Алекс
Затем снова повернулся к плану.
— Что мы получим? — спросил Луи.
— Половину того, что нужно. И Армана в придачу.
Камиль не отрывал глаз от плана. Даже вытянув руки вверх, он едва мог коснуться Шестого округа. Для того чтобы добраться до Девятнадцатого, ему пришлось бы подставить стул. Или взять указку. Но с указкой он выглядел бы как учитель начальных классов. За много лет работы чего только он не придумывал с этими планами — вешал их на стену как можно ниже, или клал прямо на пол, или разрезал на отдельные участки, которые располагал в одну линию… Но любой из этих способов решал лишь его проблему, а для всех остальных создавал неудобства. Поэтому Камиль и дома, и в своем рабочем кабинете, и в других местах — например в Институте судебной медицины, — использовал различные приспособления. По части стульев, табуреток, стремянок, подножных скамеечек он был настоящим экспертом. У себя в кабинете, когда требовалось достать с верхней полки папку либо что-нибудь из архивов или из технической документации, он использовал легкую алюминиевую стремянку — узенькую и не слишком высокую, — а для того, чтобы как следует разглядеть план Парижа, — специальный библиотечный табурет на колесиках, который легко передвигать и при необходимости закреплять в неподвижном положении. Сейчас он подкатил к себе этот табурет, взобрался на него и стал пристально изучать улицы, сходящиеся в точке, где произошло похищение. Нужно будет создать несколько рабочих групп, чтобы тщательно изучили каждый прилегающий сектор. Задача заключается в том, чтобы четко ограничить периметр действия. Камиль обозначил основной район поисков, затем вдруг перевел взгляд на свои ноги, немного поразмыслил, после чего повернулся к Луи и спросил:
— Тебе не кажется, что я похож на придурочного генерала?
— В вашем представлении, я полагаю, все генералы придурочные…
Они пытались шутить, хотя на самом деле почти не слышали друг друга. Каждый оставался погруженным в собственные размышления.
— И все-таки… — задумчиво произнес Луи. — Ни один фургон похожей модели в последнее время не был украден. Разве что наш похититель готовился к преступлению очень давно, по меньшей мере несколько месяцев… Иначе получается, что он увез жертву в своем собственном фургоне, а это куда больший риск. Так его гораздо проще вычислить.
— А может, он дурак, — послышалось от двери.
Камиль и Луи обернулись. Это был Арман.
— Если он дурак, дело и вовсе плохо, — тогда его действия совершенно непредсказуемы, — со вздохом ответил Камиль. — Это только усложняет ситуацию.
Они обменялись рукопожатиями. Арман работал с Камилем больше десяти лет, девять с половиной из которых — под его непосредственным руководством. Это был невероятно тощий человек с грустным выражением лица. Одной из самых примечательных черт его натуры была невероятная, патологическая скупость — она, словно гангрена, поражала всю его жизнь. Он боялся потратить лишний грош и экономил на всем подряд. По теории Камиля, это было вызвано подспудным страхом смерти. Луи, который, помимо всего прочего, изучал и психоанализ, подтвердил его правоту с научной точки зрения. Камиль возгордился, неожиданно выяснив, что разбирается в таких тонких материях, которыми к тому же никогда специально не занимался. Однако в профессиональном плане Арман был незаменим — настоящий трудоголик, неутомимый как муравей. Если ему выдать телефонный справочник любого города и поручить проверить номера всех абонентов, после чего оставить его в покое на год, по истечении этого срока выяснится, что работа выполнена со всей добросовестностью.
Арман всегда испытывал по отношению к Камилю беспримесное восхищение. Когда он узнал, что мать Камиля — знаменитая художница, это восхищение превратилось в поклонение Он коллекционировал газетные вырезки, посвященные ей. Он хранил в своем компьютере все репродукции ее работ, которые ему удалось найти в Интернете. Когда выяснилось, что ее непрерывное курение во время беременности послужило причиной физического изъяна Камиля — его маленького роста, для Армана это стало настоящим ударом. Он пытался примирить противоречивые чувства — восхищение ее творчеством, в котором он мало что понимал, но которое принесло ей славу (что само по себе было поводом к восхищению), и горечь оттого, что эта талантливая женщина оказалась настолько эгоистичной. Но такая двойственность вызывала у него душевный дискомфорт, и он стремился как-то снять это противоречие. Дать своему кумиру шанс, если можно так выразиться. До сих пор, когда Арман встречал где-то упоминание о Мод Верховен или о ее творчестве, он ничего не мог с собой поделать — его вновь охватывал восторг. Это было сильнее его.
