Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999

Истинные причины и значение Крымской войны не особенно затрагивали Ротшильдов. Да и почему они должны были их затрагивать? Спор между католическими и православными монахами о христианских святынях не интересовал строителей Иерусалимской еврейской больницы. Не были Ротшильды и акционерами железнодорожных компаний в Дунайских княжествах. Что же касается международного статуса Черного моря, Лондонский дом уже принял сознательное решение не участвовать в вывозе зерна из Одессы по чисто экономическим причинам. Однако большое значение имело то, что война – любая война – между великими державами оказывала разрушительное воздействие на международные финансовые рынки. Так и произошло, как видно из таблицы 2 а.
Таблица 2 а
Воздействие Крымской войны на финансы
Примечание. Для Великобритании и Франции приведены еженедельные заключительные цены по лондонским котировкам; для Австрии и Пруссии приведены цены конца года по франкфуртским котировкам.
Источники: Spectator; «Heyn, Private Banking and industrialization». P. 358–372.
Дипломаты-очевидцы докладывали, что Ротшильды выглядят встревоженными, что вполне понятно. Их санкт-петербургский корреспондент в июне 1853 г. успокаивал их, что войны не будет, и они ему поверили. 27 сентября, когда министр иностранных дел Великобритании Кларендон виделся с Лайонелом – вскоре после того, как стало известно о приказе адмиралу Дандасу войти в проливы, – он сказал, что «не припомнит такого дня» в Сити. В январе 1854 г., когда флоты западных стран наконец вошли в Черное море, Хюбнер нашел Джеймса «совершенно деморализованным». Такое же впечатление создавал и Амшель. В феврале 1854 г., узнав об отзыве посла России в Париже, Бисмарк «задумался, кого можно больше всего напугать в связи с этим. Мой взгляд упал на [Амшеля] Ротшильда. Он побелел как мел, когда я дал ему прочесть новость. Его первыми словами были: «Если бы я только знал об этом сегодня утром!» – а вторыми: «Не сделаете ли завтра со мной маленькое дельце?» Я дружелюбно поблагодарил его, отказался от предложения и оставил его в возбужденных раздумьях». Джон Брайт, один из самых шумных противников войны в Лондоне, 31 марта услышал мрачное замечание Лайонела о том, что «страна, у которой долг на 800 миллиардов фунтов, должна хорошенько подумать, прежде чем ввязываться еще в одну войну».
Однако Крымская война совсем не ослабила положения Ротшильдов, как раз наоборот: она решительно восстановила господство домов Ротшильдов в области государственных финансов. Более того, стало ясно, что Ротшильды в течение многих лет преувеличивали финансовые опасности войны. На самом деле войны – особенно короткие войны того сорта, который характеризовал период с 1854 до 1871 г., – создавали финансовые возможности, которыми особенно успешно пользовались Ротшильды, благодаря их четкой многонациональной структуре. Военные расходы выросли даже у тех стран, которые не принимали непосредственного участия в военных действиях, превысив уровень доходов от налогообложения (см. табл. 2 б). Поэтому война вынудила все заинтересованные стороны – даже бережливую Великобританию – обратиться на рынок облигаций. И тут традиционного господства Ротшильдов не мог оспорить никто, как ни старались их конкуренты, включая «Креди мобилье».
Конечно, им облегчило жизнь то, что старым соперникам Бэрингам не повезло быть банкирами проигравшей стороны. В 1850 г. Ротшильды сочли за неудачу то, что правительство России разместило новый заем на 5,5 млн ф. ст. в банке Бэрингов. Подписка на заем прошла со значительным превышением; облигации торговались с 2 %-ной премией, а Джошуа Бейтс и Томас Бэринг получили комиссию в размере 105 тысяч ф. ст. [36] Но через два года, после ухудшения дипломатических отношений с Россией, Бэринги оказались в уязвимом положении. Палмерстон громил Бэрингов в палате общин, называя их «агентами царя»; кроме того, Бэрингов повсеместно (хотя и ошибочно) считали участниками российского военного займа 1854 года [37].
