Лучше быть святым
Чингиз Абдуллаев
Лучше быть святым
= Автор предупреждает, что данный материал не может быть использован на суде в качестве свидетельских показаний.
Туз бьет шестерку...
Туз бьет десятку...
Туз бьет короля...
Туз больше любой карты.
Козырная шестерка бьет туза.
Он почувствовал ведущееся наблюдение каким-то шестым чувством профессионала. Внешне все было спокойно, но тяжелый взгляд на затылке он ощущал почти физически, подсознательно отмечая и регистрируя каждую деталь в своем окружении.
Во дворе все было как обычно. У пожарной лестницы двое ребятишек играли в мяч, на ближней скамейке беседовали давно знакомые старушки. Его автомобиль стоял третьим в первом ряду. Но сегодня ему определенно что-то не нравилось. Что-то такое произошло, нарушив общую картину городского двора. Замедлив шаг, он все-таки огляделся. Никого не было видно, однако из окон соседнего дома за ним определенно наблюдали, в этом он был убежден абсолютно. Причем наблюдал профессионал, сумевший выбрать подобное укрытие. Сентябрьское солнце было достаточно сильным, чтобы, отражаясь в стеклах соседнего дома, бить ему прямо в глаза, не давая возможности разглядеть находившегося или находившихся на лестнице наблюдателей...
Он еще раз осмотрелся. Все-таки что-то его беспокоит. Но внешне все на месте, все как обычно. Он медленнее обычного пошел к своему автомобилю. Его «шестерка» стояла на обычном месте. Вчера он сам поставил здесь автомобиль и теперь безошибочно определил свою манеру припарковки по вывернутому влево рулю. Значит, его машину не трогали. Он обошел ее с другой стороны. Никаких следов взлома или повреждений. Нет даже царапин. И все-таки его что-то сильно беспокоит.
Соседские старушки сегодня были в плащах, в Санкт-Петербурге по утрам стояла обычная осенняя погода, несмотря на яркое солнце, было прохладно.
Он достал из кармана брюк ключи от автомобиля, открыл дверцу, еще раз огляделся, посмотрел направо на соседний дом, все еще чувствуя на себе этот обжигающий взгляд, и сел в машину. Уже заводя автомобиль, в последнее мгновение он вдруг понял, что именно показалось ему странным. На переднем капоте автомобиля не было обычной по утрам росы. Ее кто-то старательно вытер сегодня утром. В следующее мгновение, услышав характерный щелчок, он успел открыть дверцу автомобиля и профессионально рассчитанным скупым движением выпасть из машины. Еще через полсекунды раздался взрыв.
Автомобиль сильно тряхнуло, подбросила взрывная волна и перевернула на левый бок, прямо на него. Серьезно пострадали еще три стоявшие рядом машины.
Разом смолкли все голоса, и в наступившей внезапно тишине еще был слышен его сдавленный стон. Затем закричало сразу несколько голосов, завопили старушки, заплакали дети.
Сила взрыва была настолько велика, что в ближайших домах вылетело сразу несколько стекол. Когда к нему подбежали, он еще успел прошептать:
– Передайте в Вильнюс полковнику Билюнасу... Билюнасу... передайте ему, что меня убили...
На четвертом этаже соседнего дома, где стекла только зазвенели, стоял высокий мужчина, хладнокровно наблюдавший за происходящим. Когда «Скорая помощь» увезла раненого в больницу, он, профессионально отметив безвольно упавшую с носилок руку, кивнул головой и стал спускаться вниз.
Глава 1
Стук в дверь он услышал даже в ванной комнате. Затем с оглушительным грохотом в его номер ворвалось сразу трое людей.
– Он жив, – громко закричал первый из них, заметив его в ванной. Двое других бросились в глубь комнаты, где был сервирован стол.
– Вы, наверное, ошиблись номером, – негромко сказал он, – я не ждал гостей.
– Вы Кямал Меджидов? – нетерпеливо спросил первый.
– Да.
– Слава Богу, я думал, что мы опоздали, – вырвалось у его гостя.
