Татуировка виверны (СИ)

— Паш, успокойся, — выдохнул я, поднимаясь на ноги.
— Я не могу успокоиться! Я ненавижу всё это! Ненавижу себя! И тебя тоже ненавижу! Ненавижу все эти штуки. И свою слабость. И…
Что произошло в следующий момент, сложно сказать. Пашка раскидывал не предназначающиеся для постороннего взгляда предметы, и я подошёл к нему слишком близко, схватил за плечи и развернул к себе. Не знаю, что я собирался сделать — двинуть ему по физиономии, чтобы он наконец-то прекратил истерику, или что-то ещё, но меня остановила резкая боль.
В глазах тут же потемнело, и клочок воздуха застрял где-то в бронхах: я не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть. Пальцы непроизвольно впились в Пашкины плечи ещё сильнее.
Его глаза стали размером с пятак, и он перестал моргать. На мгновение всё словно замерло и перестало двигаться. Только тёплая жидкость, красным пятном расползающаяся по белой футболке, напоминала о том, что время не остановилось.
Потом была неотложка, сирены, какие-то люди… Я плохо помню, что происходило. Позже мне сказали, что это был болевой шок… Всё время, что мы ехали в машине скорой помощи, Пашка извинялся, проклинал себя и тот момент, когда в шутку предложил купить эти кажущиеся на вид почти невинными «когти росомахи». Кто же мог знать, что в меру тупыми лезвиями можно так разорвать человеческую кожу…
========== Часть шестая ==========
С Колькой мы познакомились в больнице. Мне тогда снимали швы, а он… Понятия не имею, что он делал в больнице, никогда не спрашивал его. Мы просто разговорились, сидя в коридоре перед кабинетом хирурга. Сидели целый час, говорили ни о чём, а под конец обменялись телефонами. Так, на всякий случай. О том, что мы когда-то ещё встретимся, я и не думал.
А он позвонил через пару дней.
— Сегодня Open Air концерт в парке Горького! Много разных групп. Мы с приятелями пойдём, потом пивка попить. Понятия не имею, что ты слушаешь, но решил тебе позвонить и позвать с нами! — протараторил он в трубку. Я даже не сразу понял, кто это: он не поздоровался и не представился.
— Сегодня? Я работаю…
— Да брось ты! Всех денег не заработаешь. Ну, давай же, дай себе пинка под свою красивую задницу, — засмеялся он в трубку.
— И когда ты успел оценить мою задницу? — хмыкнул я в трубку.
— Успел. У меня с этим делом быстро, — спокойно сказал он.
Я не сразу сообразил, что именно значат его слова, а когда понял, усмехнулся себе под нос. Так всё просто — никаких тайн, никаких секретов.
— Где и когда встречаемся?
Мы провели чудесный вечер на концерте. Тогда я понял, что отстал от жизни серьёзно: ни одну из выступающих групп я не знал, а Колька бодро подпевал, как и его друзья. Все как один студенты — молодые, безбашенные, так напомнившие меня самого много лет назад. После концерта они всей честной компанией направились в какой-то бар на задворках, я попытался отказаться: на следующий день нужно было на работу, а время уже было позднее.
— Не будь занудой! — усмехнулся Колька и насильно потащил меня за рукав, чем вызвал приступ смеха у друзей. Это было приятное разнообразие: люди смеялись искренне и тепло. Где-то в районе солнечного сплетения предательски заныло…
В тот вечер я не пил. И причиной было совсем не то, что из-за ещё не отпускавших болей мне приходилось принимать таблетки. Просто не хотелось. Я сидел на видавшей уже лучшие времена лавке в каком-то прокуренном дешёвом баре, пил колу из не очень чистого стакана и периодически ловил себя на мысли, что не перестаю улыбаться.
Как мы оказались у меня дома, я не помню. Просто это получилось само собой… Мы разговаривали, задавали друг другу миллион вопросов, а когда все остальные разошлись по домам, мы пошли пешком по ночным улицам, сидели под открытым небом на берегу реки, начал накрапывать дождь, и мы оказались у меня дома. То, что Колька из «наших», сомнений не было. Он весь вечер не спускал с меня глаз, словно невзначай прикасался и, как мне кажется, в принципе не скрывал симпатии. Мне он тоже понравился сразу, и потому не было даже никаких сомнений в правильности происходящего.
Едва я успел закрыть за нами дверь, как тут же оказался прижатым к стене и почувствовал мягкие губы на своих…
— Ты ведь не против? — скорее утвердительно сказал, чем спросил Колька, практически не прекращая поцелуя и в то же время улыбаясь.
