, продолжая идти рядом.
– Ты человек, – он говорил так, словно это объясняло весь тот бред, что происходил вокруг, – Вместе мы сделаем это. Ты север, я восток. Соберем артефакт, и станем, – я почувствовала пожатие пальцев, – не слабыми людьми, не низшей продавшей душу нечистью, а высшей знатью, – он зло рассмеялся, – И тогда упыри умоются кровью.
По его телу прошла дрожь предвкушения и по руке предалась мне.
– Значит, то, о чем все говорят, то, что меняет судьбу, существует? Артефакт? – спросила я.
– Не просто артефакт, а вещь ушедших.
– И хранится он в доме твоего отца?
– Часть. А часть у Ксьяна, его разделили.
– Ты поэтому там охотился? Чем тебе маленькое лихо не угодило?
– Да ничем. Пусть не валят с больной головы на здоровую. У нас с лихачем был договор, да только Ксьян пронюхал, орола этого толстого на нас натравил. Меня защищают амулеты отца, – невзирая на дождь, он отогнул воротник куртки, показывая связку разноцветных подвесок на толстой цепочке, – А мальцу башку снесло.
Интересная картина, особенно если учесть, что орола староста сам и казнил. Напрашивающийся вывод прост, чтобы не хранилось у ведьмаков – это секрет. И ради его сохранности будут убивать.
– По отдельности части не работают?
– По отдельности это мусор, – он улыбнулся. – Предлагаю сделку, ты достанешь часть у Ксьяна, я у отца. Согласна?
– Предположим.
– Никаких предположим. Просто сделай. Ведь тебе не надо объяснять, что поставлено на карту.
«Нет, не надо. И неважно, что здесь происходит, мое дело – Юково»
– Сделаю. Куда принести?
– В хижину Охотника это на южном склоне Сосновой, иди от стёжки к югу по самой широкой тропе, не промахнешься – он остановился и заглянул в лицо, глаза стали серьезными, – Завтра на закате.
– Хорошо, – как велел целитель, согласилась я, – Только уж извини, страшно, – и это было правдой, – брать в руки принадлежавшее святым. Какова цена касания?
– Цена не для тебя. За полученную силу ответят другие. За силу рода, род и расплатиться, – от улыбки вокруг карих глаз собрались морщинки, – Артефакт вытянет силу из будущего. Из потомков. Из детей. Как думаешь, почему я такой? Чем в свое время воспользовался отец?
– Дети? – внутри что-то дрогнуло, – Артефакт заберет силу детей и передаст нам?
– Посмотри на это иначе – совсем необязательно их заводить.
– Ну а если… – я запнулась, – Ты уверен, что у тебя нет детей?
– Ну, – Влад усмехнулся, – Почти.
И именно увидев эту усмешку, я приняла решение.
– Твой отец сказал, что человеку артефакт не поможет.
– Он не знает наверняка, – Влад приобнял меня за плечи, как старого друга, и все это, потому что я человек, посторонний незнакомый, но человек, – Ты в деле?
– Да, – коснувшись влажной куртки, я разжала ладонь, и камешек скатился в широкий карман охотника, – Будь уверен. Только вот…
– Что?
– Твой прадед – кузнец, грозил нам песками, и о нехороших ночах говорил. Я мало что поняла, прости, но оставаться совершенно не хочется.
– Брось, плохие ночи не так часты, как квохчут старики. Да они опасны для людей, – я подняла брови, – Но не бойся, отец предупредит, всегда меня предупреждает, а я тебя, – мужчина достал телефон, – Диктуй номер.
Я продиктовала. Теперь мы могли предостеречь друг друга, или завести в ловушку.
Ночь я провела в кафе, ловя на себе усталые, удивленные или плотоядные взгляды водителей. Выпила литра два чая и десять раз сбегала в туалет. Получила три неприличных, два льстивых и одно непонятное предложений.
Ни Мартына, ни Пашки так и не дождалась, звонки на мобильники проходили, но трубку мои спутники брать отказывались. Девушку за стойкой бара сменила полноватая женщина с синими волосами, я купила горячий бутерброд с неизвестным мясом, и от меня отстали еще на какое-то время.
К тому времени как над лежащими на горизонте горами поднялось красное солнце, я поняла – никто не придет. Осталось решить, что делать дальше. Целитель и змея могли как выслеживать Влада, так и сидеть в подвале у его отца. В этом случае я ему не завидовала.
Выбор невелик: слоняться по Подгорному или исчезнуть, третьего, как говорится, не дано. Единственное место, куда можно пойти, лежало в паре часов ходьбы на запад.
Допив очередную, не помню, какую по счету, порцию чая, я встала, пригладила высохшие волосы и вышла. Из трактира. Из Подгорного. Из стёжки. Из восточных пределов.
Дождь кончился ночью, под скупым утренним солнцем земля просыхала медленно и неохотно. Не скрываемая больше завесой дождя Вепрева Пустошь выглядела неприветливо, особенно по сравнению с Подгорным. Черные, какие-то подгнившие дома, лужи, грязь и пустота. Тут праздных прохожих не бывает, а все свои на учете.
От напряженных взглядов горела кожа. Это и имела в виду явидь, когда просила не шататься в одиночку. Я словно отмотала время назад, вернулась в свой первый час на стёжке, первый день, первую неделю, в то время, когда каждая прожитая минута казалась достижением.
Тетка с замотанной красным платком башкой и колючими глазами огрызнулась, но все же указала мне на дом измененного. На дом, в котором он когда-то жил. Раз еда сама идет к столу, мешать ей у нас не принято.
На выгнутых досках крыльца влага собралась в лужицы, в которых плавали размокшие ветки, ошметки коры, рваными кусками валявшейся тут же. Улыбчивый староста был дома, и даже постарался не очень удивиться моему визиту без спутников.
Его дом был полон книжных полок и затертых фолиантов, пыли и запахов. Ароматов мокрой псины и шерсти. Дом Изменяющегося, того, кто превращается в животное. И как интересно у волка в семье родился человек?
Я присела на краешек накрытой ковром софы. Мужчина отдернул занавеску и на меня упал тусклый утренний свет. Судя по всему, палач даже не ложился. Я посмотрела на его мятую рубашку и, вздохнув, заговорила.
– Варианта два, – выслушав меня, ответил Ксьян, – Либо твои спутники загуляли, либо съедены восточниками.
– Не очень обнадеживающе.
– И реагировать мы можем так же. Подать кляузу хозяину. Или ждать. Если закричим «волки», а дичь останется жива, ни мне, ни северу этого не забудут до конца времен, – он посмотрел в тусклое окошко, – А как с вашим делом? – темные глаза блеснули, – Нашли Тура?
– Боюсь, никто о Туре говорить не хочет, – я передернула плечами, – Сразу переводят разговор на какой-то артефакт, – и тут же попросила, – Не покажете?
Староста опустил голову и выругался, длинно, красиво, с чувством и на незнакомом языке.
– Этого следовало ожидать, – сказал палач, на этот раз улыбка вышла горькой, но не менее искренней, он указал рукой на одну из полок, – Смотри.
Рассохшиеся доски, прикрытые серой занавеской, крепились к стене с помощью металлических уголков. Вся поверхность была заставлена всякой всячиной. В основном коллекцией свечей разной степени траченности, в подсвечниках и без. Выросший в другом веке Ксьян не до конца доверял электричеству и прогрессу. Огарки соседствовали с блюдцами с отбитыми краями, пустыми банками, баллонами, комками пыли, книгами с загнутыми краями и крупинками соли, сахара, или манки, рассыпанной и не убранной вовремя.