Союзник (ЛП)

Она вздыхает.
— Ты бы смог уснуть после того, что случилось?
— Нет.
Качая головой, она прислоняется спиной к спинке стула, и Тарик чувствует в этом движении какую-то окончательность. Её следующие слова подтверждают это:
— Я приняла решение по поводу спектория.
Тарик садится напротив, стараясь не выказывать напряжение, которое чувствует. Он не осознавал, что она хотела принять какое-то решение. Должно быть хорошо, что она хотя бы решила пересмотреть своё отношение относительно создания спектория. В его сердце теплится слабая надежда. Возможно, ему не придется призывать её к ответу. Может она сама расскажет ему о других Создателях. И, возможно, будет достаточно простить её.
— Продолжай.
— Если кому-то нужно создавать, то это буду я, — говорит она. — Это мой долг, как королевы. В любом случае, вряд ли Бардо готов взять на себя такую ответственность. Маловероятно, что он сможет управлять своей способностью настолько хорошо, чтобы быть полезным Саю и, прежде всего, при изготовлении кратория. Не имея опыта, трудно создавать спекторий когда тебе захочется. Если обязательно нужно создавать, то это буду я.
Она говорит о Бардо и о себе, но не упоминает о других Создателях. Часть его оптимизма рассеивается.
Всё же Тарик сильно удивлен, что она упомянула о кратории. Он был уверен, что она упорно будет отказываться даже сейчас, как делала всё это время. Но с Хемутом шутки плохи. Ни ему, ни Сепоре не нужен военачальник, чтобы напомнить об этом. Отец всегда внушал, что Хемут — могущественен, и нужно приложить все усилия, чтобы сохранить между ними мир.
Если бы только Сетос присутствовал на тех разговорах.
Но сейчас, когда Сепора говорит о долге, его шок легко уступает место осознанию. Из-за долга перед Теорией она уничтожила сегодня свою репутацию. Она становится такой королевой, какой он надеялся она станет. Но а что с женой, которую он так отчаянно желает?
Когда она говорит о создании спектория, то говорит правду. Просто ему не нравится, что она сообщает это с энтузиазмом дохлого животного. И ее умалчивание о других Создателях наравне с ложью. Он не может себе позволить забыть об этом.
— Спасибо, — говорит он, копируя ее бесцветный тон.
— Теперь, когда всё улажено, нам нужно поговорить о моём отце. И о войне с Хемутом.
— Да. Давай.
— Войны выигрывались и без кратория, — тихо говорит она.
Значит, предложение создавать не подразумевало ее согласия на производство кратория. Он вздыхает.
— Командир Морг обязательно хочет вооружиться им, и я не могу винить его в этом. Рашиди давит на меня каждый день, что бы это стало моей первостепенной задачей.
Сепора закатывает глаза.
— Ну конечно же. Я ничего другого от него не ожидала.
Интересно, закончится ли когда-нибудь вражда между Рашиди и Сепорой. Сказать, что это было бы облегчением — ничего не сказать: их споры и пререкания, кажется, иногда разрывают его на части. Оба для него дороги. Оба ценны для королевства. Но оба стремятся к совершенно противоположным целям. Рашиди хочет, чтобы Сепора создавала. Сепора хочет, чтобы Рашиди съел свою трость.
Почему он всегда должен выбирать между ними? И нужно ли ему вообще выбирать? Он уже больше не знает.
— Хемут силён, Сепора. Быстрое окончание войны означает больше сохранённых жизней. Если мы используем краторий с самого начала, мы победим с небольшими потерями. Умрёт меньше теорийцев, меньше серубелианцев, разве ты не этого хочешь?
— Думаю, ты неправильно понял мою просьбу, — говорит она. — Меня беспокоит не война, а мой отец. Я не доверяю ему. Дать ему доступ к краторию, было бы ошибкой.
— Думаешь, я этого не знаю?
— Тогда, что ты будешь делать?
Он сжимает губы. Они с Рашиди долго обсуждали этот вопрос. Пока король Эрон притворяется, что стремится к миру, он ничего не может сделать. Сокрытие кратория от армии Эрона оскорбит его и даст ему повод повернуться против Теории. В разгар войны с Хемутом это было бы катастрофой. Но если он не скроет краторий от Эрона, то даст ему оружие, чтобы напасть на Теорию. Трудно решить, что делать.
