Фулгрим (ЛП)

— Нет, и это самое изумительное из всего. Каждому лаэранцу ещё до рождения выбирается путь, по которому он будет следовать всю жизнь — воина, разведчика, торговца, дипломата или даже художника. Некоторые из доставленных сюда ксеносов имели увеличенные глазные яблоки, лучше воспринимающие цвета; у кого-то был усилен центр речи, а кому-то просто нарастили мышцы, видно, готовя в чернорабочие.
Примарх перевел взгляд на панели, считывая бегущую информацию со скоростью, недоступной никому из простых людей.
— Похоже, они действительно шли к идеалу… своим путем.
— Верно, мой Лорд, — возбужденно заявил Фабиус. — И изменение физиологии было для них лишь первым шагом!
— Так что же, ты считаешь их достойными совершенства, Байль? — обернулся Фулгрим, и в его голосе зазвучали неприятные нотки. — Следи за словами, которые произносишь. Сравнивать этих чуждых уродов с творениями Императора, по меньшей мере, неразумно.
— Нет, нет! — быстро нашелся Фабиус. — То, что Император сотворил с нами, просто недостижимо, но, быть может, становление Космодесантниками — лишь первый шаг по долгой дороге вдаль? Ведь мы — Дети Императора, и, как все дети, должны научиться ходить самостоятельно и пройти по этому пути. Что, если мы внимательно взглянем на свои тела и найдем в них ростки новых улучшений, приближающих недостижимый идеал?
— Замолчи! — выкрикнул Фулгрим, нависая над Байлем. — Я могу убить тебя на месте за подобные речи, Апотекарий!
— Господин, — не унимался Фабиус. — Цель нашей жизни — самосовершенствование во всем. Раз уж мы избрали её — то должны отбросить предрассудки и щепетильность, укорачивающие нам руки.
— Геносемя, вложенное в нас Императором, невозможно улучшить. Оно идеально! — отрубил Фулгрим.
— Так ли это? — спросил Байль, поражаясь собственной смелости. — Вспомните, наш прекрасный Легион едва не погиб на заре своего существования. Несчастный случай привел к разрушению огромной части нашего геносемени, но что, если на самом деле это ужасное событие произошло из-за ошибки творца?
— Я не страдаю от провалов в памяти. Когда мы с отцом вернулись на Терру, в живых оставалось ровным счетом две сотни воинов, это так.
— И что же сказал Император по поводу такой трагедии?
— «Хорошо, что это случилось сейчас, пока ты и твой Легион ещё совсем молоды. Вы вместе воспрянете из пепла подобно Фениксу из древних легенд».
Фулгрим не отрываясь смотрел на Апотекария, и тот чувствовал, как в душе его повелителя разгорается гнев при мысли о том, какую боль причинили ему те страшные дни. Фабиус ясно осознавал, что затеял опасную игру, и, возможно, такими вольными речами уже подписал свой смертный приговор. Но дело того стоило — открытие тайн самого Императора, проникновение в саму суть Адептус Астартес — если уж ради такого не рисковать головой, то ради чего же?
Примарх повернулся к Гвардейцам Феникса и кратко скомандовал:
— Оставьте нас. Ждите снаружи, пока я не прикажу вернуться.
Фабиус заметил, что телохранители Фулгрима обеспокоенно переглянулись, словно их повелитель оставался на поле боя наедине с жестоким врагом, а не с Апотекарием в сердце собственного флагмана. Так или иначе, Гвардейцы безмолвно поклонились и вышли.
Фулгрим проследил, как за ними сошлась раздвижная дверь Апотекариона и подошел к Байлю. Примарх задумчиво взирал на тела ксеносов и стоящего меж них смельчака, но по его лицу невозможно было понять что-либо. Умеющий управлять своими эмоциями Фулгрим мог быть загадочнее любого лаэранца.
— Ты сам веришь в то, что сумеешь улучшить геносемя Астартес? — наконец заговорил Примарх.
— Наверняка сказать не могу, — медленно начал Фабиус, пытаясь скрыть обуявший его восторг. — Но верю в то, что мы должны хотя бы попробовать. Быть может, попытки окажутся бесплодными, но если нет…
— То приблизимся к совершенству — закончил Фулгрим.
— И лишь несовершенством мы можем предать Императора — ответил Байль.
Примарх кивнул, соглашаясь:
— Действуй, Апотекарий. Делай, что должен, и будь, что будет.
