Алекс

Ее голова то и дело падала на грудь, рывком поднималась, снова падала. От усталости, бессонницы, боли она впала в полубессознательное состояние. У нее совсем помутился рассудок от ужаса перед крысами — теперь они мерещились ей буквально повсюду.
И вдруг, сама не зная почему, она ощутила твердую уверенность, что Трарье больше не вернется, что он оставил ее насовсем. Если он вернется, она все ему скажет. Она повторяла раз за разом, словно заклинание: пусть он вернется, и я ему все скажу, чтобы покончить с этим. Она на все согласна — лишь бы он побыстрее ее убил. Все лучше, чем крысы…
Они спускались по веревке друг за другом каждый день, как только начинало светать. Они возбужденно попискивали. Они знали — она принадлежит им.
Они даже не хотели дождаться, пока она умрет. Они были слишком возбуждены. Никогда еще они не дрались между собой так ожесточенно, как сегодня утром. Они подвигались все ближе и ближе, тянули к ней свои мерзкие усатые морды, обнюхивали ее… Они еще ждали, пока она потеряет последние силы, но все сильнее проявляли нетерпение, все больше нервничали. Когда они решат, что уже пора?.. Кто подаст им знак?
Неожиданно для себя она вдруг вынырнула из своего оцепенения, и на короткое время ее рассудок прояснился.
Фраза, которую он произнес… «Я хочу посмотреть, как ты сдохнешь». Именно так он сказал в самом начале. Позже она никак не могла вспомнить точно, ей казалось, что он сказал: «Я хочу посмотреть, как ты будешь подыхать». Но нет. Он хотел увидеть ее уже мертвой. Значит, до тех пор пока она не умрет, он больше не появится.
Черная крыса с рыжими подпалинами сидела на задних лапках прямо у нее над головой, возбужденно попискивая. Иногда она топорщила усы, вздергивая верхнюю губу, и тогда становились видны ее зубы.
Алекс оставалось только одно… Она вытянула дрожащую руку и просунула кончики пальцев в узкую щель между двумя досками. Раньше она старалась не задевать эти доски, потому что край одной из них неровный, и о него можно занозиться, — но, несмотря на все предосторожности, несколько раз оцарапалась. Она просовывала пальцы в щель, миллиметр за миллиметром, дерево слегка поскрипывало, она продвинулась еще немного, сконцентрировалась, собрала все силы, которые у нее еще оставались, и надавила на доску. Задуманное удалось ей не сразу, несколько раз она возобновляла попытки, но наконец дерево хрустнуло. В пальцах Алекс оказалась длинная, сантиметров в пятнадцать, и острая щепка. Она посмотрела вверх, в щель на дощатой крышке, сквозь которую виднелось брюхо крысы, сидевшей рядом с железным кольцом и тянувшейся от него к потолку веревкой. В следующий миг она резким движением просунула свое оружие в щель и изо всех сил ткнула им в крысу. Та заверещала, пытаясь уцепиться когтями за дерево, но, не удержавшись, полетела вниз с двухметровой высоты. Почти сразу вслед за этим Алекс вонзила щепку в собственную руку и, словно нож, повернула ее в ране. Она закричала от боли.
Из раны заструилась кровь.
  
