Запретные нарциссы (ЛП)

— Он был охотником за состоянием, — сказал он. — Он почти погубил мою сестру. Я вовремя предотвратил их побег.
— Да, он был охотником за состоянием, — сказала она. — Я не забыла, как он вилял, когда вы прибыли за нами и притворились, что мой отец умыл руки и оставил меня без пенни. И как нетерпеливо он принял сумму, которую вы уплатили ему, чтобы он уехал без меня. Почему вы последовали за нами? Я никогда этого не понимала.
Им никогда не было легко в общении друг с другом. Она тоже не задавала вопросов. Она ждала, что он просто предоставит ей ответы без расспросов.
— Я бы не смог, будучи осведомленным, наблюдать, как он губит невинность, — сказал он.
— Так что вы сами сделали это вместо него, — сказала она.
— Да.
Его собака снова запрыгала, а затем в одиночестве убежала вынюхивать что-то среди деревьев.
На самом деле, она не справедлива. Это не было насилием. Она так же стремилась к этому, как и он.
— Я был способен обеспечить вас, — сказал он. — Я бы относился к вам с уважением. Я был бы верен вам.
Все то, чего не стал бы делать достопочтенный лейтенант Леонард Гастингс.
— Хорошо, — сказала она, — я отказала вам, даже зная все возможные последствия. И после этих пяти лет последствия все еще кажутся мне бесконечно более желанными, чем возможная альтернатива. Вы можете с чистой совестью возвращаться в Лондон.
Он не двигался и не сменил выражения лица. На этот раз, когда она отвернулась, он не пытался остановить ее. Она шла назад к перелазу, стараясь не спешить, стараясь не сорваться на бег. Ее спину покалывало. Ее ноги тряслись так, что она вынуждена была сесть на верх перелаза. Она уже должна быть вне его поля зрения, если только он не последовал за нею. Она не оглядывалась назад, чтобы выяснить это.
Вот теперь действительность лавиной обрушилась на нее. Ее пристальный взгляд бессмысленно скользил по дюнам к берегу и морю, от моря к песчаной дороге и домам за ней, среди которых был и дом ее тетушек. Именно он арендовал Ти Маур — маркиз Эшендон. Он приехал сюда из-за нее, из-за некого излишнего и совершенно ошибочного чувства долга перед ней. Должно быть, трудно человеку его гордости и положения знать, что он совратил знатную даму и что его попыткам привести все в порядок, женившись на ней, воспротивились.
Однако, она не ожидала такого от него. Она бы скорее подумала, что он покинул дом ее отца, чувствуя, что бремя вины и обязательств снято с его плеч. Она ожидала, что для него забыть ее — дело нескольких дней, самое большее — недель. Она ожидала, что он будет смаковать мысль о том, что ее выпороли и отправили в изгнание, из-за того, что она ввергла его в такую опасную ситуацию.
Почему он последовал за нею и лейтенантом Гастингсом? Почему он упорно ехал верхом целых два дня, чтобы перехватить их прежде, чем стало бы слишком поздно? Почему он уплатил лейтенанту Гастингсу такую огромную сумму из собственного кармана, чтобы тот отказался от притязаний на нее? Почему он подверг опасности собственную свободу, взяв ее с собой обратно в Лондон, когда мог бы просто послать за отцом и держаться подальше от всей этой истории?
Конечно, она и прежде задавала себе эти вопросы. Много раз, хотя после первых нескольких месяцев она безжалостно изгнала их из ума и своей жизни и забыла все это. Как будто нечто подобное возможно забыть. Она думала в то время, что он приехал потому, что был неравнодушен к ней. Но на обратном пути он был холоднее льда и тише, чем могила.
А затем, на вторую ночь, пытаясь освободиться от кошмарного сна, она увидела его, склонившегося над ней и трясущего ее за плечо. За этим последовало самое невероятное происшествие в ее жизни. Но, это не казалось неправильным вопреки тому факту, что даже поцелуй, дарованный джентльмену, мог скомпрометировать ее. Это не казалось неправильным. Она думала, что он неравнодушен. Она думала, что он любит ее. Это было единственное объяснение всему, которое имело смысл.
