Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Annotation
Роман Р. Самбука "Взрыв" - о работниках советской милиции и прокуратуры, которые раскрывают преступные действия шайки воров и убийц.
Романы В. Кашина "Приговор приведен в исполнение" и "Чужое оружие" - тоже о работниках милиции. Главный герой этих романов - подполковник Коваль - профессионал, влюбленный в свое дело.
Все произведения отличаются остротой сюжета и достоверностью конфликтных ситуаций.
Содержание:
Ростислав Самбук. Взрыв
Владимир Кашин. Приговор приведен в исполнение
Владимир Кашин. Чужое оружие
Ростислав Самбук, Владимир Кашин
Ростислав Самбук
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Владимир Кашин
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
Вместо эпилога
Владимир Кашин
ИНТРОДУКЦИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
II
III
IV
V
VI
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
II
III
IV
V
VI
VII
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
II
III
IV
V
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
II
III
IV
V
VI
ГЛАВА ПЯТАЯ
I
II
III
IV
V
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
notes
1
Ростислав Самбук, Владимир Кашин
Взрыв. Приговор приведен в исполнение. Чужое оружие
Ростислав Самбук
Взрыв
1
Близилось отправление самолета в Одессу. Объявили посадку, а пассажиры, сдав багаж и зарегистрировав билеты, толпились в небольшом. узком помещении перед выходом на летное поле.
Девушка в ладно подогнанной аэрофлотовской форме, лавируя между пассажирами, направлялась к дверям. Шла она, слегка запрокинув голову, гордо и как-то отчужденно, будто и не улыбалась только что, регистрируя билеты: женщинам приветливо, с едва ощутимым превосходством, а мужчинам кокетливо и чуть вызывающе.
Парень в пестрой рубашке и полинялых джинсах попытался остановить девушку, но та не удостоила его даже взглядом, а он в восхищении бросил приятелю через плечо:
— Чертовка, стоит познакомиться.
Тот ответил рассудительно:
— Пустой номер. Через час будем в Одессе.
— Скоро вернемся…
— За месяц забудешь. На одесских пляжах знаешь сколько таких!
— Жаль пропускать… — Парень подтянул джинсы и поправил рубашку. У него был вид человека, не сомневающегося, что ему должно принадлежать все.
Пожилая женщина, стоящая перед молодыми людьми, недовольно обернулась, видно, хотела сказать что-то осуждающее, но только хмыкнула сердито.
— Осторожно, бабуля… — нагло хохотнул парень в джинсах, он явно хотел поддеть ее, однако женщина лишь вздохнула глубоко и сделала вид, что не заметила обидных слов.
Лысоватый человек, розовощекий и курносый, воровато скосил глаза на крутые девичьи бедра, он не осмелился глянуть выше, но даже этот робкий взгляд не остался без внимания его сухощавой, плоскогрудой и суровой супруги. Она крепко сжала локоть мужа и прошептала угрожающе:
— Куда пялишься?
— Я — ничего… — Он испуганно шмыгнул носом и заверил угодливо: — Ты же знаешь, кроме тебя, для меня никого не существует.
— Вот и смотри на меня! — отрезала супруга.
И муж, демонстрируя свою преданность, поспешил повернуться спиной к девушке.
Седая женщина с модной прической, в шерстяном костюме английского покроя и блузке с высоким воротником смерила девушку в форме внимательным холодным взглядом и, обратившись к соседке, тоже в летах, но полной и краснолицей, процедила сквозь зубы так, что трудно было понять, какой смысл вкладывает в слова:
— Красивая девица, не так ли?
Толстуха презрительно наморщила нос.
— А-а, — махнула рукой, — все мы в таком возрасте были красивыми. Однако не кичились этим.
Седая изучающе глянула на соседку, ироническая улыбка коснулась ее уст. Видно, она ни на секунду не поверила несколько смелому и чересчур категорическому утверждению полной женщины, но не возразила, лишь покачала головой и ответила как-то жалобно:
— Молодость так самоуверенна и так скоротечна. Кто из нас не верил в ее бесконечность?..
— Когда работаешь, да еще дети на руках, некогда о глупостях думать, — не совсем вежливо заметила краснолицая.
Женщина в строгом костюме, вероятно, не согласилась, но спорить не стала.
Девушка в форме исчезла в дверях, не подозревая, какое смятение посеяла в душах пассажиров. Возвратившись тотчас, остановилась на пороге и объявила:
— Граждане пассажиры! В связи с изменившимися метеоусловиями в Одессе вылет переносится на час позже. Прошу пройти в зал ожидания.
Толпа зашумела тревожно и возмущенно, девушка выдержала паузу и объяснила коротко и как-то совсем по- домашнему:
— Понимаете, с моря надвинулся туман, и Одесса не принимает.
Большинство пассажиров, умудренных опытом, уже привыкли к аэрофлотовским неожиданностям и потому быстро смирились с неприятным известием, лишь старушка в темном платке никак не могла успокоиться и причитала в отчаянии:
— Как же так? Меня должны встретить, дала телеграмму, что же будет?
— Подождут, — успокоила ее девушка. — Теперь лето, туманы не застаиваются… — Едва уловимая улыбка мелькнула на ее лице, по-видимому, она не очень-то верила самой себе, как не поверили и бывалые пассажиры. Однако, вопреки логике, они успокоились и вереницей потянулись назад, в аэропортовский зал.
Молодой человек в полинялых джинсах задержался, ожидая приглянувшуюся ему сотрудницу Аэрофлота, но у нее появились провожатые, два пилота, девушка и не посмотрела в его сторону, и парень скривился, будто глотнул чего-то кислого.
В зале аэропорта каждый устроился как мог.
Старушка, тревожившаяся, что ее не встретят, заняла место на скамье у самого выхода — сидела, вскидываясь при каждом объявлении по радио, вероятно, все еще надеялась, что задержка окажется кратковременной.
Высокий мужчина в хорошо сшитом пиджаке и белых, отстроченных, как джинсы, модных брюках коснулся локтем соседа — полного, с большим животом, в вышитой рубашке и нейлоновой шляпе.
— Может?.. — предложил, выразительно щелкнув пальцами. — Составите компанию?
Толстяк заерзал нерешительно.
— В ресторане рассиживаться некогда, — возразил, — а в буфете разве дают?
Высокий похлопал по кожаной сумке, висевшей через плечо:
— Найдем.
— Моя закуска, — охотно согласился толстяк, и они дружно направились к стойке, где вкусно пахло, кофе.
Седая женщина в английском костюме накупила в киоске газет и журналов, нашла свободное кресло под окном, отгородилась от аэрофлотовской суеты газетой, видно, не, думала ни о вынужденной задержке, ни об одесском тумане: счастливая человеческая черта — уметь углубиться в себя, забыв о житейских невзгодах.
Пожилой человек в больших дымчатых очках и с папкой из черной кожи постоял посредине зала, он явно не знал, как и где пристроиться, наконец тоже выбрал кресло у окна, наверно, не терпел безделья — вынул из папки, украшенной бронзовой монограммой, обычную ученическую тетрадь в клеточку и принялся что-то быстро писать в ней, совсем как школьник, не выполнивший домашнего задания и спешащий в последнюю минуту наверстать упущенное.