Таблица 2 б
Рост государственных расходов, 1852–1855 (национальные валюты), млн
Источник: Mitchell, European historical statistics. P. 734 f.
Возможно, именно этим объясняется почти монополия Ротшильдов над военными финансами Великобритании. Будучи канцлером казначейства (министром финансов), Гладстон с характерной для него суровостью обличал «систему сбора средств, необходимых для войны, с помощью займов», на том основании, что такая система «практиковала массовый систематический обман людей». Британия по-прежнему была обременена значительным долгом, оставшимся после Наполеоновских войн: по словам Лайонела, государственный долг накануне войны приближался к 782 млн ф. ст., и, хотя по отношению к валовому национальному продукту долговое бремя неуклонно сокращалось (с 250 % в 1820 г. до примерно 115 % в 1854 г.), политики того времени об этом не подозревали. Поэтому Гладстон предлагал финансировать войну путем увеличения подоходного налога – сначала с 7 до 10 пенсов за фунт и, наконец, до 14 пенсов – и некоторых налогов на потребление. Однако таких мер оказалось недостаточно. К тому времени, как Гладстон ушел в отставку с поста министра финансов (его сменил сэр Джордж Льюис), правительство в 1854 г. столкнулось с дефицитом в 6,2 млн ф. ст. (его покрыли продажей казначейских векселей). В следующем году дефицит вырос еще в 4 раза. Льюис ввел новые налоги, что позволило пополнить казну на 5,5 млн ф. ст., и все же в 1855 г. сохранялся дефицит в размере 22,7 млн ф. ст. У правительства не оставалось иного выхода, кроме обращения к Сити; поскольку Бэринги попали в немилость, это означало только одно: Нью-Корт.
В 1855 г. Лондонский дом разместил весь заем стоимостью в 16 млн ф. ст. В феврале следующего года – к тому времени война, разумеется, уже закончилась – он получил единственное предложение еще на один заем в 5 млн ф. ст.; а в мае Лондонский дом выпустил последний транш в 5 млн ф. ст. В обоих займах 1855 г. Лайонел сначала предложил немного меньше того минимума, который установил канцлер казначейства, но позже, не колеблясь, согласился на условия правительства. Трудно сказать, насколько большое значение имели такие торги; Лайонелу удалось выговорить лишь немного выше, чем текущий рыночный спрос на консоли, поэтому о том, что банк получил неоправданную прибыль, не могло быть и речи. Лайонел, возможно, стремился не столько к прибыли, сколько к возможности показать себя настоящим патриотом, имея в виду свои планы пройти в парламент. С другой стороны, займы 1856 г. разошлись с большим превышением подписки (почти в 6 раз больше в феврале и в 8 раз – в мае). Палмерстон увидел в этом признак уверенности Сити в правительстве; возможно, займы также доказывали, что канцлер казначейства после победы проявил чрезмерную щедрость.
Во Франции возрождение влияния Ротшильдов на государственные финансы на самом деле началось еще до войны. 14 марта 1852 г. Наполеон III объявил о конверсии. В его намерения входило урезать стоимость обслуживания долга, сократив выплату процентов по большой части государственного долга с 5 до 4,5 % [38]. У инвесторов было 20 дней, чтобы выбрать, согласиться ли на новые условия (4,5 %) или обменять свои пятипроцентные облигации на наличные. Такой шаг правительства можно считать оправданным в макроэкономическом смысле как часть плана понижения процентной ставки и оживления деловой активности. Однако, столкнувшись с внезапным проседанием цены пятипроцентных облигаций (с 103 до 99 всего за десять дней) и боясь, что неожиданно большое число держателей облигаций захочет избавиться от своих ценных бумаг вместо того, чтобы обменивать их на новые, министр финансов Жан Бино вынужден был обратиться к банкирам. Самую большую долю в последующей операции поддержки взяли на себя не Перейры, а банки Хоттингера и «Братья де Ротшильд». Банки скупали пятипроцентные рентные бумаги, добившись того, что их цена снова поднялась выше номинала; Банк Франции способствовал скупке, продлив процесс дисконтирования против ренты. Маневр достиг цели, и большинство рантье обменяли свои «старые» бумаги на новые.