— Тебе, а не мне стоило бы родиться ее сыном, — заметил однажды Камиль.
— Это было бы низко, — пробормотал в ответ Арман, не лишенный чувства юмора.
Когда Камиль оставил работу, Арман, как и другие сослуживцы, навещал его в клинике. Он обычно ждал, пока кто-нибудь его подвезет, чтобы не платить за проезд, и всегда являлся с пустыми руками, объясняя это сотнями разнообразных причин. Такой уж он был, Арман. Однако то, что случилось с Камилем, потрясло его не на шутку. Его сострадание было совершенно искренним. Так почти всегда бывает — вы годами работаете с одними и теми же людьми, а потом выясняется, что вы их почти не знаете. Когда неожиданно происходит какой-то несчастный случай, семейная драма, болезнь, смерть — вы понимаете, что ваши представления об этих людях по большей части сложились из каких-то случайных обрывков информации. Арман обладал душевной щедростью, пусть даже поначалу это открытие казалось нелепостью, почти безумием. Конечно, это проявлялось не в денежных затратах и ничего ему не стоило, но у него было большое сердце. В отделе, разумеется, никто в это не поверил бы — если бы Камиль поделился своим неожиданным открытием с сослуживцами, над ним хохотали бы все, у кого Арман то и дело одалживался по мелочам — или, говоря короче, попросту все.
Когда Арман навещал его в клинике и Камиль давал ему денег, чтобы он принес газету, журнал или пару стаканчиков кофе из автомата, тот оставлял себе сдачу. А когда он уходил, Камиль видел в окно, как он стоит на парковке и терпеливо дожидается, чтобы кто-нибудь подвез его до такого места, откуда можно будет дойти до дома пешком.
А все-таки встреча после четырехлетней разлуки причиняла ему боль. Хотя с этого момента, в сущности, почти вся изначальная команда была в сборе, не хватало лишь Мальваля. Выгнанного из полиции после долгого служебного расследования, тянувшегося несколько месяцев. Что-то теперь с ним стало… Камиль предполагал, что Луи и Арман видятся с ним время от времени. Но сам он не мог.
И вот они втроем стояли перед огромным планом Парижа, не говоря ни слова, — можно было подумать, что они собрались здесь для безмолвной общей молитвы. Наконец Камиль, сбросив оцепенение, указал на план.
— Ладно. Луи, действуем как договорились. Ты займешься поисковыми группами. Прочешите все мелким гребнем.
Затем повернулся к Арману:
— А тебе, Арман, остается белый фургончик самого обычного вида, с самыми обычными шинами, и обычный ресторан, где подают ничем не примечательную еду, — там в последний раз ужинала жертва… Да, и еще билетик на метро… Как видишь, у тебя большой выбор.
Арман невозмутимо кивнул.
Итак, ключевые задачи были распределены.
Осталось продержаться один день до возвращения Мореля.
9
В первый раз, когда он вернулся, сердце подскочило у Алекс в груди. Она услышала его, хотя не нашла в себе сил повернуться и посмотреть. Шаги у него были тяжелые и разносились эхом, словно сигналы приближающейся угрозы. Алекс представляла себе его появление вот уже много часов. Она видела себя истерзанной, изнасилованной, убитой. Она почти воочию видела, как клетка опускается, чувствовала, как человек хватает ее за плечо, вытаскивает наружу, хлещет по щекам, избивает, овладевает ею, подвергает пыткам и наконец убивает. Как и обещал. «Я хочу посмотреть, как ты будешь подыхать, грязная шлюха». Когда женщину называют грязной шлюхой, это означает, что ее хотят убить, разве нет?..