20
 
Розелина Брюно не испытывала ни малейшего желания говорить о своем бывшем муже; все, чего она хотела, — хоть что-то узнать о сыне, исчезнувшем больше года назад.
— Четырнадцатого июля! — трагически произнесла она, словно исчезновение в день национального праздника имело для нее какое-то особое значение.
Камиль встал из-за своего рабочего стола и сел рядом с ней.
Раньше у него было два стула для посетителей — один с удлиненными ножками, другой — с укороченными. В зависимости от обстоятельств беседы он выбирал тот или другой. Психологический эффект в обоих случаях оказывался разным, но весьма впечатляющим. Однако Ирэн не нравились эти полицейские штучки, поэтому он от них отказался. Какое-то время эти стулья оставались в участке, служа в основном для розыгрышей новичков. Розыгрыши, правда, получались не особенно смешными, и в один прекрасный день оба стула куда-то исчезли. Камиль подозревал, что их утащил к себе домой Арман. Он словно воочию видел эту картину: Арман и его супруга сидят за обеденным столом, кто-то на чересчур высоком стуле, кто-то на слишком низком…
И вот, глядя на мадам Брюно, Камиль снова вспомнил об этих стульях, поскольку в данной ситуации они могли бы помочь ему создать атмосферу доброжелательности — а сейчас это крайне важно. Тем более что время поджимает. Камиль решил сосредоточиться на допросе, потому что, как только он задумывался о похищенной женщине, — его сознание тут же заполнялось хаотичным мельканием образов, мешающих рассуждать, поскольку они пробуждали воспоминания, от которых он терял почву под ногами.
К несчастью, с Розелиной Брюно они, что называется, не на одной волне. Она — маленькая хрупкая женщина, скорее всего, обычно весьма живая и подвижная, но сейчас — очень сдержанная, хотя явно встревоженная. Постоянно держится начеку и лишь сухо кивает в ответ на предварительные вопросы. Кажется, она уверена, что ее вызвали затем, чтобы сообщить о смерти сына. Такое предчувствие возникло у нее в тот самый момент, когда жандармы явились за ней в автошколу, где она работала.
— Ваш бывший муж покончил с собой прошлой ночью, мадам Брюно, — наконец произнес Камиль.
Даже несмотря на то, что она развелась с первым мужем почти двадцать лет назад, это известие ее потрясло. Она взглянула Камилю прямо в глаза. Чувство, пробивавшееся в ее взгляде, было неопределенным — в диапазоне от горечи («Отмучился!») до цинизма («Невелика потеря!»), но все же преобладало в нем сострадание. Какое-то время она молчала. Камиль заметил, что она похожа на птицу: острый нос, острый взгляд, угловатые плечи, остроконечные груди. Он очень хорошо представлял, как мог бы ее нарисовать.
— Как он умер? — наконец спросила женщина.
Учитывая обстоятельства развода, она, конечно, не слишком сожалела о покойном супруге; скорее уж, сказал себе Камиль, первый вопрос, которого следовало от нее ждать, — нет ли известий о пропавшем сыне. Но раз она его не задала, значит, на то есть какая-то причина.
— Дело в том, что его преследовала полиция.
Разумеется, мадам Брюно, памятуя о грубом обращении с ней бывшего супруга, понимала, что это за тип, но такая новость по идее могла бы стать для нее неожиданной. Гангстером-то он уж точно не был. Слова «преследовала полиция» должны вызвать у нее как минимум удивление — но этого не произошло. Она просто в очередной раз быстро, по-птичьи кивнула, но не выразила никаких эмоций.
— Мадам Брюно… — Камиль проявлял максимум терпения именно потому, что следовало действовать быстро, — я и мои коллеги считаем, что исчезновение Паскаля и недавняя смерть его отца связаны между собой. Точнее, мы в этом убеждены. Чем скорее вы ответите на наши вопросы, тем больше у нас будет шансов отыскать вашего сына в ближайшее время.
Для такой тактики можно найти множество смягчающих обстоятельств, но тем не менее — она была нечестной. Поскольку у Камиля не оставалось никаких сомнений в том, что молодой человек мертв. Этот шантаж по поводу розыска сына — просто маневр, довольно аморальный, но Камиль не испытывал угрызений совести, потому что таким путем он надеялся спасти еще живого человека.
— Несколько дней назад ваш бывший супруг похитил женщину. Молодую женщину. Он запер ее в каком-то месте, о котором мы не знаем, и покончил с собой, ничего нам не сказав. На данный момент она все еще там, в этом неизвестном месте. Со дня на день она может умереть, мадам Брюно.
Он произнес это нарочито медленно, чуть ли не по слогам. Розелина Брюно быстро повернула голову направо, потом налево, словно голубь. Видно было, что ее раздирают самые противоречивые чувства. Она колебалась, не зная, какой сделать выбор. «Какое отношение имеет эта история с похищением к пропаже моего сына?» — по идее вот какой вопрос ей следовало бы задать. Если она его не задает, значит, ответ ей известен.
— Нужно, чтобы вы рассказали мне, что вам известно о… нет-нет-нет, мадам Брюно, подождите! Вы, конечно, собираетесь мне сказать, что вы ничего об этом не знаете — и, уверяю вас, это самый худший вариант ответа из всех возможных! Я вас прошу, подумайте немного. Ваш бывший муж похитил женщину, которая как-то связана с исчезновением вашего сына. Не знаю, как именно — и тем не менее. И эта женщина вот-вот умрет.