Комбатанты (СИ)
Женщина поддалась порыву, а теперь её сжигает чувство вины за сотворённое. Как бы там ни было, она давала клятву верности тому мужчине и нарушила её, не успел он гипотетически остыть, осыпаясь пеплом в атмосфере.
Я знал точно, что любви там не было, муж даже не сумел разбудить юную чувственность, которую только тронь — и вот она: готова и отважна. Брак, заключённый по расчёту или по вынужденным обстоятельствам, олицетворял не единение сердец, а сожительство в силу социальных правил. Я не осуждал Сирень, я ей сочувствовал. Муки, которые она сама себе устроит ни в какое сравнение не идут с моими горестями от очередного воздержания. Я — свободная бестолочь, а её связали по рукам и ногам путы условностей.
Достаточно хорошо уже разобравшись в людях я догадывался, что для Сирень лучшим выходом было бы бросить мужа, пожав плечами и принеся формальные извинения. Связь супругов нерушима, если она подлинна, а любая другая — видимость, что легко разъединить. Вероятно, дома моя подруга так и поступила бы, но здесь, на другой планете, начинали действовать иные законы.
Верность имеет особую цену в таких выживающих на грани провала общинах. Эти смертные всё поставили на карту переселения и каждая положительная эмоция отдельных участников проекта шла на пользу всем, но и наоборот тоже. Развод и скандал — не то, что полезно в пиковых обстоятельствах.
Я не знал мужа Сирень (да и не хотел знать), но смутный инстинкт твердил, что наверх в любой популяции поднимаются отнюдь не кроткие всепрощенцы. Взять хотя бы моего приятеля Аргуса, отличника, которого спихнули в пару к полной неучи вместо того, чтобы отвалить ему выгодную вакансию в престижном мире. Живой пример, показывающий, какова удача хороших и правильных.
У людей статусные игры наверняка протекали откровеннее и жёстче. Если неведомый пока муж Сирени таков, каким я его подозреваю, он вполне способен устроить бывшей супруге кислую жизнь, даже если уход её примет с достойным случая смирением.
— А эти беглые генералы уже в пути? — спросил я у Аргуса.
Сам не хотел тянуть восприятие, поскольку опасался не сдержаться, меня ведь никто не учил обуздывать свои стремления. Я дитя балованное, не знавшее запрета и отказа. Трудно мне придётся в этой миссии или наоборот, легко?
— Нет ещё, прилетят утром.
— И выгнали уставших людей готовить им приёмную площадку? Ночью? Надеюсь, у них действительно есть ценные технологии или навыки, потому что пока они выглядят откровенной обузой.
— Не нам судить, — сухо ответил Ари. — Переселенцы должны сами решать все поступающие проблемы. Я ведь говорил уже, что мы с тобой не обязаны им помогать.
Я имел самое смутное представление о том, что должен и не должен делать бог на выезде, но от высказываний на эту тему воздержался. Лучше пока не напоминаться светлому о своём невежестве, а то сотворит очередной учебный кокон и заставит меня в него влезть. Не то чтобы я был против, наоборот мне понравилось получать знания, и я жалел теперь, что не делал это в своё время, когда, собственного, говоря полагалось этим заниматься, но сейчас я жаждал наблюдать за реальной жизнью, а не плавать в призрачной.
Судьба этих людей внизу в долине внезапно стала мне дорога и интересна. Я обнимал одну их женщину и любовался другими, смотрел как мужчины прилежно трудятся на благо всех, следил за крикливыми не в меру, но такими забавными детишками. Я проникался подвигом общины, дерзнувшей отправиться к звёздам, чтобы на неведомой планете начать новую, куда труднее прежних жизнь.
Странно, никогда и ничто раньше не занимало до такой степени мои мысли и чувства как эта новая забота. Я готовился тянуть скучные тысячелетия рутины, а загорелся жизнерадостной любознательностью. Эти люди были не просто так, а мои подопечные. Да, я пока не сделал им ничего хорошего, но обязательства не обременяли богов, если верить светлому. Каждому своё. Я надеялся узнать в ближайшее время о том, что предстоит им и нам.
