Двоедушница (СИ)

Забыв про боль и вообще всё на свете, я поднялась на ноги.
— Да ты совсем страх потерял! — не своим голосом закричала я, сбрасыва шлем на землю.
Небо озарила вспышка молнии. Гром ударил так, что, казалось, земля сейчас расколиться пополам. Штормовой ветер острыми льдинками направил усилившийся дождь ему в лицо, но Игорь лишь самодовольным и изящным движением заправил растрепавшиеся волосы.
— Я впечетлен. Теперь мне ясно, почему мой старый друг так тебя оберегает. Талант на лицо. — Новый порыв обрушился на его голову, заставляя остступить назад. — Он ведь тебе не рассказывал ничего? — завернувшись в пальто, преспокойно спросил Игорь. — Судя по всему, нет. Ты знаешь, ведь не я здесь злодей.
— Умираю от желания узнать, кем же ты себя считаешь, — саркастично ответила я.
— Я — часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо, — театрально процитировал он. Я криво усмехнулась. Серьезно? Фауст? Да он псих!
— Вот и сделай благо: избавь меня от своего присутствия, — дотрагиваясь до бесполезно болтающейся левой руки, я скривилась от боли.
Силы быстро покидали меня. Ветер начал стихать, а дождь снова мелко моросил. С волос ручьем стекала вода. Действие адреналина заканчивалось, и моё собственное тело начало подводить меня.
— Неужели ты не видишь очевидного? Он не тот, за кого себя выдаёт! Ты совсем не знаешь Костю! Не говоря уже обо мне, и о том, что произошло!
— Знаешь, у каждой проститутки своя печальная история, — устало ответила я. Его лицо исказилось злостью. Схватив меня за косу, он с силой дёрнул и притянул к себе.
— Если тебе нравится себя обманывать, верить каждому его слову, считать меня мерзским типом — флаг тебе в руки! Но мы с тобой похожи больше, чем ты можешь себе представить, милая! Я, по крайней мере, стал таким в силу обстоятельств, а вот ты… Ты родилась такой!
Я пыталась вырваться, но он оказался гораздо сильнее, а мне было слишком больно. Сжав холодными пальцами моё лицо, чтобы я не отвернулась, он буквально впился в меня взлядом.
Краешек моего сознания зафиксировал, что один глаз у него жёлто-зелёный, а второй серо-голубой. Странно, что я только сейчас заметила это.
Мне казалось, что я упаду в обморок, но яркие образы из моего прошлого начали всплывать в моей голове: ссоры с мамой, когда я кричала, чтобы она не лезла в мою жизнь; школьная подруга, которая давно перестала со мной общаться; парень, который покончил собой…
Моё сознание проваливалось всё глубже в самые тёмные уголки моей души. Он выворачивал меня на изнанку, обнажая то, что я не хотела признавать даже самой себе, и я ничего не могла с этим поделать. Я просто падала, падала и падала в бездну собственной тьмы.
— Убери от неё свои лапы! — Костин голос вырвал меня из состояния овоща. Он стоял метрах в шести от нас, но увидеть с какой стороны мне мешали темные пятна так и танцующие перед глазами.
— А вот и наш герой, — усмехнулся он, похоже испытывающий большую, чем я радость от его появления. Игорь выпустил меня из рук, словно тряпичную куклу, лёгкую и невесомую.
Грязь неприятно чавкнула подо мной. Ноги в ней разъезжались, поэтому попытку подняться я быстро отбросила, сосредоточившись на почти востановившемся зрении и поисках Кости.
Темнота клубилась вокруг него, сгущаясь и преображая очертания его лица и тела, растягивая их в ширину и в высоту, добавляя недостающего объёма телу до тех пор, пока оно не перестало быть человеческим.
Глава 8. Карты на стол.
— Давай, — смеялся Игорь, — покажи, кто ты есть на самом деле!
Звериное рычание сотрясло каждый камень, каждую лужу и каждую ветку дерева, как бы отвечая: я есть неизбежность. Вызов был принят, и огромный бурый медведь пошел в наступление.
Всё произошло быстро. Один взмах когтистой лапы, и Игорь отлетел за пределы моей видимости. Он даже не пытался защищаться.
