Когда охотник становится жертвой (СИ)
«Выходи за меня».
Кали не успела ответить ему ничего толкового. Это было слишком неожиданно. Она и не знала, что ответить, кроме банального «я подумаю». Эта мысль зудит теперь в голове всю дорогу до бара, не даёт покоя, не позволяет сосредоточиться — Кали еле соображает, сколько нужно заплатить таксисту. Цифры в голове упорно встают шиворот навыворот — она настойчиво пытается сунуть водителю двадцать три доллара вместо тридцати двух.
Суета в «Приходе» отрезвляет её. Кали сразу же отмечает, что столы грязные, что пустые бутылки стоят в углу у входа вместе со сломанным, вероятно, об чью-то голову стулом, в ведре блестят осколки пивных кружек вместе с россыпью чипсов и сухарей. Выяснить бы, что тут произошло, но Кали знать ничего не хочет — наверное, сутки ничегонеделания взрастили в ней нездоровый пофигизм. Благо, что ещё потолок не обвалился. Без хозяйского надзора дела всегда ведутся спустя рукава.
За прошедшие сутки, пока Кали не было на рабочем месте, бар мог потерять нескольких клиентов с таким бедовым сервисом. Но какие это были сутки… Кали невольно улыбается своим воспоминаниям, чувствуя, как щёки начинают гореть. Ещё это предложение. Серьёзно ли? Насколько она успела узнать Кайла, несерьёзными его слова не бывают.
— Кали! — Нэнси зовёт её из дверей подсобки. Барменша выгружает оттуда ящики с пивом, ей помогает молодой парень. Кали его не знает, наверное, это тот самый работник, которого нанял Кайл.
— Привет, — Рейес выдавливает из себя виноватую улыбку. Барменша смотрит на неё укоризненно, мол, оставила ты меня одну на произвол судьбы, но обвинения выдвигать не спешит. Надо будет посчитать ей сверхурочные. — Надеюсь, всё нормально?
— Не совсем, — Нэнси уводит ее в сторонку, подальше за стойку, открывает журнал учёта. — Я не досчиталась вчера двух сотен. Пересчитала с утра, ещё сотни нет. У меня не маразм.
Кали чувствует, как всё внутри холодеет. Она смотрит в обеспокоенное лицо Нэнси и начинает нервничать сама. Дерьмово. Пока она бьётся за каждый цент, кто-то ворует из кассы.
Вряд ли Нэнси пытается сама себя выгородить. Она с ней с самого первого дня, у неё дочка-школьница, с мужем она давно разошлась. Нэнси нужна работа, любая работа, она не стала бы рисковать, подворовывая выручку. Нэнси — порядочный человек, несмотря на то, что порой любит приложиться к бутылке, на неё Кали подумала бы в последнюю очередь. Рейес бросает взгляд в сторону новенького, барменша её взгляд перехватывает и плечами пожимает мол, не уверена. Кайл — полицейский. Сомнительно, чтобы он привёл к ней в бар непроверенного человека. Сомнительно, что этот молодой человек хочет связываться с полицией, раз ему нужна работа.
— Я думаю, кто-то сделал дубликат ключей от сейфа и кассы. И таскает потихоньку, чтобы не спалиться.
— Кто-то из своих, — выдыхает Кали, потирая переносицу. Начинает болеть голова.
— Да, кто-то из своих, — подтверждает Нэнси, воровато осматриваясь по сторонам.
— Твою мать.
Кали опирается руками о столешницу, под тяжестью веса мышцы начинают ныть. Болят не только руки, болит спина, бедра, даже почему то шея. Кали почти год прожила без секса — натрудила с непривычки. Воспоминания о прошлой ночи снова вспыхивают перед глазами ярким пятном, Рейес отгоняет их. Надо менять замки. Опять деньги.
Она мысленно набирает список всех тех, кто вхож в бар далеко за границы стойки: кроме неё и Нэнси остаётся только Раиса и три её девочки. Или всё-таки это кто-то со стороны. Это был бы наилучший вариант. Одна лишь мысль о том, что её втихую обирает кто-то из тех, кому она доверяет, вызывает приступ бессильной ярости. Почему-то хочется плакать, хотя казалось бы, обычное дело в тех кругах, в которых ей приходится вращаться. Наверное, это Кайл Хантер заразил её своей порядочностью.
Что-то скрежечет по поверхности барной стойки. Телефон, который Кали бросила на неё, сразу как вошла, настойчиво требовал, чтобы она сняла трубку.
На душе становится теплее — Кали отчего-то уверена, что это Кайл. Хочется всё ему рассказать, поделиться подозрениями, спросить совета, пожаловаться, в конце концов. За какие-то считанные часы Кайл Хантер успел стать для неё необходимостью. Он, словно был с ней всегда. Долгие месяцы ожесточенной борьбы в одиночку забылись как-то слишком быстро, стерлись из памяти, как случайный кусок чьей-то жизни, не её жизни. Теперь всё наладится, Кали отчего-то верит в это всё больше и больше.
