Непокорное сердце

Шану охватила грусть. Как давно она была в Мервине? Барис сказал, что его не будет всего несколько дней, но если дела задержат его дольше? Что, если он не получит требование графа о выкупе еще несколько дней, а может быть, и недель? Что, если посыльный собьется с дороги, еще хуже – на него нападут налетчики? Барис может никогда не узнать о том, что она находится здесь, и будет считать, что ее нет в живых, как и задумал граф…
Мысли летели дальше. Хотя ей больно было это признать, но пока граф был милосерден к ней. Ее обстоятельства могли быть и гораздо хуже. Он мог бы посадить ее в тюрьму, пока не получит ответа от Бариса. Но насколько хватит его великодушия? В любое время граф может пожелать увидеть ее навеки похороненной в этом кишащем ненавидящими ее людьми дворе в полной изоляции, сгноить в каком-нибудь сыром тесном подвале с мерзкими вонючими существами, которые будут ее единственными соседями по ночам.
Она задрожала. При мысли о крысах мурашки побежали по коже. Никогда Шана не чувствовала себя такой покинутой, как сейчас.
Наконец она взобралась на кровать и легла, уставившись взглядом в потолок. Она молила Бога, чтобы Барис уже вернулся домой и поскорее выкупил ее. Она просила Бога избавить ее от этого английского зверя. И, в конце концов, не столько от этих тяжких размышлений, а просто от скуки, которая убаюкала ее, она уснула.
Комната была вся в розовых отблесках сумерек, когда она проснулась. Подавив зевок, она вскочила с постели весьма вовремя. В комнату входил граф.
Он скрестил руки на груди и довольно насмешливо разглядывал взъерошенную, заспанную Шану.
– Ваш статус подводит вас, принцесса. Если вы думаете, что будете валяться в постели день и ночь, я побеспокоюсь о том, чтобы у вас было чем заняться.
Он еще не сделал и двух шагов по комнате, а она уже ясно ощутила исходящую от него силу – яростную, полную жизни, динамичную и дерзкую. И именно за это она ненавидела его больше всего.
Шана осталась на месте, но выплеснула на него свой гнев.
– Чего вы хотите? – требовательно и зло спросила она.
Он вежливо улыбнулся.
– После того, как вы провели весь день в одиночестве, я решил, что вам нужна компания.
– Только не ваша, милорд.
Торн сдержал огромное желание схватить ее и как следует встряхнуть, чтобы она научилась здраво мыслить… Он думал, что она, наконец, поймет свое положение, но теперь стало ясно, что это не так.
– Полагаю, что вы голодны, принцесса. Я действительно думал пригласить вас вниз, чтобы вы пообедали со всеми вместе.
Ее улыбка была такой же неискренней, как и его.
– Приглашение, милорд? Безусловно, мне не нужно вам напоминать, что я здесь не гостья, а пленница.
Его речь была бойкой и гладкой.
– О, миледи, что вы! Хоть и нежеланная, но вы все же гостья.
– Гостья или нет, – она говорила самым приятным голосом, на который была способна, – но боюсь, что я должна отказаться. У меня нет подходящего платья, чтобы надеть его, вы же видите. Вы очень небрежно отнеслись к подбору моего гардероба. – Она быстро махнула рукой в сторону своих платьев, все еще лежащих на краю кровати. – Эти явно не подойдут.
Улыбка Торна стала холодной как лед. Ее поведение было непредсказуемым, казалось, что она очень несговорчива, к тому же относится к тем людям, которые могут день и ночь спорить обо всем на свете. Он решил, что в детстве она была надменным избалованным ребенком, который со временем превратился в полную самомнения эгоистичную женщину.
– Сожалею, что наш поспешный отъезд помешал нам заняться вашим багажом, принцесса. Я позабочусь, чтобы это было исправлено… Ну, а сейчас придется обходиться тем, что есть. То, что вам кажется недостаточно роскошным, другие, у кого судьба сложилась не так счастливо, сочли бы великолепным. – Он выпрямился. – Я вернусь через несколько минут. На вашем месте я был бы готов к этому времени.
Он был разъярен, она видела это по выражению его лица. Торн словно обжег ее своим взглядом, а затем за ним со стуком закрылась дверь.
