Мощный сигнал (ЛП)

Я толкался бедрами вверх, но этого было мало. И не шло ни в какое сравнение с фантазией у меня в голове, где я представлял на месте своей руки руку Кая и то, как он улыбался, доводя меня до предела, как смотрел неотрывно в глаза, а потом целовал…
Сдержать вырвавшийся из моего горла крик было попросту невозможно. Наверное, вся база услышала, как я кончал, и сначала, пока моя рука еще сжимала основание члена, а пальцы ног комкали простыню, мне было плевать. Но потом я спустился с вершины оргазма, мое тело остыло…
И пришло чувство вины.
Медленно выдохнув, я расслабился на кровати и закрыл глаза.
Я нарушил равновесие и без того шаткой ситуации, и теперь пришло время остановиться. Отныне если я и буду заходить к нему на канал, то исключительно с целью узнать его слабые стороны в пвп, чтобы потом надрать ему зад в FWO. С односторонней одержимостью было покончено.
Было ли? Или я себе лгал?
Мои мысли снова перенеслись на XXXTube. Геймер Твинк. Не Геймер Кай. Вдруг он не хотел, чтобы люди связали эти две личности воедино? Вдруг диванные детективы сделали это вместо него? Или хуже — раскопали о нем что-то еще? При желании узнать телефон человека или то, где он живет, не составляло труда.
Вдруг он об этом не знал?
Вытерев руку о свою и без того несвежую простыню, я толчком поднялся с кровати, вернулся за стол и запустил FWO.
— Одну черту я уже пересек, — пробормотал я. — Хоть хлопну дверью перед уходом, а потом забью на это дерьмо.
 
Глава 3
Кай
Наблюдать за тем, как Шон ест — сейчас он уминал гору спагетти, — было, как всегда, увлекательно. Сам я съел пару макаронин и одну тефтельку, а оставшееся переложил ему. Он даже не заметил.
Тинэйджеры...
— Ну что, ты уже поговорил с Кеандрой?
— С кем? — с набитым ртом спросил он.
— С Кеандрой. Твоей партнершей по химии. У которой огромные буфера. — Я, конечно, не видел вышеупомянутые буфера своими глазами, но о них не раз (а точней, много раз) рассказывал Шон.
Говорю же — тинэйджеры...
Он опустил взгляд в тарелку, и его тонкие черные косички свесились до подбородка.
— Не-а.
— Почему?
— Ну... я не знаю, о чем говорить.
Я опустил ноги на пол.
— Похвали ее одежду или прическу.
— Девчонкам нравится эта херь?
Я никогда не делал ему замечаний за брань. Здесь, в пределах своей квартиры, я разрешал ему быть тем, кем он хотел. Я не был его отцом. Определение «друг» тоже не подходило. Наверное, меня можно было назвать кем-то вроде его белого старшего брата. Хотя иногда мне казалось, что он делает для меня гораздо больше, чем я для него.
Я вздохнул.
— И всем людям, балда.
Секунду его лицо не менялось, а потом он рассмеялся.
— Окей.
— Я совершенно серьезно! И пригласи ее на свидание. Ты же с машиной.
— Можно попробовать.
— Ну или не приглашай. Решай сам. — Какое-то время я наблюдал за тем, как он возит остатки макарон по тарелке. — Как твоя мама?
Тут он скривился.
— По-прежнему встречается с тем придурком.
— С каким?
— Ты его видел. Такой патлатый белый чувак. Длинный, но тощий. Я одной левой могу его сделать.
Мои брови подпрыгнули вверх.
— А есть за что?
— Пока нет. Я не знаю. Что-то в нем напрягает. Он пялится на меня, словно ждет не дождется, когда я свалю в колледж, чтобы захватить у нас власть или типа того.
Я не знал, насколько оправданными были его подозрения. Возможно, Шон просто волновался за мать, ведь летом ему предстояло уехать. Они очень долго жили только вдвоем, поэтому его было сложно винить за гиперопеку.
— Кто знает... может, в итоге он окажется неплохим человеком, — предположил я.
