Разрушитель магии (СИ)
Во-вторых, с кузнецом у Криницкого установились почти приятельские отношения. Во всяком случае, тот не презирал невольника, работавшего у него мальчиком на побегушках, и не прочь был поговорить с ним. Даже на посторонние, не связанные с работой, темы.
Из разговоров этих Илья понял, почему Кира, призывая варваров на помощь себе и заодно ему, особенно напирала на отсутствие у нее и у соседа по темнице оружия. Оказывается, она знала: в отношении чужаков у варваров существует всего один закон. Того, кто вооружен, полагается убивать, безоружного же — брать в плен. Дабы заставить работать на себя… ну или ради выкупа. Если, конечно, было, кому этот выкуп заплатить.
Причем щадили безоружных людей не из человеколюбия или иных соображений морального порядка. Скорее, наоборот. В варварском обществе, где хозяевами жизни считались воины, неумение владеть оружием воспринималось как нечто, присущее низшим существам — будь то женщины, дети или домашний скот. А также невольники. Проще говоря, те, чья жизнь и смерть находились в руках воинов. И если с воином другому воину надлежало сражаться хотя бы для того, чтобы доказать свое превосходство, как главное достоинство, свою правоту, то существам низшим, беззащитным и зависимым доказывать чего-то в принципе нужды не было. Их, существа эти, разумнее использовать по назначению да себе на благо. Не говоря уж о том, что даже самые молодые из варваров понимали разницу между понятиями «схватка» и «убийство».
Беседовать с кузнецом Илье было, в общем-то, интересно… только вот услышанное самооценку невольника, мягко говоря, не поднимало. Не будучи лишен гордости и амбиций, теперь уже бывший актер не горел желанием провести всю жизнь за уборкой навоза или перетаскиванием железок в кузницу и обратно. Как и ощущать себя некой неполноценной сущностью наподобие калеки или евнуха, на которую смотрят свысока даже дети. Последнее, кстати, и немудрено, ибо иной мальчишка сегодня пасет овец, а завтра берет меч и идет в набег вместе с отцом или старшим братом. А вот невольник, не способный толком меч держать, ни на что подобное надеяться не мог.
А Криницкому за всю жизнь доводилось фехтовать разве что, отрабатывая роль в спектакле. Детские игры во дворе в «войнушку» не в счет. Да и махать легоньким бутафорским мечом или шпагой на сцене и сражаться по-настоящему — далеко не одно и то же.
И, увы, когда в очередном обмене репликами с кузнецом Илья осторожно признался в своем желании научиться владеть оружием, собеседнику порадовать его оказалось нечем. Иметь при себе оружие невольникам не полагалось. Вплоть даже до иголки, наверное. А изменить свой статус невольника в варварском поселении можно было всего двумя способами. И ни один из них Криницкому не подходил.
Во-первых, невольника мог выкупить из плена родной клан. При наличии такового, разумеется. Ну а во-вторых, невольник, желающий войти в высшую касту, имел право бросить вызов кому-то из воинов. И мог хоть сам стать воином, хоть уйти на все четыре стороны… но только если побеждал в поединке. В поселении даже ристалище имелось — для этой цели и не только.
«Да как же я победить-то смогу без оружия?» — не скрывая досады, вопрошал Илья. И вновь ответ кузнеца не принес ему радости и облегчения.
Да, сражаться можно было и без оружия — на кулаках, например. В частности, именно такой способ выяснить отношения предпочитали местные парни. И вообще, убивать своих в селении допускалось разве что в крайних случаях. В ответ на оскорбление, настолько тяжелое, что смыть его можно было лишь кровью, и никак иначе.
Вот только что с того было для Криницкого? Во-первых, своим для жителей этого поселения считаться он не мог. И потому имел неплохие шансы погибнуть в схватке. Причем противник наверняка будет считать, что оказал презренному невольнику честь, дав возможность умереть воином и мужчиной. Ну а во-вторых, как убедился Илья, пару раз посетив ристалище, даже без оружия бились там довольно жестко — до крови. Наверняка не обходилось и без сломанных костей. Так что несчастному невольнику впору было вспоминать дурацкую шутку: «А я знаю каратэ, айкидо, тхэквондо и еще много других страшных слов». И… смириться.
