Женщина в песках

— Ну вот, сиди спокойно, ясно?.. Будешь себя хорошо вести, ничего тебе не сделаю… Но смотри, со мной шутки плохи…
Всматриваясь в ту сторону, откуда слышалось дыхание женщины, он стал пятиться к двери, потом быстро выскочил наружу, схватил лопату и лампу и тут же вернулся в дом.
Женщина повалилась набок. Она часто и тяжело дышала в такт дыханию поднимала и опускала голову. При вдохе она вытягивала челюсть — наверное, для того, чтобы не вдыхать песок из циновки. А при выходе — наоборот, чтобы воздух из ноздрей с большей силой сдувал песок с лица.
— Ладно, потерпишь немного. Дождись, пока вернутся эти, с корзинами. После всего, что я перенес, тебе лучше молчать. Кроме того, я ведь заплачу за то время, что пробыл здесь… Ну а всякие там расходы ты в общем сама подсчитаешь… Не возражаешь?.. Возражаешь?! По правде говоря, мне бы ничего не следовало платить, но я просто люблю, чтобы все было по-честному. Поэтому, хочешь или нет, все равно отдам эти деньги.
Обхватив рукой шею, точно помогая себе дышать, мужчина напряженно, с беспокойством прислушивался к какому-то шуму, слышавшемуся снаружи. Да, лампу лучше потушить. Он поднял стекло и уже готов был задуть огонь… Нет, надо проверить еще разок, как там женщина. Ноги перевязаны достаточно крепко — палец не просунешь. С руками тоже все в порядке — запястья побагровели, обломанные до мяса ногти стали цвета старых, загустевших чернил.
Кляп отличный. Ее и без того бесцветные губы так растянуты, что в них не осталось ни кровинки — ну просто призрак. Сочившаяся слюна образовала черное пятно на циновке, как раз под щекой. Оттуда, где виднелась женщина, в колеблющемся свете лампы, казалось, слышался беззвучный вопль.
— Ничего не поделаешь. Сама заварила кашу… — В его торопливо брошенных словах сквозила нервозность. — Ты меня пыталась обмануть, я — тебя. В расчете? Я ведь все ж таки человек, меня нельзя так вот просто посадить на цепь, как собаку… Любой скажет, что это честная, законная самозащита.
Неожиданно женщина повернула голову, стараясь уголком полузакрытого глаза поймать его взгляд.
— Ну что?.. Хочешь что-нибудь сказать?
Женщина как-то неопределенно покачала головой. Вроде бы и утвердительно, вроде бы и отрицательно. Он приблизил лампу к ее лицу, пытаясь прочесть по глазам. Сначала он даже не поверил. В них не было ни злобы, ни ненависти, а лишь бесконечная печаль и, казалось, мольба о чем-то.
Быть не может… Наверное, кажется… «Выражение глаз» — это просто-напросто красивый оборот… Разве может быть в глазах какое-то выражение, если глазное яблоко лишено мускулов? Но все же мужчина заколебался и протянул было руки, чтобы ослабить кляп.
И тут же отдернул. Торопливо потушил лампу. Приближались голоса переносчиков корзин с песком. Чтобы потушенную лампу легче было найти, он поставил ее на самый край приподнятого над землей пола и, вынув из-под умывальника котелок с водой, припал к нему и стал жадно пить. Потом, схватив лопату, притаился у двери. Он весь взмок. Вот сейчас… Еще пять-десять минут терпения… Решительно подтянул к себе ящик с коллекцией насекомых.
— Эй, — раздался хриплый голос.
— Чего вы там делаете? — точно эхо, послышался другой, еще сохранивший молодые нотки.
Яма была погружена в такой густой мрак, что его, казалось, можно было почувствовать на ощупь, а снаружи уже, наверное, взошла луна, потому что на границе между песком и небом расплывчатым пятном темнела группа людей.
С лопатой в правой руке мужчина пополз по дну ямы.
Наверху раздались непристойные шуточки. Вниз опустилась веревка с крюком, чтобы поднимать бидоны.
— Тетка, давай побыстрей!
В ту же минуту мужчина, напружинившись, кинулся к веревке, подняв за собой клубы песка.
