Санитар
О деньги, деньги! Тонкая материя. Почему мы стыдливо смолкаем, прежде чем произнесем это слово? Деньги. Которых всегда не хватает. Чтобы купить обновку вместо сносившейся уртки. Катьку обрадовать ве-лосипедом, помочь старикам, живущим на маленькую отцовскую пенсию! Если у тебя есть деньги, ты покупаешь овощи с рынка и превосходное мясо, а не всякую гниль, можешь пообедать в ресторане и не портить се-бе желудок и настроение в столовке. Оставим в покое Гавайские острова и накат океанической волны! Но раз в год на Южный берег Крыма? В свой законный профсоюзный отпуск! А ялтинские цены? А мечта о своем жилье? О махонькой такой кооперативной квартирке в две комнатки! Но своей! Увы, увы! О ней лишь мечтается;! Никогда еще Серый не думал так много о деньгах. Почему мы должны скрывать наши гонорары? Почему он не встретил на Скорой помощи ни одного человека, от-казавшегося бы от денег, если ему давали? Даже хиленькая Ленка Ма-зур, поначалу чуть ли не в обморок падавшая, когда совали, сейчас не отказывается ни от денег, ни от подарочков? Почему Жибоедов завистли-во посматривает на полированные витрины с хрусталем в квартире дирек-тора пищеторга, а потом старательно его раскручивает, заговорщиц-ки суля немедленный эффект от укола французского препарата, случайно оказавшегося у него в кармане, а Серый не препятствует этому, наобо-рот, жаждет расколоть торгаша? Почему в курилке слышатся вздохи, ког-да в который раз рассказывается легенда о помершем бродяге с зашиты-ми в лохмотья бриллиантами, случайно найденными в морге, но проворо-ненными бригадой скорой? Почему мечта санитаров грузинское авто? Представляешь, получаю вызов. Приезжаю первый, до милиции. Ма-шина вдребезги. В обломкахдва мертвых грузина, и у каждого пояс по животу, а в каждом поясе по сто тысяч!
Из- за того, что Жибоедов мечтает о грузинском авто, Серый и не хочет с ним работать. Одно делоторгаша раскручивать, но совсем дру-гое шмонать по карманам. Чаще это была пьянь, псы, те, кого они подбирали. Их положено было обыскивать и все найденное сдавать по акту. В вытрезвителе или милицейском околотке. Или спецтравме, куда везли даже с крохотной царапиной, на всякий случай. В опецтравме, где спать уложат, под микитки пощекочут, будешь брыкаться, по головке не погладят. И Кулиш, тогдашний заведующий, кулакам стучал каждое утро на нерадивых сотрудников, что забывают требовать акт о сдаче ценностей:
Допрыгаетесь до встречи с прокурором! И глазами блестел, играл глазами. Серый слышал, дога-дывался оседает, застревает между пальцами. Но чего не знал, того не знал. Однажды только, когда брали пса, еще по первому году на скорой, и нашли у него пачку купюр, шофер, уж и не упомнишь кто, сказал Се-рому: Хоть на бутылку пятишницу надо взять! Мы же возимся с ним! Нет! заорал Серый тогда. Я тебе дам возможность по-другому заработать! А тут эти мечты о грузинском авто. Серого уже не стеснялись в курилке. Нормальный парень! И нормальный парень понимал, о чем речь. И понимающе поддакивал. И со страхом ждал: что если доведется с кем-нибудь из стариков? Как тогда? Его же остракизму подвергнут! И однажды, выйдя из вытрезвителя, Жибоедов дал Серому рубль. Это твоя доля, усмехнулся, С паршивой овцы… Серый вспотел, как ки-пятком облился. Сказал небрежно: Чего ты! Оставь себе! Как это оставь?удивился Жибоедов. По-честному делюсь. Я не какой-нибудь Минский, который никогда ни копейки не отдаст! Минский был врач, из фельдшеров, он носил пенсне, холил русую эспаньолку и недавно вступил в партию, нацеливаясь ехать в загранку, за денежками. Я санитарский закон знаю! обиделся Жибоедов. Тот рубль Серый взял. Когда на сле-дующий день проснулся, отоспавшись после суток, и вскочил, встрепан-ный, голодный, сквозь отупение нож пронзил: Сделал что-то запретное! Что? Что? Что? Что? проскакало в мозгу, простучало копытами. Вспомнив, затрепетал. Он ограбил человека! Боясь, что Жибоедов его будет презирать! Что он сделал! Тут же врезался страх, что все раскроет-ся, отрезвевший пес напишет заявление, потащат к следователю. Немало наслышался в курилке, как потрошат на Петровке, тридцать восемь, от тех, кто уже успел там побывать. На Петрах