Шон, дернув плечом, собрал наши тарелки, отнес к раковине и, выбросив остатки в мусорное ведро, положил в посудомоечную машину. Таков был наш уговор. Я кормил его, а он убирал со стола. Конечно, он мог готовить себе и сам. Он занимался этим с самого детства, поскольку его мать работала на двух работах и редко бывала дома по вечерам, но ему нравилось, когда все справедливо.
Мы познакомились четыре года назад — ко мне постучался тощий тринадцатилетний пацан в мешковатой толстовке, который с плохо скрываемой настороженностью попросил одолжить ему консервную открывалку.
До сих пор ко мне еще не заходили соседи. Жители нашего дома не общались друг с другом, хотя я пару раз видел, как он и его мать заходят в квартиру напротив.
Уж не знаю, что меня побудило в тот день выйти наружу, но вместо того, чтобы выполнить его просьбу, я пошел с Шоном к нему. И на кухне увидел банку готового супа, сломанную открывалку и нож, которым он пытался отковырять крышку. Я представил, как он случайно оттяпывает им полруки, и что-то во мне надломилось.
Я пригласил Шона к себе и накормил его томатным супом и бутербродами с сыром.
С тех пор он периодически заходил ко мне в гости, став единственным человеком, который когда-либо переступал мой порог. Теперь он был уже не тощим тринадцатилеткой, а семнадцатилетним членом школьной футбольной команды, который ел за троих. По нему это было видно. Он, наверное, мог выжать мой вес.
— Если будешь пилить меня на тему Кеандры, — сказал он, — то я начну спрашивать, почему ты не выходишь из дома.
Я подавил раздражение. Шон редко заводил разговор о моей нелюдимости, но я знал, что он беспокоится за меня. Мои дела не всегда были так плохи. Я, конечно, и раньше не отличался общительностью, но взаимодействовать с социумом кое-как умудрялся. Даже танцевал в небольших мюзиклах. Хоть меня и тошнило перед каждым спектаклем.
По мере того, как мой тревожный невроз набирал обороты, я начал брать все меньше и меньше ролей и завел канал на твиче. Как только у меня появились подписчики, а затем спонсоры, стримы стали приносить в разы больше денег, чем сцена. И — как приятный бонус — теперь я мог не блевать.
По прошествии времени я осознал, что, если зарабатывать исключительно на твиче, то у меня отпадет необходимость в принципе выходить из квартиры. И теперь, три года спустя, подозревал, что выйти на улицу уже не смогу. Социофобия начала приближаться к агорафобии.
Иногда я казался себе похожим на дерево, растущее в непроходимом лесу. Если оно упадет, то кто об этом узнает? И вспомнит ли кто-нибудь обо мне, о том, что я жил, когда через много лет я умру? Господи, эта мысль вгоняла в депрессию.
Я надеялся, что хотя бы Шону будет меня не хватать.
— Лучше не надо.
— Может, ты тоже сходишь с кем-нибудь на свидание?
Я мог ответить только категорическим «нет». Мой круг общения ограничивался людьми из интернета, и мысль о реальной встрече с кем-то из них — как бы они ни были мне симпатичны, — не вызывала энтузиазма. Но я не знал, как объяснить свое затворничество, не ощущая себя симулянтом.
— Нет.
Я никогда ни с кем не встречался в полном смысле этого слова. Максимум, что у меня было — это короткие связи без обязательств, которые прекратились одновременно с моей танцевальной карьерой. Представляю свою вводную на свидании... Привет. Меня зовут Кай. Я трачу все свое время на игры и никогда не выхожу из квартиры. Еще я когда-то дрочил за деньги на камеру, и теперь эти видео можно найти по всему интернету.
Шон закатил глаза.
— Если я приглашу Кеандру на свидание, ты поможешь мне выбрать одежду?
— То, что я гей, еще не значит, что я обожаю консультировать на модные темы.
Шон нахмурился.
— Я ничего такого в виду не имел. Просто мне нужна помощь, а напрягать маму я не хочу, потому что она вырубается, как только приходит с работы.
— О. Ну тогда, конечно, я помогу.
Мне стало мучительно стыдно, но он, вмиг забыв о моей некрасивой реплике, улыбнулся. В то время как я анализировал и прокручивал в голове все и вся, Шон — типичный тинэйджер — не заморачивался на мелочах.