Редкий гость (СИ)
Вот влип.
Стандартные процедуры, настоящий конвейер, когда всё знакомо, всё на автомате, оставляют наедине с собой и волей-неволей начинаешь думать о предстоящем путешествии, и к посещению психолога беспокойство уже просто снедает.
Психолог — мужчина, что называется, в расцвете сил, белый халат на мускулатуре… не то чтобы по шву трещит, но уж очень облегает. Эдакая вот челюсть — ему ротой командовать: «У солдата выходной!.. Пуговицы в ряд!..» — короткая стрижка…
— Жалобы есть?
— Нет.
Доктор отвернулся от компьютера. В кабинете на стенах детские рисунки — ракеты, человечки в скафандрах, неумело, но с душой выполненный пейзаж (кстати, долина Грёз на Муроме, известнейшее место), человечки без скафандров, цветы… Кресло под посетителем мягкое, гораздо удобнее стульев в других кабинетах и в самом помещении полумрак, из полуоткрытого окна лёгонький ветерок шуршит ленточками жалюзи.
— А чьи рисунки? — спросил Иван.
— Дочки, — красивая улыбка. Мужественная. Нет, если крикнет: «Вперёд!.. За Родину!..» — точно в атаку пойдёшь.
— Лететь не хочется?
— Нет, — врать тоже не хотелось.
— Понятно, — доктор вздохнул. — Знаешь, история обычно никого и ничему не учит, но если попробовать… все войны выигрывали солдаты, знавшие, почему и за что они идут в атаку… Что?
Иван спрятал улыбку:
— Нет, ничего. Я должен отдать свою жизнь ради блага всей Земли?
— Мм, нет, не об этом речь. Вряд ли на Земле прибавится блага, если ты отдашь свою жизнь, но ты должен решить, стоит ли отправляться в дальнюю дорогу. Я понимаю, что происходит, — то ли серые глаза доктора обладали гипнотическим свойством, то ли его тихая речь была причиной, но Прошин весь обратился в слух, — ты учился столько лет, серьёзные, по-настоящему авторитетные люди сказали тебе — надо лететь и своим авторитетом не оставили выбора. Но на самом деле выбор есть.
— Да ну?.. Я по жизни ничего другого и не знаю…
— А это тебе кажется, — психолог чуть заметно улыбнулся. — Ты с младых ногтей привык к определённой обстановке, профессия стала твоей второй кожей, это твоя зона комфорта. Но твои знания вполне позволяют устроиться в обычной гражданской фирме — Институт поддерживает контакты с десятками работодателей по стране, да что там по стране — в любой точке планеты тебя с удовольствием возьмут на должность и должность немаленькую. Вот, Джонсона вспомни.
— Да надо лететь… — промямлил Иван.
— Надо. Долг требует, — согласился доктор. — Но очень важно, чтобы доверенное тебе задание стало твоим личным делом. Твой сегодняшний настрой: «А, подавитесь…» — с гарантией убьёт тебя и твоих товарищей. Ваня, ты же с младых ногтей в космосе, вспомни — в чём суть работы космонавта?
— Ждать и догонять…
— Да. Правильно. Ты ждёшь. Время тянется, корабль ползёт по орбите, хочется убить время как муху, а потом…
— Потом время убивает тебя.
— Да. Поэтому ты должен решить, зачем ты делаешь это. Готов ли ты ждать и догонять. Стоит ли вообще начинать что-то. Я ставлю «годен» и даю тебе персональное задание: за десять дней в карантине ты должен решить готов ли ты, должен осознать, что и зачем ты делаешь. Решай и будь честен с самим собой, потому что от твоего решения зависят жизни множества людей на орбите и у далёких звёзд.
— А если нет? Прощай, Межкосмос?
— Да почему… — доктор поморщился. — Ты что же, не знаешь сколько в агентстве вакансий? Нормальные, деловые должности, да тебе не обязательно кандидатскую защищать — с руками и ногами оторвут хоть сюда, хоть на Свободный. А то, может, экзотики хочешь?.. Так вот тебе Вэньчан, вот тебе Канаверал… Позвони мне. Или подойди лично, но решение — прими. Раз и навсегда. Всё понял?
— Понял, — хотя подмывало ответить: «Так точно!..»
— Вот и молодец. Всё, отметку я поставил, иди к терапевту.