допрашивает следователь, сам из санитаров, он все о Моспогрузе знает. У него раскалываются сразу. И не сможешь ты соврать. Как соврешь, если ограбил! Да, да! Ты ограбил человека, своего брата-человека! Серый вспомнил помидорную налитую ряху, раскрытый, храпящий, зловонно дышащий рот, засохшую блевотину на губах, мокрые, расстегнутые, в полосну, штаны, свои изга-женные руки, когда грузил. И это мурло мой брат? Тревога вытащила его на улицу, погнала по Садовому. На Таганке, в Успенской церкви, разменял червонец, половину того, что у него было, и роздал нищим. Немного полегчало. Чудак! рассмеялся Васек, когда Серый осторожно спросил его. Это обязательно надо делать! Только я сам не шмонаю. Зачем? На это есть мои фельдшера. А я делю. Васек все понял без по-яснений. Хреновые рыдания! сказал он. Ты рассуждаешь, беря в принцип следствие. А соображать надо по принципу причины. Ты врач! Почему ты должен возиться с пьянью? Пусть это делают другиемили-ция, вытрезвитель. В этой ситуации ты не выполняешь врачебного долга. Ты исправляешь несправедливость берешь то, что тебе положено. За то, что грузишь, тащишь, пачкаешься, страдаешь морально. Ты выслуши-ваешь эту мерзость, тебе еще и грозят, на тебя лезут с кулаками. Разве на тебя не лезли псы с кулаками? Лезли, отвечал смуро Серый. Но все равно это мародерство! Нет! твердо сказал Стрижак. Это то, что тебе причитается! Оставь ему на опохмелку, а остальное подели с бригадой. А если тебя, пьяного, так же? И поделом!сказал Стрижак. Не попадайся! Не доходи до свинского состояния! Человек за это должен расплачиваться! Больных жалетьтвой врачебный долг. Но псыстатья особая. -Не путай. И видя, что не убедил, закричал:
Да посмотри, что делается кругом.!
Вокруг было всякое. Глухие слухи о том, что где-то крадут тыщи, лизали воспаленный ночной мозг, кусали. На подстанции шептались о ка-ких-то счетах в швейцарских банках, о собственных яхтах, подмосковных виллах и дачах на кавказском побережье, перламутровых мерседесах, об оргиях в откупленных на всю ночь ресторанах, о тайных убийствах, о бесчинствах высоких сил. Становилось страшно, и мутилась, роптала душа, жесточала. То, что поближе, было проще. Вздыхал Жибоедов и завидовал Ершику: Вот везун! Король одиноких инсультов! А у меня трое иждивен-цев, и хоть бы что-нибудь! Опять я своим спиногрызам ничего не принесу! И Серый согласно причмокивал: Плацебо! Голяк, значит. Пусто-пусто. И работы с Жибоедовым старательно избегал. Приятельствовать с Жибой пожалуйста! Пивка попить, в Узбечке пообедать. Это было весело. Тогда круто гуляли. Закатывались после суток на весь день, откуда силы брались. Но никто не знал о другом. Как расставив ноги по бокам распластанного в карете псового тела, сидел над ним доктор Серый и сжимал в обеих руках два полноценных денежных комка, извлеченных только что из мокрых псовых брюк, сжимал и просил себя, и уговаривал: Ну! Возьми же! Слабак! Чистоплюй! Возьми то, что тебе причитается! Ах, как нужны были эти деньги! Хотелось, еще как хотелось их взять! Ну да, тогда соперировали отца и неудачно, покалечили. Сделали вторую операцию, после которой три недели на спине, потом будет ясно, останется отец инвалидом или сможет хотя бы без посторонней помо-щи одеваться. Мать Серого была этой помощью, она выхаживала, нянчила, из палаты не вылезала. Дали сотню заведующему, чтоб не орал на мать и не гнал из палаты, чтобы унялся. Полторастапрофессору, из суеверия и чтоб посматривал хоть иногда. Сестре-хозяйке, чтоб было всегда чистое белье, буфетчице, чтобы можно было разогреть домашнее на кухне, не больничным же кормить. Постовым, анестезиологу, санитар-кам. О! Санитаркам много! Когда привезли отца домой, желтенького, тощенького, но счастливого, посчитали. Всегобольше пяти сотен. Мать-перемать! Ах, как нужны были эти деньги! Ну! Возьми же! Страшно? Боишься? Нет, клянусь! И застонал, люто глядел на пса, зажимая крепко комки. Не могу. Будь ты проклят! Сдал все в спецтравме. Верткий при-нимающий в милицейской рубашечке под серым халатом, тот, у которого глаза всегда смотрят в разные стороны, свел их в изумленный, на Серо-го, взгляд, свел, но тут же разъехался глазами, спохватился.