Странно, но мысли о грядущем навели меня на воспоминания о прошлом. Поскольку безразличие к существам внизу сменилось симпатией, моменты, на которые вчера ещё я плевал, царапнули тревогой. Я повернулся к предвечернему:
— Ари, мы ведь уже обсуждали, что такой большой корабль и не должен был садиться сразу, целиком, наверняка у людей имелся другой план. Раз один модуль безболезненно отделился, так могли поступить и другие?
— Да, снижение фрагментами пошло бы безопаснее. Тут дело вот в чём…
— Погоди с техническими подробностями, сейчас важны не они. Мы выяснили, что переселенцы разработали безопасный способ посадки, но забыли поинтересоваться, почему они им не воспользовались.
— Ты хочешь сказать…
— Что-то пошло не так, и эта стихия могла погубить всех кроме нежизненноспособных без солдат генералов. Вот с чего нам следовало начать нашу работу, а мы упустили из виду если не главный, то важный момент событий.
Мы одновременно запрокинули головы к звёздам, о которых увлекшись происходящим на планете совсем не вспоминали, и меня посетило дурное предчувствие, что впереди ждёт беда куда круче бесполезного для здорового коллектива набора чиновников и прочих распорядителей.
Глава 8
Прилёт флайера произвёл странное впечатление, словно на миг все мы вернулись домой. Машины, которые уцелели при посадке, мы берегли и без самой крайней нужды в дело не пускали, здесь ведь негде было восполнить утрату. Аппарат, щедро терзавший небеса выглядел почти кощунственно. Я подавила невольное раздражение.
Люди вокруг выглядели хмуро — никаких тебе оваций. Возможно, многие, как и я, осуждали этот щедрый полёт, напрасную растрату ресурсов, да и обжились уже на месте и тех, кто ещё недавно был частью населения ковчега, считали чужими. Тот факт, что пришлось расчищать место для посадки, работать ночью вместо того чтобы отдыхать после дня труда, тоже симпатии к прилетающим не добавляло.
Когда выяснилось, что потерянный модуль цел и невредим, что я испытала? Даже не знаю. Странное возникало ощущение. Игорь жив? Как такое может быть? Я уже отстранилась от этого человека. С лёгкостью, словно не помнила совместных лет приняла себя новой. Почему судьба играет со мной так странно? Я не сумела выразить приличную случаю радость, но к счастью люди при таких обстоятельствах склонны сами всё объяснять, и меня оставили в покое.
Не рыдала от горя — не пляшу от счастья — оглушило женщину, что тут ещё скажешь? Может быть, и так, я замерла, словно пришло время разглядеть себя изнутри и со стороны.
Я оставила прежнюю Сирень в прошлом и начала жить заново, и когда Михаил пришёл и улыбаясь не то радостно, не то грустно сообщил, что командиры вышли на связь, их оказывается просто отнесло в сторону, и все они уцелели и благополучны, я не сразу поняла, как эта новость касается меня.
Сложив с себя обязанности капитана модуля, я так и продолжала жить в нём вместе с женщинами, с которыми сроднилась за время пути. Замужние перебрались к своим мужчинам, но большинство осталось, покидая убежище лишь на время работ и прогулок. Я присматривала за порядком, по привычке считая себя обязанной это делать, а потом обзавелась новой официальной должностью.
Руководил всеми капитан главного модуля Михаил Бероев, он назначил меня комендантом, как шутили в лагере, женского монастыря, и я охотно согласилась.
Мужчины пытались меня утешать, произнося обычные в таких случаях вещи о том, что надо крепиться, жизнь наладится, главное превозмочь своё горе. Женщины оказались более проницательны. Дилси и Ланка старались всё время быть рядом, но мы ещё считали себя экипажем, близость казалась вполне естественной. Ингрид вообще делала вид, что ничего не случилось, и я её понимала. Потеряв двух помощниц, она относилась к той же категории горюющих и старалась занимать себя работой, а не глупыми разговорами.
Лишь Таис высказалась определённее. Когда я, глядя на весёлых ребятишек и довольных мам, выразила сожаление в том, что сама бездетна, она поглядел внимательно и без дежурного сочувствия, а потом сказала тихо, чтобы другие нас не слышали: