Венец безбрачия
Я чувствовала себя самой гостеприимной хозяюшкой на свете, вспоминая те замечательные времена, когда могла спокойно искупаться или принять душ. Мне кажется, что скоро от моего запаха будут шарахаться даже облезлые любители микрофинансового кредитования «На опохмел». Кредитованием на микро- и макропопойку, я обычно не занималась, понимая, что раз мужик накопил в себе основные качества: две руки, две ноги и голову, то он априори может работать. Есть ведь ряд работ для мозговых меньшинств, не требующие участия основного органа?
— Тебе соли сколько сыпать? — раздраженно спросила я, доставая пять килограммов соли, которую еле притащила из магазина.
— Уже не надо, любимая… Когда у нас начинается брачный сезон, мы выходим в пресные воды… — сладенько заметил русал, встряхивая мокрыми волосами. — Паховые пластины раскрываются навстречу любви…
Сдержать радостный возглас было нелегко.
— Любимая моя, правильно говорить «вобла»! На конце «а», а не «я». Первый, кто приплывет на твой зов, станет твоей судьбой! Ты приплыла на мой зов… Считай, что море нас поженило! Так что ты — моя жена!
Я даже знаю, как называется это море! Море неприятностей!
— Послушай, русал! — прокашлялась я, пытаясь отдышаться после уборки. — Я пока что замуж не… Мне нужно получить благословение родителей… Для меня это очень важно!
— И после этого можно спариваться? — осведомился Оху, вылезая из своего «аквариума».
Спариваться? Я уже спарилась! И запарилась! Попробуй тридцать тазиков воды вычерпать, а потом с тряпками по полу ползать! Перед глазами промелькнула фотография папы с огромным сомом в руках, которая украшает семейный альбом.
— Понимаешь, мой отец — рыбак! — вздохнула я, как бы намекая, что улов дочки сильно порадует сердце старика. «Чтобы рыба хорошо засолилась…» — продолжал мамин голос, который я отгоняла, разглядывая чешуйчатый хвост.
— Бывает! Только я — не русал, глупая устрица, — игриво заметил Оху, лаская меня взглядом и протягивая ко мне накачанную руку. — Я — тритон!
— А я не устрица, я — планктон! Офисный планктон! — я отползла подальше, поправляя полотенце на сушилке и ногой расправляя влажный туалетный коврик.
Уже два часа я лежала на кровати, прижимала к груди подушечку, мучимая позывами в туалет. Из ванной доносилось горловое пение на повышенных децибелах. «Плыви ко мне, жена моя! На солнце блещет чешуя! Люблю и хвостик твой, и спинку! Хочу, чтоб каждая икринка была похожа на меня!» Нет, такими темпами слово «вобла» я никогда не научусь говорить правильно! «Плыви ко мне, я уже засох от любви! Плыви ко мне! Иди ко мне!» — орал тритон, но что-то мне подсказывало что, не «иди ко…», а «иди от…». Ну да ладно. Я уже наслушалась про трепет паховых пластин сохнущего от любви тритона, поэтому перестала обращать внимание на туалетные серенады.
В коридоре прозвучала трель звонка, внеся некое музыкальное разнообразие. На пороге стоял хмурый мужик, сплевывая окурок. На плече у него была сумка и моток проволоки.
— Показывайте свой стояк! — прохрипел сантехник, глядя на мой потолок. — Где ванная? Пошли смотреть стояк!
Перед глазами всплыл тритон, мучимый определенной проблемой. Нет, ну я, конечно, могу водить экскурсию в личный похотливый «Дельфинарий», но за большие деньги.
— Простите, давайте попозже! — взмолилась я, выпихивая сантехника за дверь. — Смотрите, у меня с потолка течет! Так что течь в квартире выше! У меня все в порядке!
Дверь закрылась, шаги стали подниматься выше, где уже собрался боязливый соседский консилиум.
— Звоните хозяину! — раздался хриплый голос сантехника. И все дружно принялись объяснять, что хозяин как раз ждет «звонка», ибо в местах не столь отдаленных он, как в школе, на десять лет. «От звонка до звонка». И чем дальше выпускной, тем лучше для соседей, ибо сдали его именно они. Я успокоилась, отлипла от глазка и побрела в комнату, устало упав на кровать.
— Иди ко мне, жена моя! — орал тритон, страдая от неземной во всех смыслах любви.
По запросу «развод» и «тритоны» мне выпадали правила чистки аквариума и основы ухода за маленькими неприхотливыми ящерками. Мой взгляд грустно скользнул в сторону ванной. Я всегда удивлялась, что может делать мужик в ванной сорок минут? Мне за сорок минут удавалось управиться с масками, гелями, скрабами и всем остальным, а он с универсальным гелем-шампунем в одном флаконе заседает почти час! Тихо! Он что? Успокоился? Уснул? Утонул? Утопился от неземной любви?
Неумолимые позывы заставили меня мучительно повернуться на другой бок, привстать, пострадать немного, а потом залезть ногами в тапки и прокрасться в сторону ванной. В абсолютной тишине и темноте, боясь лишний раз шелохнуться, я осторожно откинула седельце, и, тут же возникло такое чувство, словно мне приспичило в гостях. По закону подлости, как только я закрываю дверь в чужой санузел, стихают все звуки, музыка и голоса. Создается впечатление, что где-то под дверью стоят хозяева и гости, приложив уши к той самой заветной дверке со щеколдой, за которой заседаю я. «А что она там делает?» — спрашивает кто-то в моем страшном сне. «Срезает струями эмаль на нашей бесценной керамике!» — шепотом отвечают хозяева. И нервно прислушиваются.
Боясь лишний раз шелохнуться, затаив дыхание, я стала натягивать трусы обратно, как вдруг меня схватили и потащили в ванну! Я зацепилась за полку, перевернула шампунь и гель для душа, звякнула расческой и завизжала.
— Тебя ждет океан нежности! — шептал тритон, покрывая мою шею поцелуями, слегка притапливая меня. Мои пальцы намертво вцепились в скользкий бортик ванны обожания! По ногам ерзало что-то холодное и скользкое, а я усиленно пыталась вынырнуть и сделать глоток воздуха, но мне его пытались перекрыть поцелуем. Инстинкт самосохранения требовал пнуть его между ног! Когнитивный диссонанс слегка растерялся. Меня снова окунули в ванну, наседая на меня всем телом и покрывая поцелуями. «Му-му!» — промычала я, пытаясь сделать вдох, вылезти и сплюнуть воду с морской капустой. Судя по запаху изо рта — Оху, точно, ел. Голод — не килька.
Несколько раз я выныривала из омута, чувствуя, как намок мой халат и как медленно соскальзывают пальцы с бортиков. Это — страсти, а не страсть! Пальцы свободной руки нащупали упавший в ванну флакон. Струя шампуня брызнула в лицо без пяти минут счастливого обладателя меня! Закашлявшись, растирая глаза, тритон несколько ослабил напор влюбленного тунца, чем я и воспользовалась, выскользнув из ванны. Бедолага сидел и кашлял пузырями, страдальчески глядя на меня одним глазом. При попадании в глаза — промыть водой! Спасибо вам, уважаемые производители, за ядреные химикаты!
— Проклятые чайки! — откашливался тритон, поглядывая куда-то вверх, пока по его лицу стекала серебристо-серая масса.
Мне показалось мало, поэтому я схватила второй шампунь и щедро вылила на голову кашляющего тритона! Высунулся из воды — лови примету к сокровищам затонувших кораблей! Мне подмигнул бреющий над закатным морем жирный и отлично покушавший баклан, как бы намекая, что гадить он хотел на такие брачные перспективы.
— Не трогай меня! — прошипела я, вооружившись освежителем воздуха и отходя на безопасное расстояние. С мокрого халата на пол лилась вода.
— Что это? — стонал страдалец, пытаясь смыть с себя половину тюбика шампуня, но лишь взбивая пену. В моей руке был зажат гель для душа и освежитель воздуха.
— Я сейчас открою эту штуку! — заявил Оху, положив руку на кран и возомнив себя Богом. — И снова здесь будет озеро!
На кухне зазвонил телефон, отвлекая меня от проклятого шантажиста. Настойчиво и упорно звонила мама, активно интересуясь моей личной жизнью. Ей, видите ли, нужны внуки! Срочно!
— Мама, внуки будут сегодня! Я тебе обещаю! Тебе сколько? — прокашлялась я, чувствуя, как липнет к спине намокший халат. — Цвет, возраст, пол… Напиши в эсэмэске, чтобы я не перепутала, когда буду собирать по всему миру детишек! Я соберу, а потом тебе сгружу! Будешь воспитывать! Кровиночки?.. Да они мне как родные будут!.. Что значит, яжемать? Один раз в месяц всей семьей приезжать, и достаточно? И фотографии высылать? Я могу тебе высылать фотографии чужих детей! С таким же успехом!.. Ты хочешь сказать, чтобы я рожала, как хомячиха, дабы один раз в месяц ты их понянчила?.. Так, все, мама! Прекрати! Мужской голос? Да… Я же тебе говорила! Я живу не одна!