Лучше быть святым
– Не мы первые начали, – огрызнулся было Николай Аркадьевич.
– Хорошо, будем считать, что я вам соврал, – разозлился и Вадим Георгиевич, – но если вы знаете, где находитесь, то и не нужно спрашивать. А сами вы тоже хороши, – мстительно сказал он, – могли бы не устраивать своих розыгрышей. В результате вашей неискренности погиб еще один человек.
Меджидов сморщился, словно от зубной боли.
– Кто? – выдохнул он.
– Вячеслав Корин, – немного злорадно ответил Вадим Георгиевич, видя, как меняется лицо его собеседника, – и эта смерть на вашей совести, генерал, – решил он окончательно добить Меджидова.
Тот сидел молча, словно обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Вы скажете нам наконец всю правду? – спросил из угла Николай Аркадьевич.
– Помолчите, – почти приказал Меджидов уже совершенно другим тоном, – я пытаюсь уяснить ситуацию.
Он молчал минуты две, затем решительно поднялся.
– В силу чрезвычайных обстоятельств я буду говорить с Директором ФСК лично. Прошу меня отвезти туда немедленно, для личного доклада.
– Вы же понимаете, что это невозможно. Сейчас уже слишком поздно, – возразил Вадим Георгиевич, – только завтра утром. Вы можете сказать все, что хотите, нам, а завтра утром мы передадим слово в слово.
– Нет, – резко оборвал его Меджидов, – достаточно гибели людей. Вы правы, генерал, если это вам доставляет удовольствие, Корин действительно на моей совести. Но так как наш разговор фиксируется, я громко скажу: ду-ра-ки! Корин не имел к группе «О» никакого отношения.
Наблюдатель в конце коридора вздрогнул.
– Вы все-таки подозреваете, что это сделали мы? – спросил Вадим Георгиевич.
– Теперь не знаю, – Меджидов шумно вздохнул, – кто мог знать о приезде Корина, кроме вас?.. А результат вам хорошо известен. Да, конечно, я виноват, что вызвал Корина, решив немного потянуть время и отвлечь вас от других. Догадываюсь, Сулакаури и Подшивалова вы не нашли, иначе не сидели бы здесь так поздно. Но и вы хорошие шляпы. Откуда убийца мог знать о прибытии Корина? Только через вас или ваших людей.
– Вы с самого начала блефовали, передавая свои условные сигналы Сулакаури и Подшивалову. Что касается Костенко, то его, как и Корина, вы просто подставили, – сказал Вадим Георгиевич и добавил: – Пока еще не поздно, скажите нам, где искать ваших людей. С ними могут расправиться так же безжалостно, как с другими.
– Больше я ничего не скажу, пока не увижу Директора ФСК.
– Но сегодня это действительно невозможно. Его нет в городе. Он на даче. Только завтра утром.
– Значит, будем говорить утром.
– Но это глупо, генерал, и не профессионально.
– А не глупо было вообще меня сюда везти? Или убирать Корина, даже не проанализировав его роль в группе «О»? Кстати, позаботьтесь о Костенко. У него действительно умерла мать. Догадываюсь, что вы привезли его прямо сюда.
– О нем как раз можете не беспокоиться.
– Я так и думал. Оперативно. Но пока все не очень ясно. Будем ждать утра. И не пытайтесь больше меня ни о чем спрашивать. Я не отвечу ни на один ваш вопрос. После гибели Корина я просто не имею права вам доверять. Думаю, вы меня понимаете.
– Хорошо. Я сейчас же доложу о вашей просьбе Директору. Возможно, он вас примет завтра утром, – понял, что упорствовать не стоит, Вадим Георгиевич, – а у вас лично какие-нибудь просьбы есть?
– Если можно, поставьте здесь телевизор. Я все-таки не в тюремной камере. Я понимаю, что его звук может забить наши разговоры и помешать вам прослушивать их, но обещаю: как только кто-нибудь будет открывать рот, я буду выключать телевизор.
Вадим Георгиевич, не выдержав, чертыхнулся, засмеялся и, поднявшись, пошел к двери. У выхода он обернулся:
– Все-таки вам нужно было сказать, где искать Подшивалова и Сулакаури. Мало ли что.
Меджидов молчал.
