Месть женщины
– Это Консальви? – с надеждой спросил Благидзе.
– Это один из трех подозреваемых, – уклонилась от прямого ответа женщина, – у меня пока нет твердой уверенности. А в таких случаях нельзя спешить с выводами. Мне нужно будет все еще раз проверить.
– Пока Флосман не убьет еще кого-нибудь, – хмуро заметил Благидзе.
– Не думаю. Это не в его интересах. Скорее он захочет еще раз доказать мне свое превосходство. Но на убийство не пойдет. Просто Хартли, видимо, сумел зацепить его. Достал так сильно, что у него не было другого выхода, кроме убийства. Но в случае со мной ему нравится демонстрировать свое превосходство. Типичный образчик мужской логики. Убежденность в превосходстве над женской логикой сквозит в каждом его действии.
Из динамика полилась музыка, призывающая пассажиров пройти на ужин. Чернышева поднялась, тяжело вздохнула.
– Идемте на ужин, – предложила она, и, посмотрев на обувь Благидзе, заметила: – Вы, кажется, не воспользовались автоматом для чистки обуви. Полицейские занесли столько грязи.
– Да, – покраснел Благидзе, – я просто не успел. Меня допрашивали одним из последних.
– Завтра утром полицейские снимут оцепление и все пассажиры разъедутся по домам, – задумчиво сказала Чернышева, – у нас осталась только одна ночь.
– Вы думаете, он попытается снова дать о себе знать?
– Я в этом убеждена. Сегодня ночью он обязательно попытается в очередной раз доказать мне свое превосходство. Эти письма – явный образчик того, что он очень невысокого мнения обо мне. Значит, мне нужно доказать, что он ошибается.
– Но каким образом мы сможем его вычислить?
– Я уже почти знаю, кто это может быть. И потому постараюсь сегодня убедиться в своей правоте.
– Суарес или Кратулович?
– Следите за всеми троими, – уклонилась от ответа Чернышева, – и вам все станет ясно.
– Я это делаю уже два дня, – пробормотал Благидзе.
В ресторане за его столиком пустовало место Хартли, и многие пассажиры с ужасом смотрели именно на этот столик. Сидевший недалеко Суарес тоже несколько раз посмотрел в эту сторону. А вот Кратулович так ни разу и не повернулся, предпочитая сосредоточиться исключительно на еде. Консальви и его спутница тоже несколько раз смотрели в сторону столика, за которым раньше обедал погибший.
За отдельным столом ужинали полицейские инспектора, настороженно следившие за всеми пассажирами. После ужина Чернышева и Благидзе поднялись на верхнюю палубу. Почти сразу за ними увязался Роберто Гальвес.
– Не даст спокойно поговорить, – досадливо поморщилась Марина. Но, не показывая своего раздражения, улыбнулась своему неистовому поклоннику.
– Вы, кажется, серьезно увлечены, сеньор Гальвес.
– Да, – печально сказал Роберто, – и очень жаль, что не сумел вызвать у вас ответного чувства.
– Может, мне отойти? – предложил тактичный Благидзе.
– Нет, сеньор Моретти, – покачал головой Роберто, – я просто подошел сказать, что скоро все будет кончено. Полицейские инспектора решили отпустить всех пассажиров и наше судно уже сегодня ночью, после окончания допросов. Они так ничего и не обнаружили. Уже завтра здесь никого не будет. Это наша последняя ночь, сеньора. И я пришел попрощаться.
– Ну почему так мрачно, Роберто, – улыбнулась Марина, – у вас все еще впереди.
– Надеюсь, – пробормотал молодой человек, – я не хочу мешать вашему разговору. Полагаю, что сеньор Моретти на меня не обиделся. До свидания.
Он нашел в себе силы поклониться и отойти.
– Кажется, он всерьез считает, что мы любовники, – заметила Марина.
Благидзе чуть покраснел, но не стал возражать. Женщина понимающе улыбнулась. Мужчины были в чем-то похожи друг на друга. Когда рядом появляется красивая женщина, они реагируют одинаково. И эта схожесть реакций на красивую самку делает их всех однообразными величинами в ее отношениях с представителями сильного пола.
– Вы ляжете спать? – спросил Благидзе.