Я сидела на земле, как сломаная игрушка, брошеная в грязь потерявшим интерес ребёнком. Перед глазами снова заплясали пятна, веки стали тяжелыми. Теплая рука приподняла мой подбородок. Карие глаза, человеческие глаза, с тревогой смотрели на меня, пока я не погрузилась в темноту.
***
Макс влетел в приёмное отделение больницы, когда я подписывала отказ от госпитализации. Ненавижу больницы. В одной из таких под зорким присмотром врачей ушли из жизни трое моих знакомых. Я лучше как-нибудь сама, дома, в собственной постели.
Его номер был последний в списке вызовов. Глупая фотка, где он держит меня на руках, сделаная на мой девятнадцатый день рождения, не заставила медиков усомниться в нашей близости. И вот он здесь: руки сжаты в кулаки, брови сдвинуты к переносице, сразу такой взрослый.
Он внимательно слушал диагноз и наставления травматолога: небольшое сотрясение, трещина в рёбрах, многочисленные ушибы левой стороны туловища; постельный режим, тоны обезболивающих, любовь и забота со всех сторон.
Купив в аптеке часть лекарств, мы вышли на улицу. На большее его самообладания не хватило, и мне минут пять пришлось слушать его вопли по поводу моей глупости, безответственности и всё в таком роде.
— Хорошо, что жива осталась, — подвел он итог.
— Теперь ты можешь отвезти меня домой, или мне прямо тут упасть?
Меня мутило. Не знаю, что за коктейль мне вкололи в больнице, но от него тело двигалось как на автопилоте. Немного клонило в сон, но не так, как когда ты устал. Никогда раньше я так не хотела домой.
Макс хотел остаться и помочь мне чем-нибудь, но больше всего мне было необходимо сейчас остаться одной. Он пообещал выяснить, что с моим мотоцилом, и, взяв с меня обещание, позвонить ему, если мне что-нибудь будет нужно, уехал.
Я вздохнула с облегчением, закрыв за ним дверь, но тут же пожалела, что не осталась в больнице. Костя стоял возле окна, перепачканый грязью, как и я.
Большая часть меня хотела верить, что всё случившееся мне просто померещилось, что мои воспоминания не более, чем попытка мозга абстрагироваться от факта аварии посредством воображения. Но другая часть — крошечная и на редкость крикливая — уже вовсю била тревогу.
— Я хотел сам позаботить о тебе, но водитель маршрутки уже вызывал скорую. Мне пришлось уйти. — Я не ответила. — Выслушай меня, пожалуйста. Я не причиню тебе вреда, ты же знаешь!
— Знаю? — хрипло ответила я. — Нет, я тебя не знаю! Я вообще ничего не знаю!
Возможно, правильно было бы выгнать его, и просто забыть обо всём, ведь я впустила в свою жизнь, в свой дом человека, о котором ничего не знала, который, возможно, даже и не был человеком.
Теперь же, по своей собственной дурости, я оказалась втянутой в историю, начало которой было мне не известно так же, как и роль, отведённая в ней мне.
— Я не хотел, чтобы всё так сложилось! Всё должно было быть по-другому! — сокрушался Костя.
— Что всё, Костя? Что всё? Твоё превращение? Или то, что твой знакомый чуть не вытряс из меня душу? — Голос сорвался. Всё это снова навалилось на меня, словно случилось буквально минуту назад, нанесло сокрушительный удар, выбивая почву из-под ног. Комната поплыла. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть. Костя рванулся ко мне, но я жестом остановила его.
— Не подходи ко мне!
Спотыкаясь о собственные ноги, я направилась в ванную. Грязь хоть и засохла, но воняла как гнилой арбуз. От этого запаха меня ещё больше подташнивало.
— Я хочу тебе помочь, ты едва на ногах стоишь, — настаивал он. Подавив приступ рвоты, я посмотрела на него.
— Мне нужны ответы.
— И ты получишь их! Но как я смогу тебе их дать, если ты упадёшь в обморок?
Немного подумав, я согласилась. Тупо и не логично, но в сложившейся ситуации все уже и так было как в болоте: чем сильнее сопротивляться, тем глубже и быстрее затянет.
— Не бойся меня, — прошептал он, глядя мне в глаза. — Ты можешь мне доверять. Я всё тот же уличный бродяга, рискнувший тебя ограбить.
Его глаза излучали столько тепла, мольбы и искреннего беспокойства, что меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, конечно, хреново все оказалось. С другой же — наоборот что ли.