И этот непрофессиональный возглас более всего убедил его, что ворвавшиеся к нему люди были теми, кого он ждал. Просто напряжение последних часов должно было сказаться и на настоящих профессионалах.
Потом его долго везли через всю Москву в какой-то отдаленный район. Во двор автомобиль въехал, даже не просигналив, очевидно, их знали. Он не увидел ни одного человека, пока его вели по коридорам небольшого трехэтажного здания. Путешествие кончилось в большой светлой комнате, где его встретили двое хозяев. Один помоложе, с уже пробивающейся сединой. Другой, лет шестидесяти, в больших роговых очках. Сопровождавшие его трое офицеров в комнату не вошли.
– Садитесь, пожалуйста, – показал ему на стул в центре комнаты первый из хозяев.
Он сел, чуть ослабив узел галстука.
– Вы не спросили, почему вас сюда привезли, – говорил все время тот, что помоложе, – это признак профессионализма, или вы предполагали, что подобное может случиться?
– Это признак усталости, – ответил он, – мне пятьдесят два года, это достаточно много, чтобы ничему не удивляться.
– Значит, вы понимали, что рано или поздно вас раскроют?
– Не нужно играть со мной в эти игры. Что вас конкретно интересует? Кстати, как мне к вам обращаться?
– Меня зовут Николай Аркадьевич, – представился собеседник, – а это Вадим Георгиевич. Мы представители российской Федеральной службы контрразведки.
– Это я уже догадался. А как зовут меня, вы уже знаете.
– Это ваше настоящее имя?
– Оценил ваш юмор, – улыбнулся Меджидов, – да, это мое настоящее имя.
– Вы не могли бы коротко рассказать нам свою биографию? – впервые нарушил молчание Вадим Георгиевич.
– Я не думаю, что она так интересна. Родился в сорок втором в Баку. По образованию археолог. Специалист по древнемидийской культуре. Доктор наук. Работаю в Академии наук Азербайджана. Женат. Имею дочь. Кстати, я гражданин Азербайджана. Так что мое задержание может вызвать известный скандал, так как я приехал в Москву на конференцию по приглашению российской стороны.
– Вы, кажется, работали и за рубежом, – Вадим Георгиевич не обратил внимания на его последние слова.
– Совсем немного. В Румынии и во Франции, в начале семидесятых.
– А какое отношение имеет мидийская культура к Франции? – улыбнулся Вадим Георгиевич.
– Прямое. Я работал по контракту с ЮНЕСКО, смотрел древнекельтские захоронения. Позже писал сравнительный анализ двух культур. Это тема моей кандидатской диссертации.
– Которую вы, кажется, защищали в Москве, – уточнил Николай Аркадьевич.
– Да.
– Где именно?
– В МГУ. Это легко проверить.
– Уже проверили. У вас удивительная биография, Кямал Алиевич. Везде мы находили целую кучу справок, документов, приложений. Но почти нигде нет живых свидетелей. Например, во Франции никто не помнит вас в качестве работника ЮНЕСКО. Вас не могут вспомнить даже представители ЮНЕСКО в Париже, не знает ни один работник бывшего советского посольства в Париже. А мы опрашивали очень многих, уверяю вас. Так где вы были эти три года?
– У меня официально оформленное приглашение ЮНЕСКО. Оно должно быть в моем личном деле в Баку.
– Мы знаем, – кивнул Вадим Георгиевич, – но оно липовое, как и вся ваша биография.
– Вы привезли меня сюда ночью, чтобы оскорблять?
– Извините, – кивнул Вадим Георгиевич, – я не думал, что это вас так обидит. Но если серьезно, мы очень долго искали вас, генерал Меджидов.
Он молчал. Тишина повисла в воздухе, словно паутина, которую никто не решался разорвать. Минута тянулась долго, очень долго...
Первым не выдержал Николай Аркадьевич.
– Вас наверняка заинтересует, как мы вышли на вашу группу.
Он все еще молчал. Секрет, который был одним из самых охраняемых секретов бывшего Советского Союза, отныне становился достоянием гласности.
Это немного огорчало, придавая беседе оттенок разочарования.
– Ваше звание? – наконец спросил он у Вадима Георгиевича.