БРАТСТВО ФЕНИКСА собиралось на обыденную встречу «у огонька» в Гелиополисе. Поодиночке или парами воины проходили через бронзовые врата и занимали места вокруг огромного круглого стола в самом центре темной залы. Впрочем, середина её купалась в падающем с потолка нежном свете, а в жаровне, укрепленной на крышке стола, потрескивало уютное оранжевое пламя. Почти на половине равномерно расставленных стульев черного дерева уже восседали Дети Императора, облаченные в длинные плащи. Их доспехи, как всегда, сияли, но при этом, ни на одном из воинов не нашлось бы и пластины неповрежденной брони. Война успела пометить всех.
Соломон Деметер увидел входящих во Врата Феникса Юлия Каэсорона и Мария Вайросеана, а за ними — остальных Капитанов Легиона, чьи Роты отдыхали после боев. Второй Капитан почувствовал, насколько устали его братья, и постарался как можно радостнее улыбнуться, когда они заняли места по обе стороны от него. Что же, Юлий и Марий вернулись живыми и невредимыми из ещё одного жестокого сражения — разве это не прекрасно?
Очищение Лаэра стало воистину тяжким испытанием для каждого из них. Три четверти войск Легиона, сменяя друг друга, вели непрерывные бои, и каждая свободная минута приносила счастье. По сути, большинство отрядов возвращалось на корабли лишь за пополнением амуниции.
План Лорда Фулгрима был блестящим и смелым, но не оставлял времени на отдых. Даже выкованный из адамантия Марий казался измотанным.
— Сколько за сегодня? — спросил Соломон, как обычно, боясь услышать ответ.
— Одиннадцать, — мрачно ответил Марий. — Не считая тех, кто умрут от ран в Апотекарии.
— Семеро, — вздохнул Юлий. — А у тебя?
— Восемь. Сгорели, картина была ужасная. И в остальных Ротах так же?
— Если не страшнее, — пожал плечами Юлий. — Наши Роты все-таки лучшие в Легионе.
Соломон кивнул в знак согласия. Каэсорон никогда не хвалился впустую, и сейчас в его словах не было ничего, кроме правды.
— Смотри-ка, новенькие, — сменил тему Первый Капитан, увидев за столом двоих Десантников, явно впервые в жизни допущенных в эту залу. Капитанские инсигнии, нанесенные на их доспехи, ещё источали запах свежей краски.
— Да, гибнут не только рядовые бойцы, — промолвил Марий. — Настоящие лидеры обязаны подвергать себя опасности и воодушевлять своих людей, ведя их за собой.
— Не надо закидывать меня цитатами, Марий, — поморщился Соломон. — Тем более что эта как раз говорит обо мне. Я давно стал командиром, идущим в бой во главе своего отряда.
— А как давно ты стал самым везучим ублюдком в Легионе? — встрял Юлий. — Я уже потерял счет боям, из которых ты не должен был вернуться живым!
Деметер улыбнулся, радуясь тому, что к друзьям понемногу возвращается хорошее настроение, и что тяготы войны все же не сломили их.
— Ну, Юлий, боги войны любят меня и не хотят, чтобы я погиб на этом никчемном промокшем шарике, по недоразумению названном планетой.
— Не нужно так говорить, — предостерег Марий.
— О чем ты?
— О «богах» и тому подобном. Это просто смешно и глупо.
— Не сердись, Марий! — рассмеялся Соломон, положив руку на наплечник друга. — За этим столом лишь один Бог Войны, и я имею честь сидеть рядом с ним!
Вайросеан сбросил его руку и огрызнулся:
— Не дразни меня, Соломон, я говорю серьезно!
— Я уже понял, — ответил Деметер, и тень пробежала по его лицу. — Но тебе не помешало бы немного развеяться, друг мой. Мы же не можем вечно ходить с мрачными физиономиями, не так ли?
— Война — мрачное дело, Соломон. Хорошие люди погибают, и мы не можем вернуть их к жизни, несмотря на всю нашу силу. Каждая потеря ослабляет Легион, а ты хочешь, чтобы мы смеялись над этим?
— Ну, мне кажется, Соломон не это имел в виду… — начал Юлий, но Марий резко оборвал его.
— Не защищай Деметера, Юлий, он прекрасно понимает, что говорит. И я поражен, что он несет эту чушь в то самое время, когда наши братья гибнут там, внизу!