Рейес берёт мобильник в руки и разочарованно выдыхает. Номер ей отдалённо знаком, но именем он не обозначен.
— Привет, киса, а не расскажешь мне, с какого хера за тебя «Хантеры» впрягаются? — даже через расстояние, искаженное телефонными помехами, Кали чувствует, как гадко и сально ухмыляется Гарсия, попутно пытаясь сообразить, куда делся его номер из телефонной книги. — Ты с ними с обоими что ли ебешься? Мне чисто интересно.
— Какие «Хантеры»? О чём речь вообще? — услышав фамилию Кайла, Рейес напрягается. Почему вдруг Гарсия заговорил о нём, да ещё и так будто хорошо его знает? Почему пытается влезть ей под шкуру, почему пускает в ход свое излюбленное психологическое давление, которое всегда, а он это знает, всегда доводит её до истерики? Кали чувствует, что у неё в ушах начинает звенеть. Этот звон удаляет от неё скрипучий голос Диего. Похоже на защитную реакцию психики.
— Да ладно? «Хантеры». Два брата-акробата. Они западную сторону держат. Ты что, в раскладе не сечешь до сих пор?! Это очень херово, дорогая.
Стоит закрыть глаза, как Кали видит перед собой смазливую рожу Гарсии его тощую бороденку и маленькие блестящие глазки. Она почти видит, как он полушутливо грозит ей пальцем, выдумывая для неё, нерадивой, новые наказания и угрозы, хотя разнообразием они никогда не отличаются. У Гарсии вся жизнь вертится вокруг его члена, удивительно как с такими усохшими мозгами он держится во главе бандформирования.
— За моей спиной раздвигаешь ноги, насасываешь себе на новую «крышу», спихнуть меня хочешь, да? Расчетливая ты сучка, я прям зауважал тебя, — в его голосе слышится веселье, но Кали знает что это не так. Чем веселее Гарсия, тем хуже тем, на кого он своё веселье направляет. Он улыбается, а через секунду вытворяет такое, что после хочется бежать в подсобку и рыдать, как маленькой. Он — искусный манипулятор, и одному дьяволу известно, как Кали его ненавидит за это.
— Ты что несёшь?
— Может, передумаешь? Сравнишь, чей хер вкуснее? — его тон резко меняется на серьёзный, улыбка сменяется оскалом, она как перед собой это видит. Кали ищет взглядом стул. Хочется присесть. — Короче, ни с тебя, ни с «Хантеров» я не слезу, запоминай. А за то, что крысятничаешь, спрошу вдвойне. Можешь начинать себе зад растягивать, а то разорвешься, киса…
— Да пошёл ты нахуй! — Кали шлепает ладонью по стойке. Чертовски больно. — Нахуй ты звонишь мне, что за хуйню ты мелешь?! Приходи, забирай свои бабки и уебывай!
Гарсия точно дал бы ей по лицу, будь он рядом. Кали орёт на весь бар, не в силах больше держаться. Смысл его слов ещё не дошёл до неё, Кали хочет перестать его слова слышать, оглохнуть на худой конец, только не позволять им проникать в уши. Перед глазами снова возникает лицо Кайла, только теперь её воспоминания не так радужны.
— За тебя заплатили, киса. За два месяца вперёд. А вот за твоей чудесной задницей я приду лично. А то мне, знаешь ли, прямо завидно…
Рейес бросает телефон. Аппарат звонко удаляется о пол и пропадает в темноте под стойкой.
— Кали, ты трубку разъебала, — констатирует очевидное Нэнси и вопросительно ведёт бровью, мол, чего психуешь.
— Курица. Пизда тупая! — клянёт себя Рейес, меряя широкими шагами пространство за стойкой. Она заворачивает в подсобку. Нэнси спешно уступает ей дорогу, так и не поняв, в чей адрес прозвучали оскорбления, может в её?
Кали складывает два и два. Она помнит что фамилия Хантер, которую она прочла тогда у Кайла на значке, показалась ей смутно знакомой. С самых первых дней Раиса вводила ее в курс дела, рассказывала о «Кобрас» и Гарсии, о братьях Хантер, о «Кровавых» во главе с Дре. Кали тогда впихивала в себя информацию, не разжевывая, многое забыла или не запомнила вовсе, но ожидать, что под шкурой полицейского может оказаться один из лидеров уличной банды, она не могла. Кайл сразил её, выскреб ей мозг, заставил развесить сопли. Заставил влюбиться. И превратил в предмет торга. В оружие для их с «Кобрами» междуусобиц.