Ангел-хранитель

— Я ищу Джеральда Киркленда.
— Вы его жена?
Ким колебалась. Разрешат ли ей увидеться с Джеральдом, если она не назовется его родственницей?
— Я… э-э-э… невеста. — Она солгала лишь наполовину.
— Тогда пойдемте, — сказала сестра и вышла из-за стойки. — Его готовят к операции. Может, вы успеете еще взглянуть на него.
Лицо у Джеральда было белое, как полотно простыни, на которой он лежал. Над ним висели два пластиковых мешочка. Из одного в вену капала прозрачная жидкость, из другого — кровь. В его легкие закачивали кислород, и трубка издавала шипящий звук.
При виде Джеральда у Ким перехватило дыхание.
— Тебе плохо, детка? — забеспокоилась сестра.
Ким покачала головой и шагнула ближе, стараясь не замечать многочисленных трубок и проводов, опутавших Джеральда. У него было большое, сильное тело, привыкшее к активной жизни. Именно его фигура привлекла ее в первый момент их встречи. Других женщин, наверное, тоже.
Ким прогнала от себя эту мысль. Взяв его руку, она слегка сжала ее. Ответа не последовало. Ким с ужасом начала осознавать, что ничего не может для него сделать. Ее глаза стали влажными, и слезинки капнули Джеральду на руку.
— Он не может ответить, — сказал ей врач, — но не исключено, что слышит вас. Подбодрите его, скажите ему о своих чувствах.
О своих чувствах? Что я больше не люблю тебя, но не хочу твоей смерти? Так, что ли? Нет, она не будет такой жестокой.
Когда Ким наконец заговорила, ее голос прозвучал как-то неестественно:
— Держись, не уходи.
Она снова стиснула его руку, вкладывая в жест те настоящие чувства, что не могла выразить словами.
Бип, бип, бип… Единственным ответом был сигнал на мониторе, следящем за работой сердца. Еще один врач вошел в палату, а за ним женщина в белом халате.
Ким выпустила руку Джеральда и вышла за дверь. В коридоре она села на скамью, решив ждать конца операции.
До нее доносились негромкие голоса и ритмичный звук сигнала на мониторе. Вдруг он сбился на секунду и тут же превратился в длинный и ровный. По фильмам Ким знала, что это плохой знак. В палате засуетились. Она подбежала, отдернула занавеску и на мгновение застыла в ужасе. Ей хотелось помочь, но она понимала, что бессильна что-либо сделать. Оставалось просто стоять и ждать, глядя невидящим взглядом в пустоту. Врачи тем временем боролись за Джеральда, пытаясь вернуть его к жизни.
Наконец один отошел и стал снимать перчатки.
— Мы потеряли его.
Господи, не дай ему умереть, пожалуйста!
Врач перестал снимать перчатки и посмотрел на Ким. Кажется, она молилась вслух.
— Уведите ее, — потребовал врач.
К ней подошла женщина в белом халате и взяла под руку, уводя. Но Ким успела заметить, как лицо Джеральда накрыли простыней.
Измученная, она дала увести себя к скамье в коридоре. Сестра утешала ее, но Ким не слышала. Она прислушивалась к звукам, доносившимся из палаты Джеральда.
Сестра посоветовала ей позвонить, чтобы кто-нибудь заехал за ней и отвез домой. Ким вспомнила, что ни слова не сказала ни отцу, ни мачехе, а сразу же помчалась в госпиталь. Она отыскала в кошельке несколько монеток и поднялась.
В палате за задернутой занавеской послышался голос:
— Кажется, шевельнулся. Клянусь, я видел, как он дернулся под простыней.
И в подтверждение монитор снова дал сигнал, сильный и ритмичный.
Сестра бросилась в палату. Ким почувствовала слабость в ногах и тяжело опустилась на скамью.
— Ну-ка, дайте взглянуть, — услышала она голос того самого врача, что распорядился вывести ее из палаты.
Еще немного, и ритм сердечного биения, отражавшийся на мониторе, выровнялся.
Сестра прошептала в благоговейном ужасе:
— Чудо.
Сначала Джаред услышал звуки. Громкую какофонию, совсем непохожую на мягкое, мелодичное звучание, привычное его уху. Мужской голос спросил кого-то, не беспокоит ли его геморрой. Щелчок. Женщина жалуется на застарелые, трудновыводимые пятна. Снова щелчок. Что-то ударяется о твердую поверхность, и раздается неистовый хохот.