— Я еще не уверен.
— Как думаешь, сколько у нас осталось времени, пока Хемут нападёт?
— Через несколько дней леди Гита прибудет домой, чтобы сообщить Анкору новости. Потребуется около недели, чтобы собрать его армию и еще несколько дней, чтобы добраться до Теории. Жара может замедлить их, но не сильно.
Сепора хмурится.
— Это не так много времени.
— Может и дольше. Но учитывая оскорбление, думаю, он тут же двинется к нашим границам.
— И как долго ты будешь держать Сетоса в тюрьме?
— Пока не почувствую себя лучше.
И этот вопрос не обсуждается. Одно упоминание о брате заставляет вскипать его кровь. Даже сейчас, ему приходиться сжать челюсти, чтобы удержаться от ругательств, которые Сепора не должна слышать. Сетос поставил под угрозу все королевство. Но Тарик понимает, что отчасти виноват в этом сам. Он и его отец, король Кноси. Он дал Сетосу слишком много свободы, был с ним слишком беспечен. Тарик не хотел переворачивать мир Сетоса после смерти отца, но он должен был постепенно начать обуздывать его, подготавливая к жизни принца. В конце концов, Сетос не может избегать своего долга вечно.
Все же именно это он сейчас и сделал. И теперь Тарику придётся разбираться с последствиями.
— Если ты не против, я бы не хотел обсуждать сейчас своего брата.
Сепора выглядит так, словно хочет что-то сказать, но вместо этого скрещивает руки на груди. Она долго изучает его. Эта её новая привычка сводит его с ума. Она смотрит на него с ничего не выражающим лицом. Нет никакого намёка на то, о чем она в этот момент думает. Без сомнения, Мастер Саен научила ее многим эффективным способам увильнуть от Лингота. И, видимо, Сепора была усердной ученицей.
После бесконечно долгого молчания, Сепора говорит:
— Я начну создавать завтра утром. Но, думаю, пока было бы разумно держать это в секрете от моего отца. И, возможно, даже от моей матери.
Тарик более чем удивлен услышать это. До сих пор Сепора демонстрировала определенную лояльность по отношению к своей матери, которую он считал нерушимой. Что изменилось? И знает ли ее мать о других? Спроси ее, дурак. Но он все еще не может. Не может или не хочет.
— Думаешь, что относительно спектория твоя мать встанет на сторону твоего отца?
— Нет. Но она посоветовала мне не создавать из страха, что отец воспользуется этим. Если она узнает, что я… Я просто не хочу ее разочаровывать, если тебе хочется знать.
Ага. Значит она идет в разрез с желаниями матери, чтобы помочь ему. Это больше, чем он осмелился бы когда-нибудь попросить. Нет, не больше. Это то, что она должна была сделать с самого начала. На него снова накатывает горечь. Он не будет ее благодарить за то, что являлось ее долгом все это время. И ему есть, о чем с ней поговорить.
— Думаю, ты принимаешь мудрое решение.
Это все, что он может предложить ей в данный момент.
Она встает.
— Мы должны защитить Теорию. И поступая так, я также защищаю Серубель, — она искоса смотрит на него. — Это еще один секрет, который мы должны сохранить. И скажи Рашиди, чтобы тоже держал рот на замке.
— А что мне сказать Рашиди о других?
Она наклоняет голову.
— Других?
Да, Сепора. Других Создателей в кварталах низкорождённых. Что мне рассказать ему о них?
Цвет покидает ее лицо, как вода разбитый сосуд.
Он проводит рукой по волосам.
— Итак. Ты знала о них. Знала и не сказала мне, даже когда я спросил. Ты помнишь нашу помолвку? Помнишь, как я спрашивал, скрываешь ли ты что-нибудь ещё?
— Я… Я не подумала в тот момент о других Создателях.
Это правда. Гордость пирамид, по крайней мере, она не лгала ему прямо в лицо. Но что потом? Трудно поверить, что когда она размышляла, создавать для него или нет, она не подумала о них.
— Ты ничего мне о них не сказала. Как долго ты знаешь?