После медосмотра будущих пассажиров орбитального самолёта заселяют в кубрик на десять человек. Белые стены, кровати с белоснежными простынями, посередине стол в виде кляксы (белой), во всю стену окно со светофильтром, за окном аллея с ёлочками. Еду привозят в кубрик, врачи приходят сами, два раза в день. Сиди себе.
«Карантин — самая важная часть пути, — внушали им преподаватели. — Врачи могут поставить «годен», могут отстранить человека по медицинским показателям, но никто не сможет создать положительный настрой в коллективе людей, собравшихся в далёкое и опасное путешествие. Это ваше дело. Никого не оставляйте наедине с собой, общайтесь; как бы не был человек вам лично неприятен, ищите в нём положительные стороны. Начинайте с людей, симпатичных лично вам».
— Мадемуазель, разрешите… — Яков строго следовал инструкции.
— Ах, мерси, — девушка приняла тарелку с салатом.
Десять человек, пассажиры орбитального самолёта «Волга», впервые увидели друг друга за обедом. Совместный приём пищи с самого начала предполагал доброжелательный настрой в коллективе, и никто не собирался упустить шанс произвести хорошее впечатление, особенно когда это впечатление предполагается производить на красивую девушку.
А девушка была чудо как хороша. Их обрядили в казённые серые пижамы, которые на мужчинах сидели вкривь и вкось и совершенно не подчёркивали женские прелести, но конкретно эту представительницу прекрасного пола пижама облегала так, что… Может быть, дело было в красивой, немного грустной улыбке, тенью мелькавшей на губах. Может, глаза — большие, карие, с длинными ресницами, смотрели так. Может, та же улыбка трогательно морщила правильной формы нос…
— Месье француз? — спросила прекрасная незнакомка.
— Ну дык блин, — отозвался Яков. — Яков.
— Светлана.
— Вы летите на Луну? — ближайшие пять лет Якову предстояло управлять движением межпланетных буксиров на окололунной орбите, дело своё он знал, любил и девушек любил, и очень хотел, чтобы Светлана направлялась к Луне…
— Нет, мне немножко дальше.
— Неужели на «Циолковский»? — удивился крепкий сухопарый мужчина азиатской внешности.
Он подмигнул Якову и в раскосых глазах заиграли искорки.
— Нет, мне на «Поллукс Виктори».
— У-у, — Яков поднял руки, — вот кто нас обскакал.
Он указал подбородком на Прошина.
— А вам на «Викторию»? — спросила Светлана.
— Да, — пробормотал Иван краснея.
— Засмущали парня. Света, мы втроём на МТ, — сказала Рута и представила всю компанию: — Я Рута, это Толик, мой муж, это Иван, а этот Казанова уже представился. Ваня, ну ты теперь присматривай за Светланой.
— А за мной надо присматривать? — Светлана позволила себе чуть нахмуриться.
— Света, не обижайся, — улыбнулся Толик, — новичку сложно ориентироваться на космической станции, а Иван у нас опытный товарищ, подскажет, поможет где что. Ему даже зарплату за это добавят, — он подмигнул Прошину.
— Ну, уговорили, — рассмеялась Светлана. — Циолковский — это ведь учёный?
— И учёный, и кочующая станция у газовых гигантов. С вашего позволения — Алтай. Алтай Жунусов.
— Очень приятно.
— Рута, и нас представьте, — попросила импозантная дама средних лет, сидевшая рядом с мужчиной, похожим на неё так, что всем было ясно — это семейная пара.
— Да, — спохватилась Рута, — это наши коллеги, Ежи и Марица, наши с Толиком, в смысле… Мы вчетвером летим на Океан. Ребята, а вы?..
— Мы на Марс, — молодые люди, Любовь и Владимир, сидевшие подле океанологов, оказались учителями географии, отправленными на Красную планету после окончания института.
— Так география же, — Яков сделал упор на слоге «гео», — а вы на Марс, там уже вроде марсография должна быть.
— Да сколько той марсографии, — в тон ему ответил Владимир. — А детишкам надо родину знать, Межкосмос готовит программу реабилитации, будет вывозить марсиан на Землю.
— А вы на орбиту или на планете будете жить? — спросила Рута.
— Школу открывают в Ново — Николаевске, — ответила Любовь, — марсиане деток собирают на планете, детям невесомость особенно вредна.
— Вот жизнь, — вздохнул Алтай, — и на Марсе человеку семья нужна, дети… Своей школы на Марсе не было?