Она любила его в эти полчаса. Не только телом, но всей своей сущностью. Она чувствовала правильность происходящего, считая, что он был неравнодушен к ней все это время. Она воспринимала как чудо то, что это случилось как раз после того, когда он как он спас ее. Спас от того, что могло бы — нет, отдалило бы его от нее навсегда.
Но с его стороны это было только вожделение. Холодное, циничное вожделение. Он знал, конечно, что должен предложить ей брак, когда они достигнут Лондона. Так почему бы не поиметь ее во время поездки? Так что он поимел ее, а потом снова стал холодным и безмолвным.
Но почему он последовал за нею? Она никогда не могла придумать удовлетворительного ответа.
Она спустилась с перелаза и медленно пошла по направлению к дороге и дому тетушек. Он был странным человеком. Но он узнал то, зачем приехал, и по ходу этого ему еще раз напомнили, что она питает отвращение к нему, что любая судьба предпочтительнее, чем быть вынужденной выйти за него замуж.
Теперь он уберется. Через день или два — прежде, чем расцветут нарциссы, — молва сообщит, что новый арендатор Ти Маур уехал чуть ли не раньше, чем прибыл.
Все будут разочарованы. Но никто не будет по-настоящему удивлен. В конце концов, что такое место как Рос может предложить молодому и одинокому джентльмену высшего света? Тем более, английскому маркизу.
Она могла бы снова получить шанс на замужество, думала она, остановившись на обочине дороги, хотя ни одной повозки не было видно ни в ту, ни в другую сторону. Он определенно давал понять, что он прибыл, чтобы сделать ей предложение.
Она могла бы, в конце концов, обнаружить, что ее изгнание закончилось всего лишь через пять лет. Она могла бы вернуться в Англию и даже в Лондон, снова заслуживающей уважения как маркиза Эшендон. Она могла бы вести нормальную жизнь как жена и мать.
Пустота могла бы быть заполнена.
Она давно осознала, что тот единственный опыт физической любви, пережитый ею в гостинице где-то к северу от Лондона, имел некоторое отношение к томительному одиночеству, которое она часто ощущала. За очень краткий промежуток времени она узнала иллюзию сокровенной близости с мужчиной. И она знала, что и ее тело, и ее разум, и ее эмоции жаждали такой близости в качестве регулярной, ежедневной части ее жизни. Не только физического акта, но и всего, что он символизирует. Всего, чего он не символизировал в этом особом случае с этим особым мужчиной.
Она любила его. В течение получаса из двадцати трех лет ее жизни она любила его всем своим существом. И в течение пяти лет, последовавших за тем получасом, она ненавидела его так, как она не думала, что кого-то вообще возможно так ненавидеть.
Почему он приехал? Что на самом деле побудило его приехать? Она предполагала, что никогда этого не узнает. Она никогда не увидит его снова.
Мисс Уорсли, тетушки леди Кэтрин Бьюкенен, проживали в скромном коттедже. Они имели в своем распоряжении несколько слуг и считались в округе верхушкой общества. Но богатыми они не были. Их младшая сестра сделала блестящую партию, выйдя замуж за графа Лэмбтона, хотя их отец вовсе не был джентльменом со значительным состоянием или социальным положением. Они же остались незамужними. После смерти отца, когда кузен по мужской линии унаследовал его дом и поместье, они получили свое маленькое наследство и переехали сюда по рекомендации старого друга, выросшего в Уэльсе.
Маркиз Эшендон разузнал все эти детали, когда леди Кэтрин отказала ему и была отослана прожить с ними остаток жизни.
Он посетил коттедж после полудня, намереваясь просто оставить визитную карточку, а на следующий день нанести визит. Но, конечно, это сельская местность, а не Лондон с его строгим кодексом этикета. Всего лишь через несколько мгновений после приглашения войти в холл, он обнаружил, что допущен в скромную гостиную.
Там присутствовали четыре леди. Когда он вошел, три из них поднялись, сделали реверанс и казались весьма польщенными.