– Я буду ждать. Он, несомненно, что-нибудь предпримет. Поэтому я буду в баре. Танцев сегодня точно не будет. Поэтому Суарес и Консальви тоже наверняка будут в баре. За Кратуловичем должны следить вы. Но если и он будет в баре, можете появиться там, конечно, не подходя ко мне. Сегодня ночью мы должны вычислить Флосмана.
– Дай бог. Нам могли бы предоставить и более точные описания его внешности. Не может быть, чтобы его никто никогда не видел. Липка мог описать его более подробно.
– Он не видел его несколько лет. По внешнему облику Флосман более всего похож на Рудольфа Консальви. Но это может быть и Кратулович, и Суарес. Прошло несколько лет, Флосман мог поправиться, потяжелеть, изменить прическу. А его фотографий мы так и не нашли. Вы ведь знаете, как срочно готовилась эта поездка. У нас просто не было времени на поиски людей, знавших Кучера в лицо. Он мог исчезнуть и в Аргентине. А после мы бы его никогда не нашли. И вся наша агентура, доставшаяся нам в наследство от чехов, оказалась бы попросту бесполезной.
– Да, – невесело согласился Благидзе, – поэтому мы пытаемся вычислить Флосмана, как трудное уравнение. Хорошо еще, что только с несколькими неизвестными.
Она не стала больше возражать и ушла во внутренний салон. Оставшись один, он достал сигареты, закурил и долго смотрел на огни проходившего мимо речного судна. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие у себя за спиной. Резко обернулся и увидел неизвестного мужчину. Тот стоял с сигаретой.
– Я забыл зажигалку, – сказал он, показывая на свою сигарету.
Ему было лет сорок—сорок пять. Мясистые щеки, крупный нос, кустистые брови, большие, немного выпученные глаза. Редкие волосы, крупные, прижатые к черепу уши. Благидзе молча протянул свою зажигалку незнакомцу. Раньше он не видел его на корабле ни разу. Откуда появился этот человек? Может, он просто два дня не появлялся в ресторане? Они могли этого не учесть. Настоящий Флосман мог просто не выходить из каюты. Но тогда в какой именно каюте жил этот неизвестный? Благидзе осторожно дотронулся до пистолета, висевшего у него под пиджаком в специальной кобуре. У него был документ, разрешающий ношение оружия в Аргентине, и поэтому он не выбросил пистолет, когда случилось убийство.
Прикурив, незнакомец вернул зажигалку, благодарно кивнув. Встал рядом с Благидзе.
– Хорошая ночь, – сказал, глядя на реку.
– Если бы нас не задержали, – вставил Благидзе.
– Да. Это неприятное убийство, – нахмурился неизвестный. – Он, кажется, сидел за вашим столиком?
– Мы познакомились с ним только на корабле, – недовольно заметил Благидзе. – Кстати, вас я не видел в ресторане ни разу.
– И не могли видеть, – усмехнулся неизвестный.
Благидзе снова вспомнил об оружии.
– Я комиссар Рибейра, – усмехнулся неизвестный, – только недавно приехал. Теперь хожу и знакомлюсь с пассажирами.
– Некоторые считают, что убийцей мог быть кто-то посторонний. Он мог приплыть на лодке, – осторожно заметил Благидзе. Комиссара он может исключить из списка подозреваемых.
– Вы тоже так считаете? – посмотрел на него комиссар.
– Нет, – честно ответил Благидзе, – я думаю, что убийцей мог быть кто-то из пассажиров.
– У вас, кажется, есть оружие? – вдруг спросил комиссар.
– Да, – удивился Благидзе, – но у меня есть разрешение. Как вы догадались?
– Когда я подошел, вы непроизвольно дернули рукой, словно проверяя, что у вас под пиджаком. Так обычно поступают мои инспектора. У вас действительно есть разрешение?
– Я могу его показать. Оно лежит в каюте.
– Не нужно, сеньор Моретти, – сказал комиссар. – Я вам верю. Поэтому и подошел именно к вам.
– Надеюсь, вы меня не подозреваете?
– Нет, конечно. Убийца размозжил голову несчастного Хартли каким-то тяжелым предметом. Если бы это были вы, то вряд ли стали бы прибегать к такому приему. Ведь у вас был пистолет. По-моему, это логично.
– Спасибо, – улыбнулся Благидзе.
– Вы не видели, может, он с кем-то спорил на судне?
– Нет. Я ничего подобного не видел. Сеньор Хартли вообще-то был малоразговорчивым человеком. Он почти ни с кем не разговаривал.