Шана поняла, что вела себя грубо и вызывающе и решила взять себя в руки и сделать то, что он приказал. Она переоделась в платье из темного бархата, отделанное золотом по рукавам, с круглым воротом. И только она успела переплести волосы, как дверь со стуком открылась, и вошел Торн.
Граф минуту постоял, разглядывая ее с ног до головы, затем коротко сказал:
– Вас ждут, принцесса. Предлагаю больше не задерживаться.
Закусив губу, Шана осторожно выступила вперед.
– О! Я не сомневаюсь, что они будут рады меня видеть! Лучше бы мне превратиться в камень… – пробормотала она полушутливо, полусерьезно, не рассчитывая на то, что он ее услышит, но он услышал.
– Почему? Покажите свое обаяние и все лучшее, что у вас есть.
Шана ничего не – ответила, только поджала свои изящные губки.
– Что!? – воскликнул Торн. – У вас ничего нет?
Каким-то образом ей удалось сдержаться и не сказать колкость, которая чуть не сорвалась с языка. Он просто смеялся над ней.
Плотно сжав губы, Шана шла за ним вниз по узкой каменной лестнице. Ему доставляет удовольствие разыгрывать ее, но она решила больше не давать ему повода.
Торн не солгал, когда сказал, что все ждут ее. Шана быстро взглянула на высокий стол, за которым сидели сэр Джеффри и еще полдюжины людей. Они оживленно разговаривали, но как только Шана и граф вошли в холл, голоса стихли, и воцарилась тишина. Внимание всех присутствующих переключилось на пару, стоящую у входа. У Шаны вспыхнули щеки. Она не знала, куда себя деть, почувствовав на себе любопытные взгляды. Но хуже всего было то, что все присутствующие знали, в чьей постели она спала эту ночь.
На спину легла рука графа и ласково подтолкнула ее вперед. Совершенно непонятно, почему, но ей было приятно, что он стоял рядом. Он был воплощением мужества и способности защитить ее. Именно этого – доброго мужского покровительства ей так не хватало после смерти отца. Но она почувствовала себя совершенно потерянной, когда он посадил ее рядом с сэром Квентином, а сам сел во главе стола. По его сигналу целая вереница слуг вышла из кухни. Разговор мало-помалу возобновился. Постепенно она пришла в себя от смущения и убедилась, что взгляды, которые на нее бросали окружающие, не были враждебными и злыми, а скорее, сдержанными и настороженными.
Обед был в самом разгаре, но Шана едва притрагивалась к блюдам, которые ей предлагали, оставаясь верной своим привычкам и не обращая внимания на гул голосов. Когда же она случайно посмотрела на другой конец стола, то обнаружила, что лорд Ньюбери внимательно смотрит на нее с какой-то плотоядной выжидательностью. Вскоре все разъяснилось.
– Леди Шана, – сказал он, – мне кажется, вы оказались бы в менее затруднительном положении, если бы назвали имя нашего врага Дракона.
До этого момента граф не обращал на нее внимания. Теперь же она заметила, что его проницательный взгляд был направлен в ее сторону. От одной мысли, что он наблюдает за ней, она вся затрепетала.
Подняв голову, Шана взглянула на Ньюбери.
– Насколько я знаю, – спокойно заявила она, – никто не ведает, кто он, кроме самого Дракона.
– Но вы из Уэльса, миледи, так же, как и Дракон.
Шана положила вилку и посмотрела ему в лицо.
– Вы, конечно, думаете иначе, но уверяю вас, что мои сведения о Драконе не больше, чем ваши.
– Но вы вдобавок еще и племянница Левеллина! Безусловно, вы знаете то, что недоступно простым людям!
Она рассердилась и, не в состоянии скрыть своего негодования, сказала:
– Мы с отцом вели довольно уединенную жизнь в Мервине. В течение нескольких лет я не видела своего дядю Левеллина. И даже если бы я располагала какими-нибудь сведениями о Драконе и рассказала бы вам, неужели вы настолько глупы, чтобы поверить мне?
Ньюбери не ответил, по крайней мере, прямо. Он прошептал что-то своему соседу, и они оба не пристойно рассмеялись.
Сэр Квентин, который сидел, справа от нее, придвинулся ближе.