Джаред с усилием разомкнул веки. И зажмурился от ослепительного света, падавшего с потолка. Снова хохот. Он повернул голову на звук. И увидел большой ящик, прикрепленный к стене. Внутри ящика двигались маленькие фигурки людей. Джаред слышал, что такой ящик есть у Верховного, он наблюдает через него за людьми. Но вряд ли это кабинет Босса. Послышался шорох, и он повернул голову.
На стуле рядом с ним устроилось очаровательное создание. Девушка то и дело нажимала на кнопки маленького черного пенала, и каждый раз картинка и звук в ящике резко сменялись.
Само воплощение женственности, девушка была так прекрасна, что ему и в голову не пришло принять ее за человека. Но крыльев у нее не было. А вместо белых одеяний с нее свисали два слоя материи, причем рукавов не было. Каждая ножка богини была обтянута темно-синей тканью, которая удерживалась на ней с помощью пуговиц ниже талии. А ступни утопали в белом и мягком на вид веществе. Как и привычные Джареду сандалии, они тоже зашнуровывались. Но только не кожаными ремешками, а белыми полосками материи, на концах которых свисали твердые, прозрачные штучки. На высовывавшемся язычке было написано: «Адидас».
Джаред взглянул на ее лицо. Глаза богини, темно-карие, обрамленные черными ресницами, были устремлены к ящику на стене. Лицо приятно радовало правильностью черт. Темные брови и смуглый цвет кожи дополнялись блестящими каштановыми прядями.
Джаред испытал странное, незнакомое доселе чувство.
Она прекраснее любого ангела.
Его мысли вернулись к имени, написанному на язычке. Адидас. Джаред знавал Адониса, греческого бога, и даже выиграл у него как-то партию фенуки. Может, эта прекрасная богиня родственница красавца Адониса?
Она повернулась на стуле и увидела, что он внимательно изучает ее.
— Да ты проснулся! — В ее глазах он прочел жалость и сочувствие. И что-то, что она тщательно скрывала. Казалось, от нее исходит настороженность. — Пожалуй, надо позвать сестру.
— Что ты здесь делаешь?
Она коснулась его руки, накрытой белоснежным покрывалом.
— Мы уж было потеряли надежду. Так или иначе, а я не могу оставить тебя здесь одного, Джеральд.
— Джаред, — поправил он ее.
Она наклонила голову и слегка нахмурилась.
— А как меня зовут, ты знаешь?
Как мог он не знать, когда ее имя красовалось на ее одеждах?
— Конечно.
Похоже, к богине вернулось спокойствие.
— Тогда скажи мне, кто я.
Джаред не понимал, что это за игра такая, но решил подыграть:
— Ты — Адидас.
Его ответ, кажется, вовсе не обрадовал ее. Если бы она посвятила его в правила своей игры, может, у него получилось бы.
Раздался стук, и вошла молоденькая девушка, толкая перед собой тележку с подносами.
— Как наш красавец, проснулся?
Она подкатила широкий столик так, чтобы он оказался над кроватью. Затем взяла один из подносов и поставила его на столик.
Джаред понятия не имел, чему обязан таким обхождением. Лежит на белоснежном ложе, рядом цветущая богиня и прислужница, готовая утолить его голод всякими яствами. Но где же пальмовые ветви, призванные защищать его от слепящего света? И где виноградные грозди, от которых отщипывают по ягодке и отправляют в рот? Надо бы встретиться с Нахумом и выяснить, что все это значит.
— А вот и завтрак для нашего больного. — Повернувшись к Адидас, девушка сказала: — Я передам сестре, что он пришел в себя.
Адидас поблагодарила ее. Затем придвинула стул поближе к кровати.
— Есть хочешь?
Хочет ли он есть? Никогда не испытывал такого желания. Только люди не могут обходиться без грубой, физической пищи.
И тут его осенило: он же теперь человек и проходит на Земле ученичество. Джаред огляделся и увидел над своей кроватью прозрачный мешок с бесцветной жидкостью. Жидкость каплями стекала по трубке. Трубка исчезала под одеялом, там, где лежала его рука. Он снова взглянул на богиню. Неужели она всего-навсего человек? Если так, то непонятно, почему он до сих пор пренебрегал земным обучением.