— Совершенно нет, — признался я, запуская пальцы в его влажные от дождя волосы.
Его руки гуляли по всему моему телу, вызывая непривычный туман в голове. Я совершенно не понимал, почему этот мальчишка так на меня действует: от его поцелуев и прикосновений приятно немело тело и с трудом удавалось сохранить остатки разума. Никогда прежде я не сходил с ума от таких ещё вполне невинных действий. И хотелось, безумно хотелось больше.
Я чувствовал его тяжёлое дыхание и как бьётся его сердце — почти так же, рывками, как моё собственное. А его влажные глаза из-под прикрытых век лишали остатков разума. И это было хорошо: я не хотел ни о чём думать, ничего чувствовать, кроме того, что происходило в тот момент. Это было так… правильно.
Настолько, что я совсем забыл о том, что должен быть осторожней и не напрягать шов… Он дал о себе знать совершенно не вовремя. Колька потянулся к ремню на моих джинсах и прошёлся рукой по шву. Мне стоило бы лучше держать себя в руках, но это оказалось сложнее, чем хотелось бы.
От резкого вскрика Колька отшатнулся — только секунду назад покрытые поволокой возбуждения глаза заполнились испугом.
— Что? Что слу… Чёрт! Это что ещё такое?!
Он уставился ровно на то место, где был шов, и по его взгляду я понял, что тот снова начал кровить. Это случалось почти каждый день после зашивания, но последние пару дней всё было тихо, и я имел неосторожность не наклеить обеззараживающий защитный пластырь. Прежде чем я успел объяснить, в чём дело, Колька присел на корточки и задрал футболку.
— Живописно тебя зашили, — смешно цокнув языком, Колька провёл пальцем чуть ниже шва. — Снимай майку. Где у тебя дезинфектор? Пластыри? Таблетки от боли есть?
— Чего? — нахмурился я.
— Я невнятно по-русски выражаюсь? Или это у тебя болевой шок? — усмехнулся Колька. Пользуясь моей растерянностью, он увлёк меня в комнату и усадил на кресло. — Где аптечка у тебя, спрашиваю.
— Я сам справлюсь, — отрезал я, пытаясь подняться на ноги.
Колька положил руку мне на плечо и буквально вдавил обратно в кресло. Признаться, я не ожидал почувствовать столько силы в его руках. Отчего-то это отнюдь не ласковое прикосновение разлилось приятным теплом по всему телу. Не таким, как ещё пару минут назад, там, у двери. Это было другое чувство, которое я ещё не мог описать словами.
— В ванной. В шкафчике слева, — объяснил я, и Колька тут же исчез в направлении уборной.
Ему понадобилось ровно пять секунд, как будто он точно знал, где хранятся медикаменты в моём доме. Я едва успел стянуть с себя футболку. Вернувшись, он молча присел на корточки рядом с креслом, и я тут же почувствовал холод дезинфектора на коже. Колька промокнул влагу с кожи и открыл пластырь — зубами.
— Очень эротично, — хихикнул я, не сдержавшись.
Колька хмыкнул и выдохнул:
— Заткнись, а то прилеплю тебе пластырь криво, будешь потом с кожей отдирать.
— Извини.
Колька поднял на меня свои ясные, как светлеющее небо за окнами, глаза, хотел что-то сказать, но, похоже, понял, что извинялся я не за свою нелепую шутку. Мне и самому было беспредельно жаль, что из-за меня мы вынуждены были остановиться. Колька хитро улыбнулся и покачал головой.
— Ничего страшного. Я подожду.
— Подождёшь?
— Конечно, — кивнул он уверенно. — Я подожду, пока ты заживёшь.
Он ушёл, когда рассвет осветил улицы, а я ещё долго сидел перед окном даже после того, как он остановился перед домом и помахал рукой. Оттуда, снизу, не было видно ровным счётом ничего в окнах на седьмом этаже. Но это его не смущало… Как и меня — я помахал в ответ.
Вернулся он через два дня, рано утром в воскресенье. Я проснулся от трели дверного звонка и спросонок не сразу сообразил, что происходит. Признаться, сначала я подумал, что пришёл Пашка. Он был до этого вечером, мы выпили пива, посмотрели футбол, и он ушёл домой. После несчастного случая его как подменили: он практически не разговаривал, всё время молчал, только кивал. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя, и я его не торопил.