Смирения Криницкого хватило еще на несколько дней. Несколько дней размеренной жизни, наполненных походами то в кузницу, то на склад. А по вечерам, по возвращении в барак — неторопливыми разговорами с другими невольниками. Из них Илья, помимо прочего, смог узнать побольше о мире, в котором оказался.
Выяснилось, что большую часть обитаемой суши занимала Империя Света. Это ей служили всадники с Жезлом Правды, первыми встреченные Криницким. И Жезл был не с лампочкой и не на батарейках, как можно было подумать. Он работал на магической силе, как и защитное поле над заставой, ибо в Империи существовало целое сословие профессиональных волшебников.
Маги-целители лечили любые болезни. Маги-ремесленники создавали разные полезные вещи, вроде Жезла Правды или самоходных повозок. А еще имелись боевые маги, иные из которых могли уничтожать вражеских воинов толпами — лишь мановением руки. Хотя в реальных схватках служили, скорее, подспорьем обычным воякам, не стремясь полностью их заменить.
Зародившись где-то на юге, Империя постоянно расширялась, поглощая все новые земли. И хотя, по слухам, во владениях своих имперцы возводили необычайной красоты города, где жили в сытости и даже в роскоши, в этих краях им не очень-то были рады. Ибо, присоединив очередную деревню или городок, делиться сытостью и роскошью посланцы Империи не спешили. Но первым делом ставили над местным населением своих наместников, устанавливали новые законы, а многие обычаи, не говоря уж о привычных культах и верованиях, объявляли под запретом. Ну и еще обкладывали жителей присоединенной территории данью. Что тоже как-то не способствовало ее процветанию.
Так прошли эти несколько дней, похожие один на другой: работа, болтовня с соседями по бараку, затем сон и снова работа. Ну а потом… грянул гром. В прямом и переносном смысле.
5
Случилось все на рассвете. Может, и не в четыре утра, как известное событие из родного мира Ильи Криницкого. Но факт оставался фактом: почти всех жителей варварского поселения внезапная атака застала спящими. По крайней мере, начало атаки. Разве что дозорные бодрствовали… ну или, может, еще собаки. Чей сон обычно чуток, а разбудить их способен даже не шум, а любое неосторожное движение поблизости.
Сам Илья в момент нападения, разумеется, лежал на жестком топчане, погруженный в глубокий сон без сновидений — сон усталого человека. А когда всегдашнюю тишину раннего утра разорвал грохот, казавшийся на ее фоне совсем уж громоподобным, сперва открыл глаза, а уж потом более или менее смог прийти в сознание.
Голова болела — и от грохота этого нежданного, и от прерванного, оказавшегося явно недостаточным, сна. Поспособствовал и душный воздух барака, как последствие вчерашней жары.
Мозг включался в работу медленно, с неохотой. И первой мыслью, рожденной им после пробуждения, стала: «Что за хрень? Почему поспать не дают? Кто… что это?..»
Грохот повторился. И ветерок, просочившийся в одно из оконец барака, донес запах гари. Со смешанным чувством страха и любопытства Криницкий встал с топчана и подобрался к окошку, в то время как вокруг так же просыпались и приходили в себя другие невольники.
Не прошло и минуты, как один из близстоящих домов содрогнулся под сильным ударом. Раз, второй, третий. Соломенная крыша его обрушилась, за ней последовал черед одной из стен. А затем то, что всего миг назад было цельной жилой постройкой, вспыхнуло, точно гора дров для гигантского костра.
Много увидеть в маленькое барачное окошко, разумеется, было невозможно. Однако грохот, что звучал теперь со стойкой периодичностью, да запах дыма говорили сами за себя. Вскоре к шуму взрывов, сотрясавших поселение, присоединились и другие звуки. В первую очередь людские крики — исполненные то страха и боли, то ярости, то горечи.