— Эй, поднимай, — заорал он, вцепившись обеими руками в шершавую веревку с такой силой, что, будь это камень, пальцы все равно вошли бы в него. — Поднимай! Поднимай! Пока не поднимете, не отпущу… Женщина в доме валяется связанная! Хотите помочь ей — быстрее тяните веревку. А до тех пор никого не подпущу к ней!.. Если кто попробует сюда сунуться, лопатой башку раскрою… Суд будет — я выиграю! Снисхождения не ждите!.. Ну, что мешкаете? Если сейчас поднимете меня, не подам в суд, буду обо всем молчать… Незаконное задержание — преступление немалое!.. Ну что там? Давайте тащите!
Падающий песок бьет в лицо. Под рубахой, от шеи вниз, ползет что-то неприятное, липкое. Горячее дыхание обжигает губы.
Наверху как будто совещаются. И вдруг — сильный рывок, и веревка поползла вверх. Тяжесть его болтающегося тела, значительно большая, чем он предполагал, вырывает веревку из рук. Он вцепился в нее с двойной силой. Спазма, точно от сдерживаемого смеха, сдавила живот, и изо рта веером вырвались брызги… Продолжавшийся неделю дурной сон рассыпался и улетает… Хорошо… Хорошо… Теперь спасен!
Неожиданно он почувствовал невесомость и поплыл в пространстве… Ощущение как при морской болезни разлилось по всему телу; веревка, которая до этого чуть ли не сдирала кожу с рук, теперь бессильно лежала в ладонях.
Эти мерзавцы отпустили ее!.. Перевернувшись через голову, он неловко упал в песок. Ящик для насекомых издал под ним противный треск. Потом что-то пролетело, задев щеку. Очевидно, крюк, привязанный к концу веревки. Что делают, негодяи! Хорошо, хоть не задел. Пощупал бок, которым упал на ящик, — кажется, нигде особенно не болит. Вскочил как подброшенный и стал искать веревку. Ее уже подняли наверх.
— Дурачье!
Мужчина завопил не своим голосом.
— Дурачье! Ведь раскаиваться-то будете вы!
Никакой реакции. Только тихий шепот — не различишь слов — плывет, точно дым. Что в этом шепоте — враждебность или насмешка, — не разберешь. И это невыносимо.
Злоба и унижение, точно стальными обручами, сковали его тело. Он продолжал кричать, сжав кулаки так, что ногти впились во взмокшие ладони.
— Еще не поняли?! Слов вы, верно, не понимаете, но ведь я сделал такое, что даже вы поймете! Женщина связана! Слышите?.. Пока не поднимете меня наверх или лестницу не спустите, она так и останется связанной!.. И некому будет песок отгребать… Ну как, нравится?.. Подумайте хорошенько… Если все здесь засыплет песком, вам же хуже будет, верно?.. Песок пересыплется через яму и начнет надвигаться на деревню!..
Вместо ответа они просто ушли, слышался только скрип корзин, которые они волокли по песку.
— Почему?.. Почему вы уходите, так ничего и не сказав?!
Жалкий вопль, который уже никто, кроме него, не слышал. Дрожа всем телом, мужчина нагнулся и стал на ощупь собирать содержимое разбитого ящика для коллекционирования насекомых. Бутылка со спиртом, видимо, треснула: когда он коснулся ее, между пальцами разлилась приятная прохлада. Он беззвучно заплакал. Горевал он не особенно сильно. Да и казалось ему, что плачет кто-то другой.
Песок полз за ним, как хитрый зверь. Блуждая в кромешной тьме, еле передвигая ноги он с трудом добрался до двери. Ящик с отломанной крышкой тихонько положил рядом с очагом. Рев ветра разорвал воздух. Из банки у очага он вынул завернутые в полиэтилен спички и зажег лампу.
Женщина лежала все в той же позе, чуть больше наклонившись к полу. Она слегка повернула голову в сторону двери, стараясь, видимо, выяснить, что делается снаружи. Заморгала от света и сразу же снова плотно закрыла глаза. Как восприняла она жестокость и грубость, которую он только что испытал на себе?.. Хочет плакать — пусть плачет, хочет смеяться — пусть смеется… Еще не все потеряно. Я, и никто другой, держу запал к мине замедленного действия.
Мужчина опустился на колено за спиной женщины. Чуть поколебался, потом развязал полотенце, стягивавшее ей рот. И не потому, что почувствовал вдруг угрызения совести. И уж конечно, не из жалости или сочувствия.
Он просто обессилел. И уже не мог выносить этого бесконечного напряжения. Кляп, в сущности, был ни к чему. Если бы тогда женщина и кричала о помощи, это, может быть, наоборот, вызвало бы растерянность среди его врагов и заставило бы их скорее решить все дело.