Вадим Георгиевич, так и не дождавшись ответа, вышел. За ним выскочил, даже не попрощавшись, весь красный Николай Аркадьевич. Меджидов вздохнул и, взяв ручку, начал что-то писать. Сидевший в конце коридора наблюдатель подвинул к себе телефон и поднял трубку.
– Он хочет дать показания завтра утром. Директору ФСК лично. Говорит, имеет важные сведения.
– Этого нельзя допустить, – сказали на другом конце провода.
– Что мне делать?
– Вы все прекрасно понимаете. Он не должен встретиться с Директором. Этого нельзя допустить ни в коем случае.
– Понимаю.
– Тогда сегодня ночью, – сказали тоном, не терпящим возражений, и положили трубку.
Наблюдатель осторожно положил трубку и задумался.
В эти мгновения государственную российско-украинскую границу пересекал поезд Киев – Москва. В купе одного из вагонов с развернутой газетой в руках сидел Олег Ковальчук. Доктор физико-математических наук, сотрудник одной из лабораторий Академии наук Украины. Никто из знавших его долгие годы людей не мог даже представить себе, что добродушный, немного ленивый, малоподвижный Олег Ковальчук имел и другую, вторую жизнь, полную опасных приключений.
Подполковник Олег Митрофанович Ковальчук был одним из самых способных аналитиков в бывшем КГБ СССР. О его работе в группе «О» не знал даже министр безопасности Украины. Последним из посвященных был Председатель КГБ Украины Голушко, ставший позднее руководителем подобного ведомства в России. Во время октябрьских событий девяносто третьего Голушко проявил себя как нерешительный и очень осторожный прагматик, за что позднее и был смещен со своей должности. Хорошо зная настроения своих людей, Голушко не решился открыто поддержать Президента, и это стоило ему карьеры.
Ковальчук, с отличием окончивший аспирантуру в Москве, был блестящим ученым и работал в группе с момента защиты своей кандидатской диссертации. Его математически выверенный анализ событий всегда бывал безупречен и очень практически нацелен, помогая группе безусловно исполнять любое поручение. Если Билюнас был больше практиком, анализирующим события по фактам, на месте происшествия, то Ковальчук был гениальным теоретиком, умело пользующимся данными своих коллег и каждый раз выстраивающим безупречную вероятностную линию поведения индивидуумов в той или иной ситуации. Иногда, опираясь на логический анализ возникшей ситуации, Ковальчук даже предупреждал об опасности и наиболее уязвимых моментах операции.
В группе «Октава» все функции между сотрудниками были заранее распределены. Теймураз Сулакаури и Павел Коршунов были «таранами», исполнителями непосредственных силовых акций. Паулис Билюнас и Кямал Меджидов считались «снайперами», то есть офицерами, предназначенными для непосредственного воздействия на объект, без силовых методов устрашения. Олег Ковальчук и Игорь Подшивалов были аналитиками, при этом первый давал заключение, тогда как второй планировал многие операции, в том числе связанные с микробиологией. Конечно, все они были специалистами широкого профиля, и при необходимости каждый мог заменить другого. Билюнас помогал в анализе материалов, а Суслова при необходимости даже подключалась к «таранам», но, как правило, сотрудников использовали в соответствии с их профилем.
Получив теперь срочный вызов полковника Подшивалова, Олег Ковальчук понял, что произошло нечто исключительное, как тогда, в августе девяносто первого.
Из истории гипотез
ГИПОТЕЗА № 2
В тот день утром 18 августа Председатель КГБ СССР В. Крючков читал представленную ему накануне справку. Подробный анализ ситуации в стране, агентурные данные из республик, из других стран. Все сводилось к одному выводу – Президент СССР М. Горбачев уже не пользуется доверием народа и западных политиков. Его кредит доверия полностью исчерпан. И это было самое основное, что пытался отыскать в этих сообщениях Председатель КГБ.
Теперь предстояло принимать решение. В одиннадцать утра он наконец сообщил своим заместителям, что в стране будет введен режим чрезвычайного положения. Заместители поддержали его единогласно. Тут же один из них – генерал Лебедев – получил длинный список лиц, нейтрализация которых предусматривалась с момента введения «ЧП» в стране. Другой заместитель задержался в кабинете Крючкова, когда все уже вышли.